Едва Дебора закончила мыть посуду, как проснулся отец. Следуя его отрывистым указаниям, она затопила в гостиной камин и поставила перед огнем решетку. Время от времени Деб оборачивалась через плечо и сконфуженно смотрела на мать, а та успокаивающе кивала ей. Включив настольную лампу возле кресла отца, Дебора укрыла ему колени пледом, с которым он предпочитал сидеть у огня.
Через пару часов она проводила отца наверх, в его спальню. Затем последовал обычный и крайне неприятный ритуал, во время которого Дебора уговаривала отца принять таблетки, а он сначала наотрез отказывался, потом согласился и потребовал стакан сока. Разумеется, сок грозил ему обострением язвенной болезни, но у Деборы не оставалось сил спорить. Единственное, на что она была способна, это добраться до кровати. Деб знала, что мама способна дойти до спальни сама.
Следующие два дня прошли спокойнее. В субботу ночью Деборе удалось неплохо выспаться, и в воскресенье утром у нее нашлось достаточно сил, чтобы за завтраком начать милую беседу.
Позднее усилия Деб были вознаграждены сполна — родители снова разговорились и даже немного посмеялись. Слушая благословенные звуки и чувствуя себя гораздо лучше, Дебора усадила их в гостиной с газетами, а сама начала готовить настоящий воскресный обед.
Она действительно думала, что сможет вернуться домой тем же вечером, как и планировала. Позвонив Адаму, Деб пообещала, что постарается приехать до того, как он заснет, а если задержится, то не будет его будить, а ляжет в свободной комнате.
— Как у вас там дела, дорогая? — спросил Адам с нежностью, в которой Дебора сейчас так нуждалась.
— Как ни странно, вполне прилично. Сегодня утром они были так милы друг с другом, даже не верится.
— Надеюсь, это надолго.
— Я тоже надеюсь. Как дети?
— Лучше не бывает. Кейт сегодня утром играла с мальчишками в футбол, поэтому у меня нашлось время спокойно почитать газету. Ты же знаешь, милая, она просто прелесть. Можешь ею гордиться.
— О Адам! — Дебора снова вздохнула, но на сей раз исключительно от удовольствия. — А как Милли?
— Спала всю ночь напролет. Абсолютно сухая. Она у нас такая спокойная, не в пример многим.
— Отлично. Ну ладно, если успею, вечером увидимся. Мне пора идти.
Разговор с Адамом подбодрил Деб настолько, что последнюю часть обеда она готовила, распевая любимые детские песенки. Когда Дебора чистила морковь и пела «Малышка Полли Оливер», к ней присоединилась и мама. Естественно, через пару минут из гостиной раздался крик:
— Может, вы прекратите наконец этот кошачий концерт!
Дебора посмотрела на мать и увидела, как у той с лица исчезает счастливая улыбка, такая редкая в последнее время. Деб закрыла глаза и взмолилась, чтобы эта жалоба оказалась последней на сегодня.
К сожалению, молитва не была услышана. Отец с каждым часом становился все невыносимее. Дебора не понимала, в чем причина такого поведения — во врожденной жестокости, сильной боли или желании сделать все, чтобы она снова не оставила их двоих наедине.
Когда пришло время пить чай, мама уже готова была расплакаться: Деб позвонила домой и сказала Адаму, что сегодня вечером вернуться не сможет.
— Отправишь детей в школу? — грустно спросила она. — Прости, что сваливаю все на тебя, но…
— У тебя нет другого выхода, дорогая. Вернешься, когда получится. Посмотрим, может, Анна опять возьмет Милли к себе. Надеюсь, возьмет. Мы с ней в пятницу разговаривали, и она сказала, что для Полы хорошо, когда в доме есть еще один ребенок. В общем, не волнуйся, мы справимся.
Однако Дебора не могла не волноваться. Милли совсем недавно исполнился годик, а шумным и непоседливым близнецам было по пять лет. Кейт делала все, чтобы помочь отцу с братьями и сестрой, но она и сама была ребенком, а у Адама хватало дел на работе.
Когда пришло время укладывать отца спать, Дебора чувствовала, что готова его ударить. Она знала, что на сей раз у нее не хватит ни сил, ни терпения уговаривать его принять таблетки. Пускай делает как знает, подумала Деб. Если ему станет хуже, пенять будет только на себя.
Конечно, на самом деле все не так просто. Если отец не примет лекарства, у нее исчезнет последняя надежда вырваться завтра домой.
