— Хорошая фраза, — произносит он, поднося ко рту вилку. — «То, что не убивает, делает нас сильнее».

— Да, хорошая. Кто сказал? [61]

Нортон откидывается на спинку стула и смеется, а сам украдкой смотрит на часы.

Для Джины каждая секунда растягивается в часы, в нановечность опыта и перегрузку чувств. Лампы над головой светят слишком ярко, воздух слишком холодный, стук в висках и груди слишком громкий, слишком настойчивый. Она не уверена, что выдержит.

И тем не менее взгляда от лежащего на полу мужчины не отводит и ломика из рук не выпускает. Пошатываясь, отходит на пару ярдов и распрямляется.

Она пытается осмыслить содеянное. Мужик не шевелится. Перед тем как упасть, он немножко пораскачивался, поэтому теперь лежит на боку, отвернув лицо в другую сторону. Ей не видно места, по которому пришелся удар. Она поднимает ломик и в полной боевой готовности возвращается на несколько шагов туда, откуда сможет, не блеванув, рассмотреть…

Тело?

Она замирает и вглядывается. Он пошевелился. Еле заметно. Но точно дышит.

Она отскакивает.

Блин!

Ей легче и тяжелее. Легче от сознания, что не убила; тяжелее от непонимания: что делать теперь?

Что, если он очнется?

Блин!

Она оглядывается. Из-под деревянной платформы свисает узкий пластиковый ремень. Такими перевязывают промышленные грузы. Она кладет ломик на пол, подходит, вытаскивает ремень. Шарит под платформой, находит еще один.

Возвращается к поверженному, садится на колени и связывает ему лодыжки. Получается не очень, но в итоге она справляется. Чтобы связать за спиной кисти, ей приходится приподнять его и вытащить из-под тела правую руку. С этим она тоже справляется.

Удовлетворившись степенью связанности мужчины, Джина лезет к нему в карман. Очень медленно достает пистолет. Берет его двумя пальцами. На ощупь тот массивный и довольно тяжелый. Она снова поднимается. На всякий случай держит пистолет на расстоянии вытянутой руки, точно дохлую крысу или что-то столь же гадкое. Подходит к деревянному ящику, стоящему у первого ряда поддонов. Кладет на него пистолет.

Приваливается к ящику — она не может отойти от потрясения — и размышляет, что же делать дальше. Уйти? А может, подождать и убедиться, что с мужиком все будет в порядке? Вызвать полицию? Или «скорую»? Что же делать?

Погруженная в мысли, Джина бросает взгляд на пол: она на чем-то стоит — то ли на открытке, то ли на листке бумаги. Она наклоняется и поднимает его. Дрожащей рукой переворачивает.

Это фотография. Старая, немного выцветшая, теперь еще и испачканная. Фотография маленькой девочки. Худенькой, темненькой, в синем джинсовом платьишке. Она не то чтобы улыбается, скорее, смотрит очень проказливо, как будто пытается сдержать улыбку, как будто в игре такие правила.

Джина тщательно осматривает все вокруг: пол, ящик, под ящиком. Находит еще две фотки: на них мужчина и женщина. Находит мобильник — кладет его рядом с пистолетом. Разглядывает фотографии.

«Моя семья… я и сейчас смотрю на них…»

Кладет фотографии на ящик — к пистолету и мобильнику. Предчувствуя недоброе, достает из кармана свой телефон. Набирает Марка, ждет. Через несколько секунд телефон, лежащий на ящике, начинает звонить. Понятно. Она убирает свой телефон обратно в карман.

Что это может означать?

Ее рассуждения прерываются делами более насущного характера.

Мужик на полу начинает стонать и шевелиться — во всяком случае, пытается.

Джина держится от него на приличном расстоянии. Она обходит его по широкой дуге и все же замечает прямо под головой у него, на полу… кровь, несколько бордовых капелек, выделяющихся на фоне темно-серого бетона. Она садится на корточки: пытается рассмотреть, что там у него с лицом. Уродливая рана на месте. Неужели это ее рук дело?

Мужчина открывает глаза, и Джина в испуге отшатывается.

— Бооооооже, — стонет он, — какого черта! Что за хрень!

