И ничего, что это подобно нападению на мирную деревню с целью грабежа. Так и выйдет. Тем и закончится.

Раздражала несговорчивость сильных. Словно не понимали всей опасности, тянули каждый в свою сторону. Сейчас пугали, как всегда, то ли пьяного, то ли просто дурного (поди догадайся) войта. Цыкмун Жаба не хотел уступать Корниле свою стражу и своих отрядных:

— Не дам. Себе охрана нужна. У короля проси.

— Много ты у этого... — доминиканец обозвал Жигмонта стыдным для мужчины словом, — выпросишь.

— Ты что это? — ворчливо бросил Комар.

— А что? Недаром княгиня Миланская[130], кажется, и замуж не успела выйти, а несколько месяцев в Рогачёве сидела и тамошнего дворянина, Гервасия Выливаху, в вере переубеждала. — Доминиканец был зол до несдержанности. — Упорно переубеждала, даже по ночам. А еретик Гервасий так еретиком и остался. Неизвестно ещё, чей и сын.

— Замолчи, — попросил Лотр.

Но монах от злости на это быдло, не понимающее, какой обух занесен у него над головой, не унимался:

— У них у всех так. Преимущественно их жёны, женщины о династии заботятся. Супруга Александра не позаботилась, так трон и достался деверю.

— Замолчи, — ещё тише сказал кардинал и вдруг рявкнул на Жабу: — Веди людей, иначе...

— Книжник ты! — ошалев от страха, заголосил Жаба. — Фарисей! На головах ваших имена богохульные!

— ...Иначе, святой седмицею клянусь и животворящим крестом, мы раньше, чем его, обезоружим твоих молодцов, а тебя выставим одного навстречу хамам.

Жаба понял, что шутки плохи.

— Ладно, — лязгая зубами, согласился он.

— Давно бы так, — похвалил Лотр. — Приложи к приказу сикгнет[131]. Вот так. А теперь попробуем, благодаря дару, данному нам Богом, предусмотреть все возможные последствия.

«Ты уже раз предусматривал», — подумал Босяцкий, но промолчал. Глаза Лотра остановились на нём.

— Ты, капеллан, поскачешь сегодня под вечер в стан этого дьявола. Не мне тебя учить. Но скажи: войско королевское идёт.

— А оно идёт? — спросил Жаба.

Теперь на него можно было не обращать внимания: оттиск сикгнета стоял под приказом. И кардинал оборвал:

— Глупости плетёшь... Так вот, если не испугается, предложи выкуп.

— Да. — Комар поднял грозные брови. — Сто тысяч золотых. Скажи: больше, чем татарам. А силы у него меньше.

— Поскачу, но он может отказаться, — высказал сомнение пёс Божий.

— А ты постарайся, чтобы слухи о выкупе дошли до хлопов. Поднеси им яблоко раздора... Ну, а ваши мысли, иллюстрируйте, господин Жаба?

— «Яблоки хорошие — очень хорошие, а плохие — очень плохие, так что их нельзя есть, потому что они очень нехорошие», — говорил в подобных случаях мудрый Иеремия.

— Уберите это пьяное быдло, — засипел Лотр.

— «Лучше быть пьяным, чем трезвым», — говорил в подобных случаях Соломон. Лучше быть великим и мудрым, чем маленьким и глупым. Что есть — то есть, чего нет — того нет. В наших боровах наше будущее... А совет мудрого...

Его взяли под руки и вывели.

— Ну вот, — подвел итог Лотр. — Остальные могут идти готовить воинов. За работу. Ты, Флориан, останься, а ты, Корнила, приведи палача.

— За что?! — с усмешкой трагическим шёпотом спросил монах.

— Тьфу, — сморщился Лотр.

Друзья в сутанах остались одни.

— Полагаю, ты знаешь, о чём будет разговор?

— Да. Думаю, Христос может взять город. Придёт хозяин, а вы этого страшно не любите.

— Терпеть этого не могу, — усмехнулся Лотр. — Ход подземный хоть не обвалился?

— Что ты. За ним следят. Это же не стены... Так что, оставаться мне?

