Деб не ответила. Не было смысла. Она налила чаю, отнесла чашку к маленькому столику возле кресла отца и поставила ее вместе с блюдцем на подставку.

У отца дрогнула рука, и на блюдце пролилось немного чаю.

— Ты налила чересчур много, — сказал он. — Мне нужна другая тарелка.

Не говоря ни слова, Дебора сходила на кухню и принесла чистую посуду. Она снова повторила себе, что нельзя требовать разумного поведения от человека, у которого половина лица и шеи покрыта болезненно зудящей сыпью.

Деб притворилась, что пьет чай, а сама наблюдала за отцом, за тем, как он старается не чесаться и все равно чешется. Его коротко остриженные ногти расцарапывали кожу до крови.

— Позвоню-ка я доктору, — спокойно сказала Деб. — Пусть еще какое-нибудь лекарство против сыпи выпишет.

— Не поможет. Мне никогда и ничего не помогает. Зуд начинается всякий раз, когда ты приходишь.

У Деб не было сил сидеть на месте и в который раз выслушивать старую песню. Она улыбнулась, стиснув зубы, и отнесла свой чай на кухню. Вылила его в раковину и позвонила врачу.

Трубку в приемной сняла все та же упрямая и высокомерная стерва, что и всегда. Она заявила Деб, что доктор Фоскатт ведет вечерний прием больных и к телефону подойти никак не может. Дебора объяснила, что отцу требуется неотложная помощь, и попросила принять его сегодня же.

— Неотложная? Что случилось?

Деб объяснила, и медсестра удалилась, чтобы с кем-то проконсультироваться. Вновь взяв трубку, она заявила:

— У вашего отца крапивница, никакой угрозы для жизни. Пускай принимает таблетки, которые выписал доктор, а на прием приходит через неделю. Я записала его на четверг.

В голове гремели барабаны или отбойные молотки. Дебора вернулась в гостиную и, стараясь выглядеть спокойной, сказала отцу, что должна съездить к доктору и забрать новый рецепт. Заглянув в дверь спальни, она увидела, что мама, к счастью, спокойно дремлет. Дебора написала записку и оставила ее на столике возле кровати.

В приемной сидело много людей, и медсестра раздраженно сказала Деборе, что той следовало послушаться доктора и оставаться дома.

— Вам нет смысла чего-то ждать. Я ведь сказала, доктор занят. Он не сможет вас принять. Идите домой.

Дебора почувствовала, как внутри что-то стремительно растет, набирает силу и вот-вот вырвется. Она открыла рот. Сначала не слышала собственных слов, хотя и понимала, что громко кричит. Потрясенные лица пациентов заставили ее прислушаться к себе самой.

— Ах ты, высокомерная корова! — орала она медсестре. — Ты же ни черта не понимаешь! Таким, как ты, вообще нельзя работать с больными людьми, а на твоего чертова доктора надо подать жалобу в органы здравоохранения! Я знала, что у нас в больницах бардак, но чтобы до такой степени! Я потребую…

Дверь кабинета распахнулась, и к Деборе подскочил доктор Фоскатт — щуплый человечек с багровым от ярости лицом и ледяными глазами. Он попытался что-то сказать, но Дебора не слушала. Перекрикивая доктора, она обвиняла его в том, что он бросил на произвол судьбы двух стариков с целым набором болезней. Она заявила, что районная медсестра должна навещать ее родителей по меньшей мере один раз в день, а сам доктор — приходить к ним домой или звонить по телефону не реже чем раз в неделю.

— Все наши пациенты прекрасно знают: чтобы попасть ко мне на прием, необходимо записаться на день раньше, — дрожащим от ярости голосом выговорил доктор Фоскатт. — И они знают, что районная медсестра приходит на дом к больному, если вызвать ее накануне не позднее шести часов вечера.

— У вас вообще есть хоть какое-то чувство ответственности? Мои родители — больные, старые люди. Они нуждаются в помощи. Вы обязаны заботиться о них. За что, черт подери, вам деньги платят?

— Достаточно, миссис Гибберт. Вы ведете себя, как самая настоящая истеричка. Немедленно сядьте и успокойтесь. Сначала я осмотрю тех, у кого прием назначен на сегодня, а потом уже подумаю, что можно сделать для вашего отца.

