И это был мой последний полноценный сон. Назовите любой младенческий недуг – колики, дерматит, непереносимость лактозы, – Джеффри прошел через всё. Дэн сочувствовал мне… но лишь до известной степени. Мой отец тоже сочувствовал – напоминая мне по телефону, что у меня тоже были колики в первые восемь недель жизни. Потом, правда, он сменил тему и принялся обсуждать то, о чем мог говорить не переставая, – Уотергейтский скандал. Поскольку отец всегда значился в списке врагов Никсона, теперь его просто замучили интервью и пресс-конференциями, но он все-таки выкроил время, чтобы вместе с матерью приехать к нам на денек увидеть своего первого внука. Потом мама прислала красивую раритетную детскую коляску и звонила через день, узнавая, как я справляюсь с малышом. Но при этом, когда я жаловалась на чертовскую усталость, стеная, что, наверное, не дождусь, когда Джеффри переболеет всеми детскими болячками, она не проявляла должного участия.

– Добро пожаловать в материнство, Ханна. По своему опыту могу сказать, что это бесконечное нытье. Но есть и хорошая новость: после того как ты потратишь двадцать один год на воспитание Джеффри, он просто пошлет тебя куда подальше.

Когда я передала эти слова Марджи, та заметила:

– Послушай, смирись с тем, что у твоей мамочки обычная маниакальная депрессия, и тогда уж точно перестанешь расстраиваться из-за каждого ее выпада.

Марджи стояла посреди гостиной с полной рюмкой водки «Смирнофф» в руке. Она приехала в Провиденс спустя пару недель после моих родов. Я сидела дома с Джеффри, страдая от хронического недосыпа.

– Он просто прелесть… – сказала Марджи, пытаясь придать своему голосу уверенность.

– Прелесть, которая, не смолкая, орет.

– Ну, ты же меня знаешь. Мне всегда нравились горлопаны. А что врачи-то говорят, как долго это может продолжаться?

– До тех пор, пока не пойдет в колледж.

В те два дня, что Марджи гостила у нас, Дэн так и не появился дома – правда, позвонил и объяснил, что работы невпроворот. На федеральной автостраде случилась страшная авария с участием подростков, помимо этого ему пришлось заниматься обезвоженной девятимесячной девочкой, которую родители-сектанты последние семь дней лечили от хронической диареи молитвами, а тут еще большого начальника из городской администрации хватил сердечный приступ во время игры в гольф, и…

– Хорошо, картина ясна, – сказала я.

– Пожалуйста, не сердись, радость моя.

– Я не сержусь… просто устала. И я ненавижу, когда ты называешь меня «радость моя».

– Как там Марджи? – сменил он тему.

– Мечтает родить ребенка.

– Правда?

– Нет.

– О… это шутка, да?

– Да, Дэн, это шутка. Сколько тебе удалось поспать прошлой ночью?

– Может, часа три.

– А это не опасно… для твоих пациентов?

– Пока никто не умер. Послушай, я постараюсь выбраться домой завтра…

– Марджи к тому времени уже уедет.

– Жаль.

Когда я повесила трубку, Марджи (которая все это время сидела напротив меня за кухонным столом) закурила очередную сигарету и сказала:

– Что ж, ворковали довольно мило.

Я лишь пожала плечами и заварила свежий кофе.

– Ребята, у вас сейчас не все гладко?

– Да нет, все очень мило, честное слово…

– Ты не подумай, я вовсе не собираюсь совать нос.

– А я не собираюсь огрызаться. Извини…

– Джеффри уснул, почему бы и тебе не вздремнуть…

– А если он проснется?

– У тебя в холодильнике есть бутылочки со смесью?

Я кивнула.

– Тогда я подогрею в микроволновке.

– Только смотри, чтобы смесь не была слишком горячей или холодной…

– Здесь Роджер Вилко[20], не трусь.

– И если у него начнутся колики, лучше всего растереть ему спинку, пока…

– Я знаю, пока он не пукнет. А теперь иди ложись…

Я провалилась в сон, как только укрылась одеялом. А проснулась от того, что Марджи трясла меня. Если верить часам, я проспала меньше получаса, но отключилась так, что поначалу даже не поняла, что она говорит. Сон как рукой сняло, когда я услышала:

– Его только что вырвало прямо мне на спину.

