— Они придавили меня.

— Они что-нибудь говорили?

— Нет, ничего.

Потом Андреа позвонила домой. Ее мать бессильно зарыдала, а отчим так взъярился, словно злился на нее за то, что с ней произошло. Наконец с девушкой поговорила психолог. Андреа пригляделась к этой женщине, которая выслушала ее, сочувственно кивая, и поняла, что проявлять сочувствие к изнасилованным входит в ее служебные обязанности, точно так же как сотрудники «Диснейуорлда» обязаны дружелюбно и якобы по собственному почину приветствовать всех его посетителей. Девушка вернулась домой и стала ждать, что произойдет дальше, но ничего так и не произошло. Подозреваемых в ее изнасиловании не было, никого так и не арестовали. Ей просто не повезло — пить надо меньше…

Потом у Андреа прошли все синяки и зажили все раны. На память ей остался только маленький белый шрам у правого глаза.

В семье никогда не говорили о том, что с ней случилось. Дома все было без изменений: со второго этажа по-прежнему открывался вид на океан, а вентиляторы по-прежнему лениво гоняли влажный воздух в каждой комнате. Ее мать по-прежнему проверяла готовность лимонных пирогов и моллюсков во фритюре к моменту появления в ресторане туристов и завсегдатаев бара. Отшлифованное годами течение жизни было незыблемым. Андреа снова стала работать на рыболовецком катере отчима так, словно с ней ничего не случилось. Поглядывая на отчима — пристально всматривавшегося сквозь темные очки в зеленые волны океана, она сновала по палубе, поднося рыболовам пиво, хихикая в ответ на их плоские шутки, насаживая наживку на крючки и ожидая схватки с очередной рыбой.

«И все-таки я тогда изменилась». Андреа, сидя за рулем автомобиля, поправила темные очки.

И действительно, девушка начала писать письма матери, изливая все свои обиды и горести на сиреневые листы ароматизированной почтовой бумаги, купленной в ближайшем канцелярском магазине. Бесконечные слова расплывались перед глазами по тонкой бумаге, как ручьи слез. Через некоторое время Андреа перестала писать о том, как ее изнасиловали: рана в душе постепенно затянулась. Теперь она писала о мире в целом, о погоде, о своем будущем и прошлом. Накануне вступительных экзаменов в полицейскую академию девушка написала: «Как жаль, что отца не вернуть!» Разумеется, сама по себе эта фраза была банальной, но Андреа стало легче уже оттого, что она смогла излить на бумагу свои чувства.

Разумеется, этих писем она никуда не отправляла и никому не показывала. Девушка хранила их в папке из искусственной кожи, приобретенной на распродаже в пригороде Майами. В последнее время она опять стала излагать на бумаге свои рассуждения о делах, которые расследовала. Впрочем, свои догадки и предположения она тоже никому не показывала. Иногда Андреа задумывалась над тем, что бы произошло, прочти ее мать хоть пару из этих, формально адресованных ей, писем. Чего бы ее мать больше испугалась — того, что случилось с ее дочерью, или того, что, по мнению дочери, происходит с миром?

Вспомнив о стариках, убитых на Тарпон-драйв, детектив подумала о том, что они все равно были обречены. Они знали, во что превратился воспитанный ими ребенок. Неужели они рассчитывали, выпустив в мир такое чудовище, не понести за это заслуженной кары?!

Шеффер вспомнила о том, как впервые взяла в руки кольт калибра .357 магнум — табельное оружие полицейских в округе Монро. Сжав в руке тяжелый револьвер, она ощутила спокойствие и уверенность и подумала, что больше никогда не станет ничьей жертвой.

Она нажала педаль газа, и ее машина без полицейских опознавательных знаков понеслась сквозь полуденный зной со скоростью девяносто миль в час.

В первый раз она попала в мишень один раз из шести. На следующий день она выбила уже два из шести, а закончив шестинедельную подготовку, уверенно всаживала шесть пуль из шести в самый центр мишени. Но и после этого Андреа регулярно, раз в неделю, ходила на стрельбище. Потом она освоила автоматический пистолет поменьше и помповое ружье, которое имелось в каждом полицейском автомобиле. В последнее время она стала тренироваться в стрельбе из автоматической винтовки М-16 и носила вместо кольта армейский пистолет калибра 9 миллиметров.

