— Я еще не знаю, когда что-нибудь опубликую! — воскликнул Кауэрт. — Мне сначала нужно во всем самому разобраться. У меня несколько часов магнитофонных записей…

— Салливан был сумасшедшим?

— Скорее, он был психопатом. У него обо всем было свое представление.

Тут Кауэрт не покривил душой, но в этот момент последовал вопрос, которого он боялся больше всего:

— Что Салливан рассказал вам об убийстве Джоанны Шрайвер? Он в нем сознался?

Кауэрт понимал, что достаточно сказать «да», стереть слова Салливана с магнитофонной ленты и обо всем позабыть, но решил, что после этого ему будет очень трудно жить на свете. Поэтому он пробормотал очередную полуправду:

— Салливан упомянул Джоанну Шрайвер.

— Это Салливан ее убил?

— Он рассказал мне, как было совершено убийство. Он изложил такие подробности, которые могут быть известны только убийце.

— Почему вы не отвечаете прямо, убил ли Салливан Джоанну Шрайвер?

— Видите ли, — пробормотал Кауэрт, — Салливан был странным человеком. Часто его было нелегко понять. Даже во время своего последнего признания он изъяснялся довольно неоднозначно.

— Что он сказал о Фергюсоне?

— Салливан ненавидел Фергюсона лютой ненавистью, — заявил Кауэрт.

— Он так и сказал?

— У меня сложилось впечатление, что Салливан при малейшей возможности убил бы Фергюсона. Если бы Салливан смог, он, безусловно, включил бы Фергюсона в список своих жертв.

Толпа явно позабыла об убийстве Джоанны Шрайвер, и Кауэрт украдкой перевел дух. Включив Фергюсона в состав потенциальных жертв Салливана, Кауэрт умудрился исключить его из списка подозреваемых в убийстве несчастной девочки.

— Вы ознакомите нас с содержанием вашего разговора с Салливаном?

— Я не обязан это делать.

Этот ответ еще больше разозлил журналистов.

— Что вы намереваетесь делать с вашими записями? Сядете за книгу?

— Почему вы не желаете делиться с нами информацией?

— Вы рассчитываете еще на одну Пулицеровскую премию?

Кауэрт покачал головой и подумал, что скоро, видимо, придется распрощаться и с той премией, что он уже получил. О какой премии может идти речь?! Пережить бы весь этот кошмар!

Он поднял руку, призывая собравшихся к вниманию, и сказал:

— Было бы здорово, если бы сегодняшняя смертная казнь стала последней строкой в истории Блэра Салливана, но, к сожалению, это не так. В этой истории придется разбираться еще очень долго. А сейчас я должен идти, мне нужно поговорить с представителями полиции. Кроме того, у меня много других дел. Всего хорошего! — С этими словами журналист покинул трибуну.

Его хватали за рукава, пытаясь остановить, но он протиснулся сквозь толпу к тюремным дверям и выбрался на улицу. У входа в тюрьму толпы противников смертной казни, со свечами и плакатами в руках, распевали религиозные гимны: «Все мы братья во Христе!..» Молодая девушка, явно студентка колледжа, в футболке с надвинутым на лицо капюшоном, напоминавшим одеяния средневекового инквизитора, вдруг пронзительно закричала: «Душегуб! Кровопийца!» — но Кауэрт ловко уклонился от встречи с ней и поспешил к своей машине.

Он шарил по карманам в поисках ключей, когда его настигла детектив Шеффер:

— Мне нужно с вами поговорить!

— Только не сейчас.

— Почему не сейчас?! — Женщина-полицейский схватила журналиста за лацканы пиджака. — Что вообще происходит, Кауэрт? Вчера вам было некогда с нами разговаривать, сегодня днем — тоже, и даже сегодня ночью! Выкладывайте все, что знаете, прямо сейчас!

— Послушайте, — ответил Кауэрт, — этих стариков уже не вернуть, они мертвы. Салливан ненавидел их и спровадил на тот свет. Им ничем уже не поможешь, и нет никакой разницы, когда я отвечу на ваши вопросы — сегодня или завтра утром!

