Ох, сколь эти вершины круты и опасны!
Легче к небу подняться, чем в Шу по дорогам пройти.
Как Цань Цун и Юй Фу здесь сумели, неясно,
Основать государство, построить пути!
Сотни сотен веков не дымились границы,
Было тихо и пусто, не видно людей,
И с вершины Тайбо только дикие птицы
Устремлялись к далекой вершине Эмэй.
Лишь когда под обвалом погибли здесь молодцы,
Устремились до неба ступени из каменных плит,
А над ними — гора, останавливающая солнце,
А под ними — поток разъяренный бурлит.
Обезьяна ловка, но к вершине не доберется,
Высоко залетает журавль, но и он перед пиком бессилен.
Как тропинка Цинни между скалами вьется!
Сто шагов — это девять опасных извилин.
Перехватит дыханье у тех, кто поднялся высоко, —
Мнится, могут пройти мимо Цзин и рукою до Шэнь дотянуться,
Руки к сердцу прижмут, воздыхая глубоко.
Ах, когда же, скажите, на запад удасться вернуться?
О, дороги, дороги! Тут скалы круты и отвесны,
Только грустные птицы сидят на засохших ветвях
Или с жалобным свистом кружатся по лесу.
И кричит под луной козодой.
Так тоскливо в пустынных горах!
Страшно здесь, побледнеет любой, кто б он ни был,
Легче к небу взойти, чем до Шу по дорогам добраться.
Горы цепью встают, и остался лишь метр до неба,
Над обрывом засохла сосна и готова сорваться,
Водопад исступленно ворочает камни и пеной окутан,
И над сотней ущелий разносится яростный вой.
Для чего же, о, путник, проделал столь тягостный путь ты,
Коль грозящие скалы все так же висят над тобой?!
Этот узкий Цзяньгэ! Если воин тут встанет —
Десять тысяч врагов не пройдут меж нависнувших скал.
Ну, а что если тот, кто Цзяньгэ охраняет, —
Недруг: волк иль шакал?
Утром тигра бежишь, днем громадного страшного змея,
Точат зубы, пьют кровь, словно просо, здесь косят людей…
Пусть во граде Парчовом нам жить веселее —
Возвращайтесь домой поскорей!
К небу легче подняться, чем в Шу по опасным дорогам!
Я на запад гляжу — и вздыхаю глубоко-глубоко.