Теперь я улыбнулся и скорчил недоверчивую физиономию. Однако Фрош не обратил на это внимания и пояснил мне, что в Нойгебау, как болтают люди, вот уже многие десятилетия показываются странные существа, из-за которых это место кажется негостеприимным и жутким.
– Все знают о пр'видениях, – добавил он, – но д'лают вид, б'дто ничего не знают. А если кто спросит, то п'ворчиваются и уход'т.
Он ушел поискать пшена для птиц. Из клеток в старых конюшнях доносился радостный щебет крылатых певцов.
Теперь я вспомнил, что ни один из моих собратьев по цеху, трубочистов, когда я спрашивал о Месте Без Имени, не предложил проводить меня туда, напротив, все делали вид, что не знают о замке, хотя о его существовании было известно всем в Вене.
Другое воспоминание, из далекого прошлого, заставило меня призадуматься еще сильнее. Одиннадцать лет назад, во время Моего последнего приключения с аббатом Мелани в Риме, мне самому на заброшенной вилле, похожей на корабль, являлось бестелесное существо, природу которого я так и не смог объяснить. Сегодня утром я еще подумал об этом, слушая рассказ Угонио: не напоминает ли загадочный, одетый в черные монашеские одежды штурман Летающего корабля из Португалии, о котором я читал в брошюре Фроша, того черного скрипача по имени Альбикастро, который, казалось, летал над зубцами виллы «Корабль» и наигрывал португальскую фолию?
Так, из Нойгебау, заброшенного замка, снова пришло неожиданное указание на заброшенную римскую виллу в форме корабля. Но что означает этот намек, это созвучие между двумя строениями, двумя переживаниями, отделенных друг от друга временем и пространством?
Тут вернулся Фрош. Конечно, я не мог посвятить его во все свои размышления, поэтому удовлетворился тем, что спросил, не расскажет ли он подробнее о привидениях в Месте Без Имени.
Тут вернулся Фрош. Конечно, я не мог посвятить его во все свои размышления, поэтому удовлетворился тем, что спросил, не расскажет ли он подробнее о привидениях в Месте Без Имени.
По моей просьбе он рассказал, что сын и наследник Максимилиана II, несчастный император Рудольф, был фанатичным оккультистом. Постоянно окруженный астрологами и алхимиками, он ежегодно тратил огромные суммы на то, чтобы приобретать редкие субстанции, реторты и колбы и вознаграждать сведущих! в волшебстве советников, и все это делалось в попытке (легиону алхимиков это не удалось) создать знаменитый таинственный камень мудрости.
Я спросил его, почему он назвал Рудольфа «несчастным».
– Усе это знают! – воскликнул он. – Несчастен был тот, потому что отец умер.
Может быть, все дело было в тишине, царившей в Зиммерингер Хайде. В любом случае сын Максимилиана избрал Место Без Имени в качестве своей лаборатории и устроил там тайный, очень хорошо оснащенный алхимический кабинет.
– Вон тама, в южной части, – сказал Фрош и показал мне вход в круглую башенку, расположенную в восточной части замка, где во время своего первого посещения Места Без Имени я наткнулся на подвешенную к потолку тушу барана.
Когда Рудольф проводил свои ночные эксперименты, в единственном круглом окошке его алхимической кухни из окрестностей Зиммерингер Хайде было видно переливающееся всеми цветами пламя над колбами, над которыми наследник Максимилиана размышлял о тайных силах стихий.
– Вот это и есть пр'видения, но некторые наз'вают их «ведьмовскими котлами», – с ироничной улыбкой пояснил Фрош, давая понять, что страх, гонящий всех людей от этого места, настолько же велик, насколько мимолетны эти привидения.
– Господин мастер, мы с малышом закончили, – перебил нас Симонис, который как следует экипировался и подготовил все инструменты, необходимые для работы.
Для малыша у меня было особое задание. Я приказал ему не спускать глаз с Фроша и дать нам знать, как только тот удалится. Мы должны были воспользоваться его отсутствием, чтобы наведаться на Летающий корабль.