— Ты уже давала мне вон те, белые! — закричал отец, как только Деб протянула ему таблетки.
— Не болтай чепухи!
Она поразилась резкости собственного тона, однако на отца он, похоже, не произвел никакого впечатления.
— Ты прекрасно знаешь, что я рассортировала таблетки на дозы сразу, как только принесла их, — напомнила Дебора уже спокойнее. — Они все лежат в этой коробке. Я купила ее специально, чтобы не заниматься каждый раз одним и тем же. Смотри, вот ячейка для вечера воскресенья. Я беру отсюда таблетки одну за другой, в том порядке, в котором ты предпочитаешь их глотать. Я же, черт побери, не ради собственного удовольствия этим занимаюсь.
— Ты и твоя мать только и делаете, что скармливаете мне всякую дрянь, от которой мне ничуть не лучше. Ты представления не имеешь, каково мне. Я…
— О Господи, сколько можно! — закричала Дебора и отвернулась в сторону, от злости не в силах даже смотреть на отца.
С улицы сквозь раздвинутые шторы на нее глазели старый майор Блэкмор и его жена. Их пес — на удивление непослушный золотистый ретривер — прыгал рядом, но супруги не обращали на него никакого внимания.
Деб вымученно им улыбнулась и помахала рукой. Затем задернула шторы и снова повернулась к отцу. Стараясь держать себя в руках, долила в стакан сока и взяла очередную таблетку.
Весь процесс напоминал Деборе возню с Милли, когда та отказывалась кушать. Однако Милли ребенок, а отец — взрослый человек, который прекрасно понимал, что превращает жизнь близких в ад, и все равно злился в ответ на их усилия хоть как-то помочь. Дебора не понимала, почему он из кожи вон лезет, чтобы заставить людей ненавидеть себя. Особенно тех людей, в которых нуждается сам и которые так стараются, ухаживая за ним.
Наконец с таблетками было покончено, и пришло время вынимать вставную челюсть. Дебора взяла заранее приготовленный стакан с водой и протянула его отцу. Тот сделал неловкое движение и выбил стакан у нее из рук. Вода расплескалась на ковер, а осколки стекла разлетелись по полу. Дебора подумала, что вряд ли это просто случайность.
— Ты всегда была неуклюжей девчонкой, — прошипел отец. — Погляди, что ты наделала — разбила мой любимый стакан.
— Папа, я взяла его в гараже. Он гроша ломаного не стоит. И ради всего святого, не клади ты челюсть прямо в грязь и на осколки. Господи Боже мой.
Дебору мутило от одного вида его вставной челюсти. Задыхаясь от запаха искусственных зубов и больной кожи, она достала из кармана в фартуке рулон полиэтиленовых пакетов, оторвала один из них и, открыв, протянула отцу. Тот бросил в него зубные протезы, чертыхаясь и проклиная все на свете. Челюсти упали на дно пакета и громко клацнули, будто живые.
Кое-как сдерживая тошноту, Дебора отодвинула пакет на расстояние вытянутой руки и отнесла его в ванную. Там она наполнила водой еще один стакан, добавила специальную таблетку для обеззараживания и, стараясь глядеть в сторону, вытряхнула челюсти в стакан.
Убрать беспорядок в спальне отца было несложно, не считая того, что между кроватью и стеной валялась целая россыпь осколков. Стоя на четвереньках, Дебора почти жалела, что ночью отец не встанет с кровати и не порежет босую ногу стеклом.
Не успела она закончить уборку, как в спальне зазвонил телефон.
Отец снял трубку и сварливо сказал:
— Алло.
Через секунду его голос изменился до неузнаваемости.
— Корделия! Дорогая! Как хорошо, что ты позвонила! Сегодня был такой кошмарный день! Дебби постоянно…
У Деборы не оставалось никаких сил слушать их разговор. Собрав все тряпки, она скомкала полиэтиленовый пакет в кулаке и оставила отца ворковать с Корделией.
Дежурный надзиратель нажал кнопку звонка и громко приказал заключенным вернуться в камеры. Деб поднялась со стула, надеясь, что смогла убедить эту внимательную женщину-адвоката. Анна Грейлинг сказала, что она лучшая и может сделать абсолютно все ради того, кто ей нравится. Дебора робко улыбнулась, но Триш складывала в портфель записи и диктофон и потому ничего не заметила. На лице адвоката не отражалось совершенно никаких эмоций, а Деб так хотелось, чтобы ее хоть немного подбодрили… Когда Триш подняла голову, она протянула ей руку.
