Когда Традескант добрался до Гааги, он отослал нагруженную баржу, отдав распоряжение отправить все растения прямо в Англию. Он стоял на каменной пристани и смотрел, как медленно уплывают покачивающиеся верхушки деревьев. Некоторые вишни были уже с ягодами, и как только баржа удалилась за пределы слышимости, Джон с раздражением увидел, как лодочник сорвал горсточку вишен и съел их, легкомысленно выплюнув косточки в зеркальную воду канала.

Во Фландрии Джон купил виноградные лозы; готовя их к путешествию, с них обрезали желтые листья и тяжелые черные гроздья ягод. Традескант приказал завернуть корни в мокрую мешковину и поместил лозы в старые винные бочонки. Аккуратным почерком, которому его обучила Элизабет, он заранее написал письмо с инструкциями для садовника из Хатфилда, который должен был встретить груз в доках, отвезти домой на телеге и обязательно сразу прикопать, а потом скрупулезно поливать каждый день на рассвете, пока Джон не вернется.

В Гааге Традесканта принял садовник принца Оранского, который показал гостю красивый сад за дворцом, выполненный в стиле европейского шика с широкими величавыми аллеями и большими каменными колоннадами. Джон рассказал о своей работе в Теобальдсе, о том, что посадил между шпалерами растения и заменил цветные камни в партере регулярного сада лавандой. Садовник принца кивал с энтузиазмом и провел Традесканта в маленький сад сбоку от дворца, где попытался исправить существующий стиль и где шпалеры были заменены аккуратно подстриженной лавандой. Так партер приобретал более мягкие очертания, чем при использовании традиционных самшитовых шпалер. В лаванде не заводились насекомые, а когда женщина проходила по дорожке, ее юбки задевали лепестки, и распространялся аромат. В конце встречи Традескант получил коробку с посадочным материалом и рекомендательное письмо в главный ботанический сад в Лейдене.

По суше он добрался до Роттердама. Езда на крупной лошади с широкой спиной причинила ему достаточно неудобств. Всю дорогу он искал фермеров, говорящих по-английски, которые могли бы рассказать ему, как выращивают свои драгоценные тюльпаны. В темных подвалах постоялых дворов, попивая вкусное крепкое пиво, которое называлось нефильтрованным и было внове для Джона, они клялись и божились, что новый цвет попадает в тюльпан, если удается разрезать самую сердцевину луковицы.

– А это не ослабляет луковицу? – поинтересовался Джон.

Фермеры отрицательно закачали головами.

– Это помогает им делиться, – подал голос один из них. – Размножаться. И тогда что ты имеешь?

Джон пожал плечами.

– Две луковицы там, где была одна, – объяснил фермер. – И если цветы вырастут разного окраса, тогда ты в тысячу раз увеличишь свое состояние. Ну а если они останутся того же цвета, их просто станет в два раза больше, и ты все равно получишь двойную прибыль.

– Это просто чудо какое-то, – изумился Джон. – Без лишних усилий денежки удваиваются каждый год.

Фермер откинулся назад на своем стуле и добродушно улыбнулся:

– Не просто удваиваются. Цены постоянно растут. От сезона к сезону покупатели готовы платить все больше и больше. – С видом полного удовлетворения он почесал обширный живот. – Прежде чем я уйду на покой, я обзаведусь приличным домом в Амстердаме. И все благодаря своим тюльпанам.

– Я буду покупать у вас, – пообещал Джон.

– Милости просим на аукцион, – твердо произнес фермер. – Я не продаю частным образом. Тебе нужно участвовать в торгах.

Традескант колебался. Аукцион в чужой стране на незнакомом языке мог оказаться слишком дорогим удовольствием. Тут еще один фермер подался вперед и сказал:

– Ты обязан. Рынок тюльпанов полностью поделен. Все должно проходить коллегиально, в оговоренном порядке. Без участия в аукционе ты ничего не сможешь приобрести. Идет строгий учет, сколько можно заработать на каждом окрасе.

– Но я лишь собираюсь купить цветы, – запротестовал Джон. – Я не желаю участвовать в коллегиальных торгах и не понимаю, как это делается. Я просто хочу купить цветы.

Первый фермер покачал головой:

– Для тебя это просто цветы, а для нас торговля. Мы, торговцы, образовали коллегию, покупаем и продаем друг у друга на виду. Благодаря этому мы знаем цены, следим за их ростом и не отстаем от рынка.