Я вскочила как бешеная. Конечно же Джеффри бился в истерике. Марджи, пребывая в панике, положила его обратно в колыбельку, прямо в рвотную массу. Ему каким-то образом удалось перевернуться на животик, и, понятное дело, он перепугался. Я взяла его на руки, прижала к себе и начала гладить по головке. Практически сразу его вырвало прямо на меня, и он завыл так, словно решил, что его жизнь кончена. Признаюсь, я и сама на какое-то мгновение в это поверила.

Спустя полчаса, когда Джеффри мирно спал в кроватке, мы с Марджи сидели на кухне и курили.

– Если я когда-нибудь забеременею, – сказала она, – напомни мне про это утро.

– Обязательно, – ответила я. – И если мне когда-нибудь взбредет в голову сумасшедшая идея повторить это…

– Я наблюю на тебя, идет?

Когда рано утром Марджи уезжала, вид у нее был неважный, что неудивительно после бессонной ночи с Джеффри.

– Не переживай, отосплюсь в поезде, – сказала она. – И в отличие от тебя, у меня будет возможность вырубиться часов на восемь. А что, нельзя нанять няню на пару ночей, чтобы ты могла отоспаться?

– Мы не можем себе позволить. Но придется нанять кого-то, чтобы присмотрел за Джеффри, пока я буду собирать вещи для переезда в Мэн.

– Наверное, это здорово – жить в маленьком городке. Тихом… э… старомодном.

Я рассмеялась:

– Ты самая большая лгунья из всех, кого я знаю.

– Послушай, но там явно будет лучше, чем в Провиденсе.

Через пару недель мы покинули свою квартиру и отправились на север – весь наш скарб уместился в мини-вэне фирмы «Сам-себе-перевозчик», которым управлял Дэн. Я ехала следом на «вольво», с Джеффри на заднем сиденье. Произошло чудо из чудес: он проспал почти все шесть часов пути, – и это с учетом того, что в Новой Англии стояла жара, а древний «вольво» не был оснащен кондиционером.

Но как только мы добрались до нашего нового дома в Мэне, Джеффри снова захныкал. Впрочем, как и я. За ту неделю, что прошла со дня отъезда доктора Бланда, в кухне прорвало трубу, и весь нижний этаж затопило. Когда мы переступили порог, вода, казалось, была повсюду. Я оцепенела от ужаса. Джеффри, которого я держала на руках, видимо, передалось мое настроение, и он разразился истошным воплем. Дэн бросился в кухню, громко чертыхнулся и вернулся в намокших брюках. Я вышла, села на ступеньках крыльца и попыталась успокоить и Джеффри, и себя.

Дэн появился крайне недовольный.

– Мне даже не верится, что такое возможно, – сказала я.

Он кивнул и бросил взгляд на часы. Время приближалось к шести. Через час можно было ожидать наступления темноты.

– Прежде всего давай искать, где переночевать.

Выбор жилья в Пелхэме, штат Мэн, нельзя было назвать богатым. Проще говоря, он сводился к единственному мотелю на окраине города. Это было типично семейное заведение: маленькие каморки, обитые дешевыми деревянными панелями – такие мне приходилось видеть в подвальных помещениях жилых домов, – и цветастый ковер в «ожогах» от сигаретных окурков и кофейных пятнах.

– Не волнуйся, – сказал Дэн. – К завтрашнему дню я вытащу нас отсюда.

На самом деле нам только через две недели удалось покинуть этот безрадостный мотель. И виной тому было вовсе не бездействие Дэна. Напротив, он был на телефоне уже через пять минут после того, как мы заселились, и вел бесконечные переговоры с водопроводчиками, экономкой, даже с единственным на весь Пелхэм копом, который, как выяснилось, был знаком с сестрой доктора Бланда. Более того, у него имелся номер ее телефона в Льюистоне, и он пообещал срочно позвонить ей.

– Откуда у него ее телефон? – спросила я.

– Его брат встречался с ней, когда учился в старшей школе, а жена Фаррела, оказывается, ее давняя подруга.

– Да, это действительно маленький городок, – сказала я.