Услышав за спиной сирену, Андреа убрала ногу с педали газа и снизила скорость. Догонявшая ее машина перестроилась в соседний ряд и поравнялась с ней. Это был дорожный патруль, охотившийся на лихачей за рулем. Шеффер явно пронеслась на головокружительной скорости в зоне его радара, и он вылетел из засады.

Полицейский стал присматриваться к Андреа из-под темных очков. Женщина улыбнулась и развела руками. Полицейский тоже расплылся в улыбке. Помахав рукой, он нажал на газ и обогнал ее машину. Андреа переключила радио на частоту полиции штата и проговорила:

— Говорит детектив четырнадцать из отдела по расследованию убийств округа Монро. Прием.

— Здравствуйте, детектив четырнадцать. Говорит рядовой Уиллис. Вы ехали со скоростью девяносто пять миль в час. Куда торопитесь?

— Извините, задумалась. Расследую убийство. Иду по горячим следам, но постараюсь ехать помедленнее.

— Выбирайте сами нужную скорость, детектив четырнадцать. Может, перекусим вместе как-нибудь?

Шеффер рассмеялась: полицейский Уиллис пытался склеить ее на скорости девяносто пять миль в час!

— Сегодня некогда. Если хотите, увидимся у шерифа округа Монро, в Ки-Ларго, через пару дней!

— Ждите! Буду!

Помахав на прощание рукой, Уиллис притормозил и съехал на обочину.

«Несколько дней бедняга будет лелеять надежду», — подумала Андреа, и она испытала неловкость. Рядового Уиллиса ждало жестокое разочарование. У Шеффер было два железных правила: во-первых, она никогда не спала с мужчинами, которые знали, что она работает в полиции, и, во-вторых, она никогда не спала с одним мужчиной дважды.

Андреа опять потрогала маленький шрам у глаза. «А шрамов в душе так никто никогда и не увидел!» И она понеслась дальше, в сторону Майами.

Секретарша отдела городских новостей газеты «Майами джорнел» объявила Шеффер, что Кауэрта в редакции нет. Сначала детектив удивилась, а потом насторожилась: «Ага! Он на кого-то охотится!»

Обдумывая вновь возникшие подозрения, женщина-полицейский сказала секретарше, что хочет видеть главного редактора отдела. Поговорив по телефону, та предложила подождать редактора на диване. Через двадцать минут он появился из-за двойных дверей:

— Извините, что заставил вас ждать. У нас было совещание.

— Я хотела еще раз поговорить с мистером Кауэртом, — стараясь держаться как можно естественнее и спокойнее, сообщила редактору Андреа.

— А я-то думал, что он ответил на все ваши вопросы.

— Нет, не на все.

— Неужели? — Редактор всем своим видом постарался показать, что нужно было воспользоваться первым и последним случаем, когда она была допущена к персоне журналиста.

— Мне нужно у него еще кое-что выяснить.

— Извините, но мистера Кауэрта в редакции нет, — расплылся в улыбке редактор. — Может, я смогу его вам заменить?

Сделав вид, что не чувствует фальши в этом великодушном предложении, Андреа поспешно заговорила:

— Видите ли, я никак не возьму в толк, с кем связался в тюрьме Салливан и как он организовал это убийство… Знаю-знаю, возможно, мистеру Кауэрту это тоже неизвестно, — затараторила она еще быстрее, видя, что редактор намерен ее перебить, — но меня все равно это очень смущает, и я надеялась, что мистер Кауэрт поможет мне во всем разобраться.

Судя по всему, ей удалось разыграть из себя дурочку, потому что редактор заметно смягчился:

— Разумеется, это очень запутанная история.

— Не то слово!

— И все-таки, по-моему, мистер Кауэрт уже сообщил вам все, что ему известно по этому вопросу, — осторожно сказал редактор.

— Но ведь у него было время подумать! А вдруг он еще что-нибудь вспомнил? Часто бывает, что через некоторое время вспоминаются самые разные вещи.

— Знаю. — Редактор пригладил рукой редеющие волосы. — Ведь мы, журналисты, тоже часто задаем людям вопросы. Однако Кауэрта нет, он уехал собирать материал для статьи.