— Да. Сразу. Постарайся, если он не согласится, если раздора не выйдет, вернуться тихонько. Мы скажем, что ты поскакал в Вильно за подмогой. А ты тем временем перейдёшь в тёмное укрытие. До этого может не дойти. Всё же выкуп, раздор, могучее войско, битва... Но если дойдёт — мы отправимся в Волковыск за подмогой. Там крепость не взяли крымчаки. Там сильное войско. Приведём. Утешает тут...

— Утешает тут то, что его мужики не будут сидеть долго. Разойдутся. Земляной червь не может без земли. Останутся разве что мещане.

— Ты понял, что тебе делать?

— На этот случай — знаю. Когда ты подойдёшь — дай знак. Я постараюсь к тому времени собрать богатых цеховых, средних, купцов и прочее такое. Да как на медведя — одним махом.

— Так. Игра наша не удалась. Всё вышло не так, как хотели. Значит, карты под стол да по зубам.

— Ты неисправим. За такие сравнения на том свете...

— Нам всё простят на том свете, если мы раньше нас туда отправим этого Христа. А если не одного, да ещё с большой кровью — тем более.

— Ну вот, — вздохнул Босяцкий.

— Ну вот. А теперь забудь. Это просто разговор до крайности предусмотрительных людей. Выкуп огромен. Таких денег никто из них в глаза не видел. А не разбегутся от золота — разбегутся от меча. Чудес не бывает.

Пришли Корнила и палач.

— Слушай, — сказал палачу Лотр. — Тебе приказ такой: как только я дам знать, девку, что у тебя, придуши. — Какая-то мысль промелькнула на его лице. — Слушай, а что, если сыграть на ней? Заложница.

— Месяц назад вышло бы, — мрачно проговорил доминиканец. — От радости сбежал бы с ней хоть в Грецию, хоть в Турцию. А теперь... Ты плохо знаешь таких людей. Умрёт потом от тоски, а тут сочтёт, что это не достойно его чести. Возвысили вы этого жулика себе на шею.

Палач смотрел на них вяло и изнеженно. Рот жёсткий, ироничный, а в глазах меланхолия.

— Ты о чём думаешь? — спросил Лотр.

— Птичечка, — показал палач на железного орла. — Левчик. Или нет, это волчик.

— Ну и что?

— Непорядок. Клеточку бы. Вот займусь.

— Займись ты, пока жив, тем, чем приказано.

— «Железной девой»?

— Чем хочешь.

— Значит, чистый лист. Заня-ятно как. Спасибо, ваше преосвященство. Ну а что дальше?

— Если такой приказ будет, дальше делай, что хочешь.

— Присягу, значит, снимаете с меня?

— Снимаю... Возможно, навек.

— Ну, ладненько. Я найду, что делать, подумаю.

— Иди.

Они остались втроём.

— А ты делай вот что, тысячник. Откажется он, не откажется — собирай все силы и выводи на то место, где сливаются Лидский и Виленский шляхи. Всех, даже торговцев, бери. Они ему истории с рыбой не простили. Примут выкуп — гонись, бей поодиночке. Не примут, подойдут туда — разбей их. Гони и режь до последнего. А Христа тащи сюда.

Лоб у тысячника казался ещё более низким, потому что был Корнила пострижен под горшок. Этот лоб не морщился. И вдруг Корнила сказал странную вещь:

— Сами говорите, Христа?

— Так это ж мы его...

— Ну, вы... Раньше объявили. Потом все люди поверили. Чудес сколько сотворил. Татар отлупасил. Меня два раза прогнал. И Матерь Остробрамская ничего с ним не сделала... И вот «хватай». Непорядок.

— Ты что, себя с Матерью Остробрамской равняешь?

— Также сила и я. Не бывало такого, чтоб меня били. А тут: на стенах — раз, на рынке — два, после берёзовского разгрома — три... Не к ладу. Да ещё и Матерь. Непорядок. Что-то здесь не то.

— Ну ты же можешь его побить.

— Не диво. Канонов столько. И один латник с мечом, аркебузой, пулгаком всего на четверых сиволапых в полотнище. Тут и сомнений не может быть: первой конной атакой, одним весом раздавим, перевернём и ещё раз в блин расплющим. А только — непорядок.

— Хорёк ты, — разозлился Лотр.

— Ну и пусть. А приказы себе противоречить не должны. Непорядок.

— Подожди, Лотр. — Друг Лойолы улыбнулся. — Tы, Корнила, меня послушай. Ты что, святей святого Павла?