Однако Рим наряду с эллинизмом сыграл в распространении христианства решающую роль. В писаниях апостола Павла встретились и образовали синтез три важных для истории элемента: вскормленный еврейской духовностью пророческий пафос, который наложился на греческую интеллектуальную глубину, и римская цивилизация, создавшая организационные рамки для торжества христианства в мировых масштабах. Историческое значение христианства, представляемого Павлом, заключалось в том, что благодаря ему и в христианстве как движении, и в идеологии христианства на передний план вышел человек как таковой; это особенно четко высказано в Послании к галатам: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3: 28).
Осуждение непримиримого отношения к богатым и власть имущим, свойственного ранним христианским общинам, имеет место уже у апостола Павла; во II же веке само отношение это постепенно менялось под влиянием того очевидного факта, что Искупление отодвинулось куда-то в далекое будущее. Превращение христианства в массовое движение сопровождалось изменением социального состава общин: к христианству присоединялось все больше зажиточных и знатных граждан. Стремление к всеобщности, всеохватности проявляло себя не только в географическом, но и в социальном плане. Это обстоятельство вело к тому, что от христианства ждали одновременного удовлетворения требований, часто прямо противоположных, исходящих от угнетенных и от угнетателей. Идеология и политика паулианства как раз и позволяла найти приемлемый выход из этого противоречия. Согласно апостолу Павлу, власть дарована человеку Богом. «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», – читаем в Послании к римлянам (Рим., 13: 1). Подобный подход виден, например, и в том, что, по христианской логике, свободный человек и раб равны перед Богом, но раб должен смириться со своей судьбой, ибо так предопределено Богом, и против власти нельзя восставать, «противящийся власти противится Божию установлению» (Рим., 13: 2).
Так, инстинктивные революционные и коллективистские традиции древних общин утрачивали свою остроту (или частично встраивались в существующую идеологию), и из паулианства рождалась институциональная церковь, то есть постепенно формировалась монархическая церковная организация. Появление же церковной организации позволило паулианству – как самому реалистическому направлению в христианстве, – одержав победу во внутрицерковной борьбе, заключив компромисс с существующей властью и окончательно порвав с еврейскими корнями, объединить догматы и ритуалы новой религии в единую систему.
В раннем христианстве верующие не думали о создании каких-либо твердых организационных рамок прежде всего потому, что ожидали скорого конца света. Когда ожидания эти утратили свою актуальность, община должна была настроиться на долгую перспективу. Что с необходимостью повлекло за собой такие вещи, как укрепление организационных рамок, создание правил для выполнения определенных функций, отделение клира от мирян. В обретающих стабильность христианских общинах распространением вероучения и поддержанием контактов между общинами занимались странствующие проповедники, или апостолы. Священнослужители, жившие при общине, назывались пророками, они на постоянной основе выполняли культовые действия и проповедовали. Внутри общины особым почетом пользовались пресвитеры (старейшины) – здесь еврейская традиция еще сохранялась; их мнение по тем или иным вопросам принималось во внимание, но харизматической властью они не обладали. Для ведения различных дел, связанных с жизнью общины, избирались облекаемые теми или иными полномочиями лица (говоря современным языком, служащие). Диакон (слуга) изначально действительно был слугой, он прислуживал при общей трапезе (агапа) за столом. Из этой функции и образовалась должность диакона, обязанностью которого было прислуживать, помогать епископу. Потребность в совместном владении имуществом в общине постепенно слабела и со временем сошла на нет, однако долго еще сохранялась общая касса, общая сокровищница, где хранились дары и пожертвования, полученные общиной. Членов общины, которые ведали кассой и сокровищницей, называли епископами (надзирателями). Так что епископ изначально был кем-то вроде ответственного за хозяйство, казначея. Таким образом, авторитет диакона и епископа в то время был всего лишь авторитетом выборного лица, тогда как пресвитеры пользовались почетом по традиции, а пророки и апостолы обладали реальной харизматической властью.
В самой ранней христианской общине каждый ее член в равной мере имел право проповедовать, учить, быть доктором (то есть толкователем Библии). В ходе развития и преобразования христианского движения и общин роль апостолов, пророков и докторов уменьшилась или, во всяком случае, сушественно изменилась. В соответствии с новой ситуацией доктора стали называть себя толкователями, имеющими на это призвание и исключительное право, то есть попами, клириками, среди которых позже установился свой иерархический порядок. По отношению к этой иерархии остальные члены общины были просто непосвященными верующими, мирянами.
Но разделение на посвященных и непосвященных еще далеко не завершилось. Апостол Павел, даже говоря о клириках, настаивал на том, что крепкая семья является обязательным условием истинно праведной жизни. В Первом послании к Тимофею мы читаем (речь идет о выборе епископа): «Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен» (1 Тим., 3: 2). Там же сказано о диаконе: «Диакон должен быть муж одной жены, хорошо управляющий детьми и домом своим» (1 Тим., 3: 12). Таким образом, указания Павла направлены только против многоженства, о безбрачии же он не говорит ни слова, безбрачие считалось скорее несовместимым с положением клирика.
Выборные главы христианских общин, заботясь о распространении веры и ища пути соглашения с властью, все сильнее ужесточали организационные ограничения и устрожали дисциплину. Начиная с конца I в. демократические принципы, на которых строилась церковь, постепенно вытеснялись пожизненным правлением пресвитеров и епископов, которые заявляли, что авторитет свой они обрели, унаследовав его от первых апостолов. С середины II в. епископ становится в общине главным должностным лицом и абсолютным авторитетом; правда, его по-прежнему избирает паства вместе с формирующимся клиром. Епископ становится главным вероучителем и повелителем в общине (хотя раньше не был ни тем ни другим). Он наделен правом судить рядовых верующих и даже пресвитеров. Перестройка общин, разделение их на клир и паству делает понятным, почему христианство, руководимое священниками, профессиональными чтецами и толкователями текстов, сначала стало движением городским и интеллектуальным. (В провинции христианство не могло пока распространяться с такой же скоростью, там еще была жива старая, paganus [то есть деревенская] религия, – отсюда слово «поганый», «pogány», которое в венгерском языке означает «язычник»[13].)
С середины II в. наступает новый этап централизации. К этому времени соседние общины вступают в тесный контакт друг с другом. Как правило, епископы городских, более богатых общин берут под свое крыло общины в окрестностях города. Процесс этот, по всей очевидности, тесно связан с хозяйственной деятельностью, которой занимается епископ: абсолютным лидером экклезии становится тот, в чьих руках находится имущество данной общины. Епископаты, возникающие главным образом в городах, показывают, что христианство в античном мире было религией в первую очередь городского населения, ремесленников. Во второй половине II в. христианство – если сравнить его с предшествующим периодом, когда оно состояло из конкурирующих между собой, независимых друг от друга общин, – превратилось в широкую сеть тесно связанных друг с другом церквей. В некоторых регионах у общин появился один общий глава – в лице епископа, резиденция которого находилась в городе. Подчиненное епископу духовенство (клир) набиралось из пресвитеров и диаконов.
