Абрахам из Санта-Клары, пожалуй, был прав, подумал я, когда говорил, что в Вене ни одно животное, живущее на земле, в воде или в воздухе, не может полагать себя в безопасности и не рисковать угодить в кастрюлю.
– Эти венцы, – добавил Коломан, – не страдали от отсутствия аппетита даже тогда, когда турки стояли у их двери.
– А при чем тут турки?
Он пояснил мне, что даже во время знаменитой осады 1683 года, уже вошедшей в историю, у венцев не пропало желание есть вкусную пищу. Город вот-вот могли завоевать турки и сравнять его с землей, а толпы венцев, среди которых были женщины и дети, подвергаясь большой опасности, покидали ночью крепость и шли покупать у турок хлеб.
– Турки продавали им хлеб?
– Среди них были очень бедные солдаты, которым были нужны деньги. А в турецком лагере хлеба всегда было вдоволь.
Тот, кого обвиняли в подобных вещах, нес наказание в обоих лагерях, как у христиан (три сотни ударов плетью), так и у османов. И тем не менее подобные наказания ничему не могли помешать, пояснял Коломан. Кроме того, проблемой в Вене была жажда.
– Да, конечно, вода… – кивнул я.
– Нет, воды было в достатке. Не хватало вина.
Поскольку в душе жителя Вены гурман всегда преобладает над солдатом, часто перехватывали целые подводы с вином из окрестностей и с наступлением темноты транспортировали в город. Иногда случались и вовсе невероятные вещи. К примеру, осажденным во время жаркого сражения удавалось отхватить себе за линией турок (как такое возможно, осталось тайной) целое стадо из более чем сотни коров.
С неприкрытым разочарованием я слушал об этих событиях, происходивших на фоне великой осады. Как часто я думал о героическом сопротивлении венцев! А теперь вынужден был узнать, что все было совсем иначе.
– Тоже мне, герои без страха и упрека! – в ужасе заметил я.
– Они не испытывали страха. А вот упрекнуть их было за что: за все пятна от вина и жира на воротничках и рукавах, – рассмеялся Коломан.
Только представьте себе, рассказал он напоследок, что во время осады 1683 года был даже один предатель, который передал туркам очень ценную информацию об осажденном городе: в крепости поколеблено единство между гражданским населением и солдатами; венцы утомлены и хотят сдаться.
– Было 5 сентября. Почти никто не знает об этом обстоятельстве, которое могло изменить ход истории. По неизвестным причинам турки, к счастью, атаковали не сразу! Шесть дней спустя прибыло подкрепление и христианские армии победили.
А я знал, почему турки не атаковали Вену сразу. Я выяснил это двадцать лет назад, в Риме, у аббата Мелани. Но это настолько запутанная история, что если бы я даже рассказал ее Коломану, то он не поверил бы мне.
Тем временем мы прибыли. После того как мы отряхнули с себя снег, Драгомир Популеску пригласил нас в дом, где он ждал нас с Яном Яницким Опалинским. Они встретили нас с испуганными лицами. На этот раз вошел также и Пеничек, приветствовал всех, неуклюже и неловко, как обычно. Из-за своих некрасивых маленьких глаз он напоминал хорька в очках.
– У меня есть новости, – сразу сказал Опалинский.
– У меня тоже, – добавил Популеску.
– А где Христо? – спросил Коломан.
– Он занят. Придет немного позже, так он мне сказал, – ответил Симонис. – Так что можем начинать.
– А ты, Коломан, ты уже здесь, в такое время! Неужели венки сегодня оставили тебя ни с чем? – с горечью в голосе рассмеялся Драгомир.
– Напротив. Ты со своей воробьиной палочкой всегда оставляешь их мне такими возбужденными, что с каждой достаточно трех минут, чтобы удовлетворить их.
– Не волнуйся, Драгомир, соблюдай спокойствие… – сжав кулаки, пробормотал Популеску.
– Заканчивайте с шутками, – напомнил Симонис. – Данило мертв, и мы должны держать ухо востро.
На миг стало очень тихо.
