– Ого! – искренне удивился Джон. – Я даже не подумал.

– Но я развела небольшой садик, – робко продолжала Элизабет. – Надеюсь, тебе понравится.

Она показала на ровный участок перед задней дверью. На земле с помощью колышков и веревочек был огорожен квадрат, внутри которого по-змеиному извивались контуры лабиринта.

– Я собиралась выложить все мелом и кремнем, чтобы получился черно-белый рисунок, – пояснила Элизабет. – Боюсь, если взять что-нибудь мягче камешков, цыплята дорожки не пощадят.

– Цыплят нельзя пускать в регулярный сад, – решительно заявил Джон.

Его жена фыркнула от смеха. Он посмотрел вниз и, к своему изумлению, снова обнаружил розовую счастливую мордашку.

– Ну, цыплята нам необходимы, это яйца и обед, – промолвила она. – Поэтому придется тебе поломать голову, как их отвадить от сада.

– В Теобальдсе мне досаждают олени! – воскликнул Джон с широкой улыбкой. – И это так несправедливо, что и в моем собственном садике какие-то паразиты портят растения.

– Тогда давай выделим для цыплят другой участок, – предложила Элизабет. – А на этом ты сможешь выращивать все, что пожелаешь.

Оглядев истощенную светло-коричневую почву и кучу мусора неподалеку, Джон пробормотал:

– Вряд ли это идеальное место.

– Конечно, после Теобальдса, – вздохнула Элизабет.

Традескант сразу увидел, что румянец и счастливое выражение исчезли с ее лица. Теперь она выглядела уставшей.

– Элизабет! – опомнился он. – Я не то имел в виду…

Однако она уже отвернулась и направилась к дому. Джон поспешил следом и был почти готов взять ее за руку, но дурацкая робость остановила этот порыв.

– Элизабет, – повторил он более нежным голосом.

Она заколебалась, но не обернулась, лишь прошептала:

– Я боялась, ты бросил меня. Опасалась, что ты женился на мне только из-за обязательств, что получишь мое приданое и после этого никогда не приедешь.

Традескант был ошеломлен ее словами:

– Что за глупости! Конечно я бы приехал! Я взял тебя в супруги с честными намерениями! Конечно я бы приехал!

Элизабет опустила голову, подняла фартук и промокнула глаза.

– Ты не писал, – укорила она. – А прошло уже два месяца.

На сей раз отвернулся Джон. Он бросил взгляд в сторону от дома, туда, где его лошадь паслась на крошечном пастбище, на холм, где возвышалась церковь с квадратной колокольней, указывающей в небо.

– Это верно, – коротко отозвался он – Но я собирался написать…

Его жена подняла голову, все еще стоя к нему спиной. Джон подумал, что они выглядят как пара идиотов, отвернувшихся друг от друга, вместо того чтобы обниматься.

– Почему же ты не писал? – поинтересовалась Элизабет.

Традескант откашлялся, пытаясь скрыть смущение.

– Я не очень-то умею писать, – неловко проговорил он. – То есть совсем не умею. Читать немножко могу, понимаю очень хорошо, а вот писать не обучен. Да и в любом случае… я бы не знал, что сказать.

Теперь каблуком сапога для верховой езды Джон ковырял пыль в углу ее маленького квадратного дворика, испещренного следами цыплячьих лапок. Наконец Элизабет обернулась.

– А что бы ты сказал, если бы собрался написать мне? – полюбопытствовала она.

Ее голос был мягким и соблазнительным; на такой голос реагируют мужчины, такой голос приковывает навсегда. Джон устоял перед соблазном крутануться на каблуках, схватить Элизабет и зарыться лицом в ее шею.

– Я бы сказал, что сожалею, – хрипло произнес он. – Сожалею, что был в дурном настроении в нашу первую брачную ночь, что утром мне пришлось тебя оставить. Когда я рассвирепел из-за этих орущих придурков, я был уверен, что у нас будет следующий день, который мы проведем в покое, что все неудачи я исправлю. Я надеялся, что мы проснемся рано утром и я буду любить тебя. Но потом явился гонец, я отправился в Лондон, и у меня не было возможности сказать о том, что я сожалею.

Неуверенно она шагнула вперед и положила руку ему на плечо.