Джина держится стоически. Она по-прежнему на корточках — наблюдает за его попытками пошевелиться. Он корчится, извивается, потом понимает, что дело плохо.

До этого он не смотрел на нее, теперь их взгляды встречаются.

— Ты…

— Где Марк Гриффин?

— …Мать твою…

— Где он?

— …Мокрощелка.

Он снова стонет и некоторое время энергично извивается.

— Отпусти меня, — в итоге произносит он, будто принимая как данность, что самому освободиться не удастся. — Ради всего святого.

Джина встает:

— Скажи мне, где Марк Гриффин.

— Я, сука, блин, не знаю!

— Нет, знаешь, врун. Ты подслушал, как он объяснял мне дорогу, рванул сюда и приехал до меня, а потом куда-то его отвез. Куда?

У нее возникает сильное желание придать вопросу остроты ударом в живот или в промежность, но она воздерживается.

— Отвали.

Джина делает глубокий вдох. Она чувствует, что запас ее адреналина иссякает. Чувствует, что, если мужик продолжит сопротивляться, она потеряет самообладание. А вместе с ним и преимущество.

— Ладно, не хочешь отвечать на мои вопросы, — говорит она и достает мобильник, — может, тебе будет сподручнее ответить на вопросы полиции.

— Ха-ха-ха.

Что бы это могло означать?

Она ждет продолжения, но он молчит. Тогда она поднимает телефон, пытается настроиться.

— Валяй, — говорит мужчина, — шикарная идея, звони копам.

Джина медлит.

— А вот и позвоню, — говорит она.

— Отлично. Мечтаю услышать, как ты будешь объяснять им вот это. — Он дергает головой вбок, демонстрируя рану. — Гребаные адвокаты выдерут тебя как Сидорову козу: и в жопу, и в гланды. Ты еще пожалеешь о том, что не я тебя трахнул. Но я свое все равно возьму — когда ты выйдешь под залог.

Он тянет время. Если бы говорил правду, стал бы он ее отговаривать?

А может, и не врет. Допустим, приезжают копы. Кого им арестовывать? Его? За что? Что они могут ему предъявить? Что он лежит связанный? Что на него напали? А ей: как не сойти за истеричную психопатку?

Она кладет телефон на пол рядом с собой.

— Ты прав.

— Что?

— Ты прав. Мне нужно не полицейским звонить.

Она кладет телефон в карман и достает бумажник.

Находит визитку. Убирает бумажник, опять берется за телефон. Смотрит на мужчину — в одной руке карточка, в другой телефон — и спрашивает:

— Где ОН?

— Достала!

Джина набирает номер, разворачивается на каблуках и отходит. Вскоре на том конце начинаются гудки. Она снова смотрит на карточку, собирается.

Электромонтажные работы.

Она ждет. Потом раздается щелчок. Потом:

— Алё?

Она убирает визитку в задний карман джинсов.

— Терри? Это Джина Рафферти.

На том конце пауза.

— Так-так. И как у нас делишки, зая?

— Нормально. — Она закрывает глаза. — Послушай, похоже, мне нужна твоя помощь.

Нортон так сидит — подался вперед и локти положил на стол, — что чувствует телефон всеми ребрами. И фибрами. Он жаждет, чтобы тот позвонил. А телефон лежит себе во внутреннем кармане пиджака и не звонит.

…поэтому хотелось бы рассмотреть такой вариант, — объясняет Салливан. — Для текущей ситуации он представляется нам вполне логичным.

Салливан предлагает неожиданную модификацию холла здания, которое вскоре станет известно как Амкан-билдинг. Оптические турникеты с инфракрасными датчиками.

По сути, это та же система контроля доступа, — продолжает он, — которую можно оснастить барьерами — металлическими кронштейнами или выдвижными секциями. Барьеры, конечно, не принципиальны, но они добавляют определенного, так сказать, психологического комфорта…

Нортон смотрит на Салливана и пытается настроиться.

— Не знаю, Рэй, — произносит он. — Ты, конечно, якорный арендатор, но там еще наберется по меньшей мере с десяток прочих. У меня нет уверенности, что все они согласятся с твоей оценкой уровня угрозы. Они однозначно не захотят нести расходы.