— Некогда мне ждать! — пронзительно закричала Дебора. — Они там совсем одни! С ними может случиться все, что угодно. Я не собираюсь вас задерживать. Дайте мне что-нибудь для отца прямо сейчас. Это же невыносимо. Вы обязаны помочь ему. Ради всего святого! Будь мой отец собакой, вас посадили бы на скамью подсудимых за жестокое обращение с животными!.. Впрочем, будь он собакой, вы бы усыпили его еще несколько лет назад.

— Думайте, что говорите, миссис Гибберт.

Доктор Фоскатт едва не задыхался от гнева. Дебора глубоко вдохнула и неожиданно пришла в себя. Она оглянулась вокруг, почти смущенная. Все пациенты в приемной выглядели испуганными — все, кроме девочки лет двенадцати с глазами-бусинками, которая наслаждалась каждой секундой происходящего. Деб сунула крепко стиснутые кулаки в карманы куртки.

— Я не уйду, — громко сказала она. — Не уйду, пока вы не дадите мне что-нибудь для отца.

— Прошу вас ко мне в кабинет. Немедленно, — пригласил доктор Фоскатт таким тоном, словно он учитель, а Дебора — провинившаяся ученица.

Сев за стол, доктор взглянул на Дебору поверх сползающих с носа очков и потребовал:

— А теперь спокойно объясните, что у вас там стряслось.

Дебора рассказала все с самого начала.

— Вы с матерью — пара истеричных особ, — заявил доктор, выслушав ее объяснения. — Ваш отец чувствовал бы себя гораздо лучше, находись он в более спокойной обстановке. Его сыпь, как и язвенная болезнь, может быть вызвана стрессом. Ведите себя уравновешеннее в присутствии отца, и его состояние не будет таким тяжелым.

Доктор царапал что-то на рецептурном бланке, а Дебора удивлялась, как он умудряется не чувствовать жара, идущего от ее ярости.

— Теперь сходите в рецептурный отдел и получите у медсестры это лекарство. Давайте его отцу по две таблетки перед сном.

— Что это такое? — требовательно нахмурилась Деб.

— Прошу прощения?

Доктор выглядел таким оскорбленным, словно она велела ему раздеться.

— Я хочу знать, что именно вы прописали.

— У меня нет времени объяснять. Антигистаминное средство, снимает кожный зуд.

— Вы не выписывали его раньше? Отцу не помогало ни одно из прежних лекарств.

— Имейте в виду, пока он принимает эти таблетки, за руль ему садиться нельзя.

— Вы ведь и вправду совершенно безответственны. Вы понятия не имеете, в каком состоянии находятся мои родители. Отец не в состоянии водить автомобиль уже два года. Думаю, я все-таки пожалуюсь на вас в органы надзора.

Дебора не стала дожидаться реакции на свои слова. Ей давно пора было возвращаться. Она потянулась через стол, выхватила из рук Фоскатта пачку рецептурных бланков и оторвала верхнюю страничку, предварительно убедившись, что она подписана. Затем выскочила из кабинета и направилась получать лекарство.

Медсестра взяла рецепт, глядя на посетительницу с откровенным раздражением. Вероятно, отзвуки скандала донеслись из кабинета доктора Фоскатта даже сюда. Дебора сунула руки поглубже в карманы, чтобы ненароком не причинить какого-нибудь вреда. Медсестра внимательно — даже слишком внимательно — проверила рецепт, затем отыскала коробочку с лекарством, наклеила на нее печатную этикетку и сделала какие-то пометки у себя в журнале.

— Возьмите, миссис Гибберт. И пожалуйста, в следующий раз записывайтесь на прием заранее. Доктора нельзя отрывать от работы. Кроме того, вы задерживаете пациентов, которые не поленились записаться на прием заблаговременно.

Не полагаясь на свою выдержку, Деб промолчала.

Вернувшись домой, она дала отцу первые две таблетки и принялась за уборку — привела в порядок его спальню, а заодно почистила старый, давно не полированный комод. Покончив с уборкой, Деб позволила себе редкое удовольствие посидеть полчасика у постели матери и спокойно поговорить о детях. Затем спустилась на кухню, закатала рукава и принялась готовить ужин, стараясь придумать что-нибудь достаточно мягкое для зубов отца и достаточно вкусное, чтобы возбудить аппетит у мамы. Дебора вспомнила, какая она худенькая, и подумала, что они с отцом, наверное, пропустили немало обедов и ужинов.