– Я тоже сожалею, – ответила она просто. – Я думала, мужчинам легче, ведь они делают только то, что хочется. Я боялась, что ты не спал со мной потому… – Голос ее пресекся, и она чуть слышно закончила: – Потому что я отвратительна тебе. И ты уехал в Теобальдс, чтобы больше никогда меня не видеть.

Джон вихрем повернулся к жене и прижал ее к сердцу.

– Нет! – с пылом возразил он. – Ты вовсе не отвратительна.

Элизабет не выдержала и разрыдалась. Она была теплой в его руках, и кожа у нее была мягкой. Он поцеловал ее лицо и мокрые глаза, ее гладкую ароматную шею и ямочки на ключицах в вырезе платья. Вдруг желание разлилось по его телу так же неукротимо и естественно, как весенняя гроза проносится над лугом. Он подхватил жену на руки, внес в дом, пинком захлопнул за собой дверь и уложил Элизабет на коврик перед слабым огоньком камина, где она одна-одинешенька провела много долгих вечеров. Традескант любил ее, пока не стемнело, и только свет пламени освещал их сплетенные тела.

– Нет, я не чувствую ни малейшего отвращения к тебе, – заверил он.

Когда пришло время ужинать, они поднялись с пола, усталые и продрогшие.

– У меня есть хлеб, сыр и бульон, – сообщила Элизабет.

– Все подойдет, что есть в кладовке, – ответил Джон. – А я принесу дров для очага.

– Сбегаю к матери, одолжу тушеного мяса. – Элизабет надела через голову серое платье, повернулась к мужу спиной и попросила завязать тесемки белого фартука. – Я на минутку.

– Передавай им привет, – отозвался Джон. – Загляну к ним завтра.

– Мы можем вечером поужинать у них, – предложила Элизабет. – Они будут рады повидать тебя.

– У меня на сегодня другие планы, – заявил Джон и со значением улыбнулся.

– Ах! – Элизабет от смущения бросило в жар. – Тогда я пошла за мясом.

Джон кивнул. Элизабет застучала каблуками по кирпичной дорожке, потом звук ее быстрых шагов донесся с улицы. Традескант положил в очаг солидную охапку дров и отправился посмотреть, как там его лошадь. Когда он вернулся, Элизабет уже помешивала в горшке, свисающем на цепи с вертела, на столе были хлеб, молодой сыр и два кувшина некрепкого эля.

– Я принесла свою книгу, – осторожно промолвила она. – Я подумала, может, мы почитаем ее вместе.

– Какую книгу?

– По которой я училась, – пояснила Элизабет. – Мой отец учил меня читать и писать, в этой книжке я делала уроки. Там еще остались чистые страницы. Если ты не против, я могла бы научить тебя.

Сначала Джон хотел дать ей решительный отпор. Сама мысль о том, что жена может чему-то учить мужа, противоречила законам природы и законам Божьим. Но Элизабет выглядела такой милой и такой юной. Волосы у нее растрепались, чепец сбился набок. Лежа на его плаще, на полу их маленького домика, она была нежной, отзывчивой на его ласки и даже откровенно страстной. Традескант вдруг понял, что не желает жить по законам Божьим и законам природы. Вместо этого он скорее склонен был угодить жене. Кроме того, было бы неплохо научиться читать и писать.

– Ты умеешь писать по-французски? – поинтересовался Джон. – А латинские слова?

– Да, – подтвердила Элизабет. – Хочешь выучить французский?

– Я говорю по-французски, немного по-итальянски и по-немецки. Достаточно для того, чтобы сообразить, когда моего хозяина пытаются обмануть, если я покупаю для него растения у моряков. Еще я знаю кое-какие названия растений по-латыни. Но я никогда не учился писать ни на одном из этих языков.

Лицо Элизабет осветилось улыбкой.

– Я могу научить тебя.

– Хорошо, – согласился Джон. – Только никому не рассказывай.

Она посмотрела на него открытым и честным взглядом:

– Конечно. Это будет между нами. Как и все остальное.

Той ночью в тепле и уюте большой кровати они снова занимались любовью. Элизабет, освободившись от страха, что муж бросит ее, открыла в себе чувственность, о которой и не подозревала. Она льнула к Джону, обхватывала его руками и ногами и задыхалась от наслаждения. Потом они закутались в одеяла и уселись рядышком на кровати, любуясь глубокой синевой ночного неба и яркой белизной тысяч звезд.