По рассказам Фроша, Место Без Имени обзавелось еще одной тайной. Пока мы трудились, разгребая пыль в каминах и дымоходах, чтобы закончить начатую в прошлый раз работу, его слова не шли у меня из головы.
Надсмотрщик за львами говорил о смерти Максимилиана и сыне, который ему наследовал, несчастном Рудольфе II. Странно, однако рассказ Симониса, который он вел во время нашего прошлого посещения замка в Зиммеринге, оборвался как раз на смерти Максимилиана: мой помощник внезапно вспомнил, что ворота Вены вскоре закроют, и нам пришлось срочно возвращаться в город.
Поэтому я рассказал Симонису о том, что поведал о Максимилиане и его сыне Фрош. Сначала он молчал и продолжал отскабливать куски сажи большим железным шпателем. Затем отложил орудие труда в сторону, и мне показалось, что с лица его вместе с частичками угля и зернами пыли спал тонкий слой кожи. Мой помощник Симонис, безденежный молодой человек с улыбкой слабоумного, невеселый и довольно ленивый студент, снова превратился в того самого знатока истории империи, каким он показал себя несколько дней назад.
– Надсмотрщик за львами не солгал вам, господин мастер; жители Вены действительно полагают, что в этом месте водятся привидения. Верно также и то, что Рудольф, сын Максимилиана, был алхимиком, оккультистом, и был очень несчастен. Однако Фрош не пояснил вам почему. Как вы знаете, у этого места нет имени.
– Действительно. Поэтому оно и называется Место Без Имени.
– Вы также наверняка знаете, что у него есть прозвище Нойгебау, что означает «новое здание».
– Да, знаю.
– А вам не кажется это странным? Такое впечатляющее место, и два не-имени: «Место Без Имени» и «Новое Здание»?
– Я думал, Максимилиан умер, прежде чем успел подобрать окончательное название, – ответил я.
– Нет, господин мастер. Есть резиденции, к примеру Шенбрунн, которые получили свое название еще до того, как был заложен первый камень в их фундаменте. Нойгебау никогда не был крещен, его нужно было разгадать.
– Разгадать?
Студент снова вытер пот со лба и принялся чистить шпатель, который выпал из его руки.
Изменчивая история Места Без Имени, пояснил Симонис, была загадкой, разгадка которой должна была открыться по мере продвижения строительных работ. И только по завершении замок и его сады должны были открыть свою истинную природу тем, кто мог это увидеть. Тогда его имя спонтанно сорвалось бы с губ всех, кто разгадал бы символику.
И vox populi,вероятно, назвал бы его «Палаткой Сулеймана», или «Гибель турок», или «Месть Максимилиана», или «Триумф Христа», в зависимости от склонностей и остроумия посетителей.
Но Максимилиан умер слишком рано. Его жемчужина осталась незавершенной, а потому осталась безымянной, просто зданием, то есть Местом Без Имени.
– «Смерть Максимилиана», господин мастер: все, что произошло после, началось здесь.
В 1576 году, в год смерти императора, Нойгебау еще не был готов. В основном не хватало внутренней отделки главного здания: в длинной галерее на первом этаже по планам должен был находиться антиквариум, то есть собрание диковинок, которые должны были удивить весь мир. В нем будут статуи, прицелы орудий, картины, гобелены, монеты, золотые украшения и дорогая посуда, и все это соберет Джакопо Страда, гениальный итальянский антиквар, которого Максимилиан нанял за высокую плату. Он известен потому, что придал блеска и прославил величайшие дворцы Мюнхена. Когда последняя часть будет завершена, Нойгебау сможет предстать перед миром.
Но имея за спиной Илзунга и Хага, императору было очень трудно раздобыть деньги.
В прошлом году Унгнад вернулся после двухлетнего пребывания в Константинополе, и смотри-ка, турки снова начали атаковать границы империи. Теперь нужно непременно созывать в Регенсбурге рейхстаг, собрание всех имперских князей. Первого июня Максимилиан выезжает из Вены, чтобы председательствовать на собрании. Как и первое заседание, которое он возглавлял десять лет назад, этот имперский сейм имеет решающее значение: князья, будь они католиками или лютеранами, должны прийти к соглашению, в противном случае турки победят.