Андреа хотела было что-то сказать, но передумала, стиснула зубы и смерила Кауэрта негодующим взглядом.

— Значит, мы поговорим с вами завтра утром, — процедила она.

— Хорошо.

— Где?

— В Майами. У меня на работе.

— Я буду вас там ждать. Смотрите не опоздайте! — угрожающим тоном добавила женщина-полицейский и махнула рукой, словно разрешая Кауэрту убираться подобру-поздорову.

Забравшись в машину, Кауэрт сунул ключи в замок зажигания, завел двигатель, включил фары и внезапно увидел детектива Уилкокса. Стоя на дороге у журналиста, полицейский из Пачулы не торопясь изобразил рукой пистолет, сделал вид, что стреляет в Кауэрта, и только после этого отступил в сторону.

Репортер нажал на газ. Ему было все равно, куда ехать, лишь бы убраться подальше от этой тюрьмы. Его машина вылетела за ворота тюремного двора. По пятам за ней неслась ночь.

Было без десяти двенадцать ночи. Лейтенант Тэнни Браун взглянул на часы, и сердце его забилось быстрее: через десять минут Блэра Салливана не станет!..

Женщина, сидевшая перед ним на протертом диване, рыдала во весь голос:

— Боже мой! Почему?! Боже мой!..

От ее рыданий трясся весь маленький трейлер. На его пластмассовых стенах под дерево подрагивали безделушки. В трейлере было очень душно, потому что на улице, несмотря на поздний час, не спадала жара. Красно-синие вспышки проблесковых маячков полицейских автомобилей, выстроившихся полукругом перед трейлером, освещали резное деревянное распятие на одной из стен. Эти вспышки словно неумолимо отсчитывали время.

— Ну почему же?! Почему?! — всхлипывала женщина.

Браун поймал себя на циничной мысли, что распятию на стене бесполезно задавать этот вопрос. Особенно распятию, висевшему в трейлере, давно уже превратившемся в жалкое подобие человеческого жилья.

Лейтенант стиснул пальцами виски и мысленно попросил у распятия даровать ему тишину. Как ни странно, взвыв в последний раз, женщина действительно замолчала. Тэнни Браун покосился на нее. Она забилась в угол дивана и сидела там, поджав ноги, как маленькая девочка. На роль убийцы эта исхудавшая женщина с растрепанными каштановыми волосами явно не подходила. Под глазом у нее красовался здоровенный синяк, а ее худые запястья были перебинтованы. Рукава затасканного розового халата были закатаны, и лейтенант разглядел синяки у нее на руках. Женщина вытерла ладонью щеки, и Тэнни Браун заметил на ее пальцах желтые пятна от никотина. Женщина взглянула на свою мокрую от слез ладонь с таким ужасом, словно та была в крови.

Наслаждаясь тишиной, лейтенант подумал о том, что эта женщина явно моложе его, но выглядит гораздо старше. От постоянных побоев она состарилась раньше времени.

— Фред! — обратился Тэнни Браун к облаченному в форму полицейскому, переминавшемуся с ноги на ногу в глубине трейлера, рядом с крошечной кухонькой. — Угости миссис Коллинз сигаретой.

— А я-то старалась бросить… — пробормотала женщина, но жадно вцепилась в протянутую ей полицейским пачку сигарет.

— Успокойтесь, миссис Коллинз, — попросил лейтенант, — и расскажите мне по порядку, что здесь произошло сегодня вечером, когда Бак вернулся с работы.

На улице что-то щелкнуло и вспыхнуло. Глаза женщины округлились от страха.

— Не волнуйтесь, — поспешил успокоить ее Тэнни Браун. — Это просто работает наш фотограф. Хотите воды?

— Я бы выпила чего-нибудь покрепче, — пробормотала женщина, поднесла дрожащей рукой сигарету к губам, затянулась и закашлялась.

— Дай ей стакан воды, Фред! — сказал лейтенант. На улице послышались голоса, Браун поднялся на ноги. — Постарайтесь взять себя в руки, а я сейчас вернусь.