– Так ты тоже знал его, Элиазар? – с упреком спросил Симон. – Почему же ты мне ничего не рассказывал?

– Как раз тебе я ничего не мог говорить! – теперь уже со злостью взревел приказчик, больше не заботясь о своих словах. – Ты богат и жаден, ты подбираешь даже хворост у своего холма, тем самым лишая огня вдов и сирот. В его царстве не было места богатым, и мы сразу убрали бы их с дороги, чтобы освободить ему путь, а затем разделили бы поля, виноградники и оливковые рощи между бедными. Конечно, о нем бытовали различные мнения, но думаю, что дети света вернулись бы в Иерусалим, чтобы руководить нами. Во все времена богатые, скрибы и те, кто обладает властью в этой стране, убивали пророков. Я больше не могу сдерживать желчи в своей душе и готов выплюнуть ее под ноги, хозяин! Возможно, ты знаешь, как следует жить в Киринее, а мне хорошо известны нравы Иудеи и Иерусалима, и это наполняет мою душу горечью.

– Если я действительно перед тобой виновен и если правда то, что я отбираю у вдов и сирот хворост, когда приношу его в своем плаще, можешь меня ударить – я это заслужил, – потухшим голосом произнес Симон.

Однако Элиазар не поднял на него руки. Пожалев о сказанном, он понурил голову.

– О, нет! – взмолился он – Мои слова были несправедливы! Ты хороший хозяин, самый лучший, которого только можно найти в наши дни. Ты заботишься о вдовах и сиротах и не взыскиваешь строго за каждый колосок и каждую корзину оливок, позволяя очень многим жить крохами со своего стола. Однако у меня тяжело на сердце и горько на душе из-за Иисуса из Назарета: он показал нам свою силу, многое пообещал и оставил с пустыми руками.

– Только не с пустыми руками! – воскликнул я. – Он щедро оставил нам нечто такое, что драгоценнее всего того, что нам было известно до сих пор. Взгляни!

Я показал ему почти стершиеся следы на земле, а Симон рассказал о том, что произошло, описав человека, вошедшего в комнату.

– Если ты, Закхей, нам не веришь, пойди с моим приказчиком! Обыщи вместе с ним все комнаты и осмотри все углы на террасе, чтобы больше не было и тени сомнения в том, что он исчез точно так же, как появился! А затем возвращайся, и мы решим, как следует поступить.

Стоя в нерешительности, Закхей бросал на нас полные подозрения взгляды, однако наконец принял предложение Симона.

– Если бы при мне были инструменты мытаря, я сумел бы найти в твоем доме самые сокровенные тайники! Если я не отыщу Иисуса, то никому не удастся сделать это, и я почти готов буду поверить, что его здесь действительно нет.

Симон предложил ему взять у слуг все, что помогло бы ему в поисках, и Закхей в сопровождении Элиазара удалился своей безобразной походкой уродца. Вскоре мы услышали шум – подтверждение тому, что он методично обшаривал каждую комнату.

Подавленные, мы с Симоном какое-то время молчали.

– Мы говорили о Закхее, и вот он здесь, – наконец произнес я, – Возможно, в этом стоит усматривать какое-то предзнаменование.

Симон ничего не успел ответить, поскольку за воротами раздался громкий шум, и мы услышали, как привратница отворила! калитку и принялась о чем-то спорить с целой толпой людей, собравшихся у дома. Наконец она предстала с испуганным лицом перед хозяином.

– Не знаю, что делать, – сообщила она – Ничего не могу понять во всем, что здесь происходит. За воротами стоит целая толпа бушующих нищих, которые утверждают, что слышали о том, будто Симон Киринейский сегодня пригласил всех нищих и калек Иерусалима пить и есть в свой дом.

Схватившись руками за голову, Симон воскликнул:

– Сплю я, или это все наяву? Сегодня я не собирался устраивать в своем доме никакого пира! Затем он набросился на меня с обвинениями:

– Ты – безусловно очень хитрый маг! Это ты все подстроил, и теперь я потерял всякий душевный покой!

