За всеми этими изменениями в организационной структуре христианства стояли определенные социальные и идеологические перемены. Так, в общине все большую роль играют те богатые и знатные люди, против которых менее чем столетие назад провозглашалась беспощадная борьба. С присоединением к церкви богачей увеличивалась общинная собственность, а значит, возрастала и власть тех, кто ею управлял. Сращению богатства с духовной властью способствовало, в конце концов, и то, что епископы во многих случаях и сами изначально были людьми далеко не нищими. Теологическую базу епископской власти, формирующейся в ходе истории, обосновали во многих отношениях задним числом, уже в прочно стоящей на собственных ногах церкви: истоки этой власти возводили, через апостолов, фигурирующих в подредактированных с течением времени евангелиях, к самому Иисусу Христу. Так во второй половине II в. завершился первый и наиболее важный период развития христианства: сформировался институт епископата, а вместе с ним и церковь как институт.

Процесс централизации внутри христианства протекал не одномоментно. Скорее всего, система епископата сложилась поначалу не в Риме, а на Востоке, в Малой Азии. Во второй половине II в. христианское движение управлялось епископами, поддерживавшими регулярные контакты друг с другом, и состояло из сети находившихся под их строгим надзором местных церквей, которые стремились к единообразию и в догматах веры, и в организационных принципах. Во многом благодаря этому христианство и оказалось способным – по крайней мере, в своей духовной сути – выстоять в условиях охватившего Римскую империю кризиса.

Епископальная организация церкви впервые открыла возможность достижения общего согласия в вопросах канонизации (единообразия) догматов христианской веры. В молодой церкви неизбежно появлялось множество лжеучений (ересей) в форме отклонения от успевших сложиться идейных, теоретических или организационных традиций. Вообще говоря, возникновение ересей показывает, что к началу II в. уже было от чего отклоняться, то есть имелось претендующее на всеобщее признание вероучение, которое многие церкви принимали, в то время как другие что-то в нем отвергали. (Пока не было церкви, объединенной в единую систему, каждая экклезия считала свое учение единственно правильным.) В борьбе различных, взаимно обвинявших друг друга в заблуждениях и раскольничестве (схизма) направлений и выковывалась претендующая на всеобщность (католическая) церковь, в религиозной форме выражавшая те политические устремления, которые были направлены на единение распадающейся империи.

В молодой церкви, надо полагать, было много теологических и организационных вопросов, которые требовали решения. Единство церкви и единство борьбы с лжеучениями обеспечивалось соборами, с конца II в. созывавшимися уже регулярно. Особенно бурно проходили соборы в восточных церквах; в полемике, которая здесь велась, вырастали ведущие теологи (Отцы Церкви), разрабатывающие единое христианское вероучение. Как правило, на соборы съезжались епископы какого-либо региона (провинциальный собор), чтобы обсудить спорные вопросы и выработать единую позицию. Здесь еще сказывалось то обстоятельство, что таких понятий, как вселенская церковь, Вселенский собор, пока не существовало, – то есть в форме собора продолжал жить принцип коллегиального управления церковной системой, осуществляемого епископами равноправных церквей.

В III в. власть и авторитет епископов упрочились, к задачам управления, литургического служения и обучения добавились такие функции, как охрана чистоты и аутентичного истолкования вероучения. Незыблемый авторитет епископства как института обосновали: с теологической стороны Иреней (ок. 130–202), с правовой – Тертуллиан (160–230?). Истоки епископства как коллегиального института и власть, которой наделены епископы, оба теолога возводят к апостолам, апостолы же получили власть от самого Христа. В этой конструкции еще не было речи о примате римского – или какого-либо другого – епископа, о его верховенстве над остальными епископами.

Что нам известно конкретно о формировании римского епископства и о его ранней истории? Первым епископом Рима, согласно католическому учению, был сам святой Петр, но заслугу в основании римской церкви он должен был разделить с Павлом. С точки зрения истории нет ничего невероятного в том, что Павел – который, в отличие от Петра, был римским гражданином – в 61 г. оказался в Риме. О Петре же мы знаем, что он проповедовал в Антиохии – и оттуда прибыл в Рим, но прибыл, несомненно, позже Павла. Легенда о встрече Петра и Павла в Риме, об их совместных деяниях и о мученической смерти, ставшей уделом обоих, обретает смысл в контексте истории объединения различных направлений внутри христианства.

Оба апостола, по всей вероятности, пали жертвой гонений на христиан, начавшихся при императоре Нероне, в 64 г., после пожара Рима; правда, ясными и однозначными сведениями об их судьбе мы не располагаем. Однако и то, что известно, дает основания сделать вывод: Петр еще никак не мог быть епископом Рима в том значении этого слова, какое оно приобрело позже: в 60-х гг. в Риме еще не сложилась епископальная церковь. Однако значительная часть исторической литературы считает вполне вероятным, что Петр действительно прибыл в Рим и там они вместе с Павлом приняли мученическую смерть. (У нас нет причин оставлять без внимания и «Климентины»[14], согласно которым Петр погиб мученической смертью в 64 г. в Риме.)

Впрочем, для того чтобы доказать и понять, как возникало и утверждалось первенство римских епископов в христианской церкви, как складывалось их верховенство в трактовке догматов вероучения, особой необходимости доказывать факт иерархического значения римского епископства Петра нет. Другое дело, что легенды, связанные с фигурой Петра и говорящие о его верховенстве в статусе римского епископа, сами стали фактором, формирующим историю. Рим, еще до появления в нем Петра, не просто поднялся выше Антиохии – места, где, судя по всему, проповедовал Петр, – но стал центром тогдашнего мира, экономическим и политическим центром империи. Первенство римского епископа в христианской церкви обусловлено было не только Евангелиями, но и не вызывающей никаких сомнений ведущей политической ролью Рима.

О римских епископах первых трех столетий мало что известно; мы знаем лишь их имена, которые содержатся в так называемых папских списках. Сведения о первых папах дошли до нас только в легендах, созданных позже и сохранившихся в «Liber Pontificalis»[15]. Долгое время принято было считать, что первые три века истории папства – эпоха апостолов, эпоха катакомбной церкви – являлись сплошным периодом мученичества. Согласно папским спискам, от святого Петра до папы Мильтиада (ум. 314) в Риме было тридцать два епископа: двое из них умерли в изгнании, остальные тридцать приняли мученическую смерть. В действительности же о большинстве из них мы вообще не знаем, кем они были и как умерли. Если римские епископы первых столетий, в соответствии с римскими законами, не допускались к участию в публичной государственной и общественной жизни, то отсюда еще не следует, что они были осуждены на смерть. У ранних католических авторов – собственно только у них – можно встретить утверждение, будто именно гонениям, которым подвергались верующие во II–III вв., и большому количеству мучеников обязано христианство своим стремительным распространением в империи.

Действительно, в соответствии с духом римских законов христианство, как только оно отделилось от иудаизма (который был в империи признанной религией), сразу стало религией запрещенной, и ее, как новшество, могущее быть опасным для государства, стали преследовать официально. Неприязненное отношение к новой вере было вызвано тем обстоятельством, что христиане не желали приносить жертвы официальным римским богам, в отличие от приверженцев других новых религий, по тем или иным причинам оказавшихся на территории империи. Неприязнь переросла в преследования после того, как культ императора достиг апогея: христианство открыто восстало против почитания императора (Divinus Imperator) как бога, считая это идолопоклонством.