– Что, цены растут так быстро? – уточнил Джон.

– Никому не известно, как высоко они поднимутся. – Фермер широко улыбнулся и отхлебнул из большой кружки с элем. – На твоем месте я бы спрятал английскую гордость, обратился бы в коллегию, сделал заявку и приобрел цветы сейчас. В следующем году все подорожает, а тем более через два года.

Джон оглядел таверну. Крестьяне вокруг дружно закивали, причем без малейшего желания побыстрее заключить сделку, а со спокойной уверенностью участников неудержимо растущего рынка.

– Я возьму дюжину мешков простых красных и желтых, – решился Джон. – Где тут ваша коллегия?

– Да прямо здесь. – Фермер ухмыльнулся. – Нет такого дела, ради которого мы бы встали из-за стола.

Он взял чистую обеденную тарелку, нацарапал на ней цену и подтолкнул тарелку к Джону. Сосед Джона по столу ткнул его локтем в ребра и прошептал:

– Многовато. Сбей по крайней мере на дюжину гульденов.

Исправив цену, Традескант отправил тарелку обратно; продавец стер свою прежнюю цифру и написал новую. Джон согласился, и тарелку повесили на крюк на стене. Фермер протянул мозолистую руку.

– И это все? – осведомился Джон, пожимая ее.

– Все, – подтвердил продавец. – Бизнес у нас делается открыто, там, где каждый может видеть цену. Честно и справедливо, без ущерба для покупателя и продавца.

Джон кивнул.

– С вами приятно иметь дело, господин Традескант, – добавил фермер.

На следующий день тюльпаны были доставлены на постоялый двор. Джон отправил груз с курьером, дав строжайшие указания следить за ним, пока в лондонских доках его не погрузят в фургон из Хатфилда. Также Джон послал письмо в Меофем, в котором передал привет и поцелуи малышу Джею и сообщил, что едет в Париж.

Как только Традескант запечатал письмо и передал его курьеру, он вдруг осознал, что стал настоящим путешественником. Его не пугали особенности Европы; он испытывал глубокое пьянящее чувство от того, что может нанять лошадь, сменить ее на другую, потом еще на одну и еще, пересечь верхом всю Европу, побывать в самом сердце католической Испании и даже забраться в Африку. Джон больше не был островитянином – он превратился в путешественника.

Он стоял у канала и смотрел, как баржа увозит прочь его драгоценные тюльпаны, затем повернулся и пошел назад на постоялый двор. Его уже ждала оседланная лошадь, походный мешок тоже был готов. Традескант полностью рассчитался, набросил на плечи толстый плащ, сел в седло и направил лошадь к западным воротам.

– Куда собрались? – окликнул его один из продавцов тюльпанов, увидев, что хороший клиент уезжает.

– В Париж, – крикнул Джон и засмеялся собственному волнению. – Хочу посетить сады французского короля и приобрести кое-какие растения. Мне нужно много. Наверное, придется скупить пол-Европы.

Продавец заулыбался, помахал ему рукой, и лошадь, позвякивая металлическими подковами о булыжную мостовую, неспешно вывезла Джона на большую дорогу.

Дороги были хорошими до самой границы, потом они ухудшились и превратились в грязные тропы, изобилующие выбоинами. Джон внимательно всматривался в леса с замками, скрывающимися среди деревьев. Как только он замечал свежепосаженную аллею, ведущую к замку, он сворачивал с пути, находил садовника и выяснял у него, где тот брал деревья. Если Традесканту попадался хороший поставщик редких деревьев, Джон оставлял заказ на сто штук и договаривался, что, когда похолодает и деревья можно будет благополучно транспортировать, их отправят в Хатфилд. Для самого великого графа Сесила.

По мере того как Джон приближался к Парижу, леса редели, за исключением тех, которые берегли для охоты. Вдоль дороги выстроились небольшие сельские домики с огородами, удовлетворявшими ненасытные аппетиты города. Со своей выигрышной позиции на спине лошади Джон заглядывал поверх оград и изучал французские грядки. Как уроженец Кента он мог пренебрежительно отнестись к качеству местных яблок, но завидовал размеру и спелости слив; раз шесть он останавливался и покупал деревья, относящиеся к новым сортам.