Он бросился к воротам, а я – вслед за ним. Когда он их открыл, мы увидели, что узкая улочка была полностью забита хромыми, калеками, одержимыми, женщинами и голодными детьми, вокруг глаз которых роились мухи и которые, стоя, все протягивали руки к Симону. Они принялись хором выкрикивать в его адрес похвалу и благословлять его во имя Бога Израиля. Напрасно Симон пытался выяснить, откуда взялся этот беспочвенный слух о пире в его доме. Никто из нищих не смог дать ему вразумительный ответ. С обоих сторон улочки прибывали все новые хромые и калеки, тяжело волочась по земле, чтобы как можно скорее поспеть к банкету.

Наконец Симон решился признать свое поражение. Собрав всех своих слуг, он приказал:

– Впустите этих нищих во двор, но смотрите, чтобы они соблюдали порядок и ничего не украли. Приготовьте хлеб и возьмите в доме все съедобное, раздайте им, чтобы они смогли насытиться. Дайте им также вина из больших кувшинов. Только пусть сюда войдут лишь те, кто уже стоит у ворот: места во дворе всем не хватит.

Затем, обращаясь ко мне, он сказал:

– Благодарю создателя земли и неба за то, что здесь нет моих сыновей Александра и Руфия; они отправились осмотреть мою ферму в Кирьяте и вернутся лишь после субботы. Таким образом, они избавлены от болезней и грязи этих несчастных. А мне безразлично, что со мной может случиться!

И он вышел из дома, чтобы присмотреть за исполнением приказа. Чуть погодя слуги вынесли все съестные запасы, которые они обнаружили в доме, не забыв о масле, муке, меде и сушеных фруктах; они открыли даже сосуды, полные соленой рыбы, и стали раздавать острый соус.

Увидев, что гостей собралось уже более шестидесяти, Симон понял, что всего этого будет недостаточно, и отправил слуг за мукой, чтобы испечь нового хлеба, в то время как люди, устроившись во дворе, смущенно рассматривали греческие колонны, храня при этом молчание, чтобы не рассердить хозяина дома.

Обшарив все комнаты и подвалы, продырявив все мешки и даже перевернув вагончик с углем, тяжело дыша от гнева, с ног до головы покрытый пылью, мукой и вымазанный углем, вернулся Закхей. Он вытер лицо туникой, еще больше размазав по нему грязь.

– Какой ты хитрый! – разволновался он, – Ты и меня хочешь обмануть! Тот, которого ты спрятал, мог преспокойно скрыться в такой толпе нищих и незаметно уйти!

– Как же другие поверят нашим словам и тому, что мы видели собственными глазами, если ты не хочешь мне верить, хотя сам хорошо знал его? – со вздохом спросил Симон. – Он явился тебе на дороге, а нам здесь, в этом доме. Господи, сжалься надо мной! Во имя всего того, что произошло со мной сегодня, я уверовал, что он воскрес и потрясает мир точно так же, как все перевернул в моем доме! Расскажи мне о нем и о том, что он проповедовал, Закхей. Говори, чтобы мы могли понять, чего он хочет от нас.

Он сам сходил за водой и, чтобы помириться с Закхеем, омыл ему голову, а Элиазар – ноги. После этого он дал ему чистый плащ. Бывший мытарь, видя нашу жажду услышать из его уст слова о вечной жизни, успокоился.

– Он проповедовал при всех и ничего тайного мне не сообщал, – сказал он. – Войдя в Иерихон, он вернул зрение одному слепому, уверовавшему в него. В разговоре со мной он сказал: «Сын Человеческий пришел отыскать и спасти то, что утрачено». Он еще сказал, что в его царстве скорее примут одного раскаявшегося грешника, чем девяносто девять не согрешивших праведников.

– Это же несправедливо! – вмешался Симон – Какая же тогда может быть радость для человека, старающегося жить праведной жизнью, если Господь отворачивается от него и даже не желает с ним говорить? И как грешник в глазах Господа может снискать большую благодать?

Движением руки Закхей попросил его помолчать.

– Он назвал меня по имени и, несмотря на то что я был презираемым всеми грешником, пришел ко мне в гости. Когда он произнес мое имя, обида, травившая мою душу из-за большой головы и уродливого тела, прошла, и я, ненавидевший всех людей на свете, был признан и прощен царем Израиля, Давидовым Сыном! Что с тех пор для меня благожелательность людей? Я стал свободным и в радости раздал половину своего состояния нищим. Однако не думаю, что вам дано это понять!