– Друзья, – взял я слово, – я благодарен вам за помощь, которую вы оказываете мне в вопросе по поводу Золотого яблока. Однако теперь, когда ват товарищ мертв, я не могу ставить вам в вину, если вы захотите держаться от этого дела подальше.
– Но, может быть, Данило укокошил кто-то, кто решил посчитаться с ним за шпионаж? – задумчиво пробормотал Опалинский.
– Может быть, это были его соотечественники из Понтеведро, – присоединился к товарищу Популеску, – они сущие дьяволы, даже не сравнить с румынами.
– Кроме того, он отнюдь не первый студент, который должен был в это поверить.
И они тут же принялись забрасывать друг друга воспоминаниями о печальных случаях, во время которых студенты по различным причинам умирали насильственной смертью: кто на дуэли, кто будучи пойманным на месте кражи, кто из-за контрабанды etc.
– И все они были из полу-Азии, – прошептал мне со значительным видом Симонис, словно желая подчеркнуть особую склонность тех народов к грубому образу жизни.
– Может быть, туркам совсем нечего скрывать, – наконец отважился сказать Опалинский.
– На самом деле я не могу себе даже представить, что ага произнес эту фразу публично, если за ней что-то кроется, – заметил Популеску.
– Может быть, они хотели передать кому-то зашифрованное послание и были уверены, что это не вызовет подозрений, – предположил Коломан.
– Мне кажется это не особенно умным, – ответил Популеску.
– Ну, это же турки… – рассмеялся Симонис.
Услышав это замечание, рассмеялись и остальные. Я едва не рассказал им, что наблюдал за тем, как дервиш аги проводил жуткий ритуал, что даже Клоридия заметила, что он что-то скрывает, чтобы получить чью-то голову, что именно в этом кроется причина того, что мы исследуем историю о Золотом яблоке. Ведь все, кто присутствовали на аудиенции аги, абсолютно ничего не заподозрили и расценили предложение «Soli soli soli ad pomum venimus aureum» как объявление о своих мирных намерениях.
Я предположил, что оптимизм молодых людей кроется в вознаграждении, которое я им предложил. Однако теперь Данило мертв, игра стала опасной, и, вероятнее всего, будет правильным рассказать им правду. Симонис, угадав мои мысли, взглядом попросил меня молчать. И я снова трусливо смолчал.
Когда о печальной кончине товарища было все сказано, студенты заговорили о Золотом яблоке.
Популеску рассказал нам, что в одной кофейне познакомился с красивой брюнеткой-официанткой. Сначала он просто раскидывал сети, однако затем ему пришло в голову задать ей пару вопросов о Золотом яблоке, потому что владелец кафе, ее работодатель, был родом с Востока.
– Знакомство с дамой в кофейне? – удивился я. – А я думал, что вы, студенты, ищете в библиотеках и архивах!
Теперь друзьям Симониса пришлось объяснить мне, что из книг ничего полезного не узнаешь, кроме информации о державных символах и сферах, отдаленных родственниках Золотого яблока.
– Державный символ, – пояснил Опалинский, который был очень образованным молодым человеком, – состоит, как всем вам известно, из земного шара, из которого торчит крест Христов. Архангел Михаил держит в одной руке яблоко, а другой поднимает крест, словно меч, и повергает Люцифера, восставшего против Всевышнего и запятнавшего себя завистью, высокомерием и тщеславием, в ад. Не случайно имя «Михаил» на еврейском означает «равный, подобный Богу». Поэтому это стало державным символом императорских инсигний и передается императору Священной Римской империи во время коронации как знак того, что Бог выбрал его, чтобы он правил христианским светом и защищал его ото зла. Державный символ происходит от сферы, изображения неба, окружающего земной шар. Сфера тоже представляет собой символ власти: у греков и римлян ее соотносили с Юпитером, верховным богом.
– Что за чушь ты несешь! – возмутился Популеску. – Какой еще земной шар! Каждый ведь знает: в древности верили, что земля представляет собой диск!
– Ну вот, пожалуйста. Конечно же, тебе обязательно нужно напомнить, какой ты невежа, – попрекнул его Коломан Супан. – Так говорят, чтобы мы казались умнее и развитее, чем люди в древности. А ты попался на эту удочку.