— Я бы тоже.

— Не сомневаюсь, — буркнул полицейский.

— Почему?

— Потому что понимаю, как вам важно доказать невиновность Фергюсона. Теперь мне ясно, почему вы с досады перевернули у себя в квартире все вверх дном.

Кауэрт только махнул рукой.

— Еще бы! — безжалостно продолжал лейтенант. — А как же Пулицеровская премия, карьера, репутация?! Наверняка вам очень хотелось уничтожить признание Салливана.

— Но я же его не уничтожил, — развел руками журналист.

— Конечно! Ведь как бы вы ни старались спрятать голову в песок, вам все равно не забыть труп девочки у грязного болота!

— Это правда.

— Выходит, вы тоже чувствуете себя обязанным исправить то, что натворили!

С грустной улыбкой журналист отхлебнул из стакана. Тэнни Браун немного успокоился и присел на самый край кресла, словно в любой момент готов был вскочить.

— Ну хорошо, — сказал наконец Кауэрт, — вы все-таки детектив. Что бы вы сделали в первую очередь? Отправились бы сразу к Фергюсону?

— Может, да, а может, и нет, — покачал головой полицейский. — Лиса не попадет в капкан, если его поставить кое-как.

— Если о лисе вообще может идти речь…

— Некоторые слова Салливана можно проверить в Пачуле, — подумав, продолжил лейтенант Браун. — Может, стоит снова поговорить с его бабкой и обыскать их дом? Ведь сказал же Салливан, что Фергюсон спрятал еще какие-то вещи. Давайте проверим, не соврал ли он на этот раз. Начав с этого, мы, может, сумеем потом отличить ложь от правды.

— Все это так, но глупо надеяться, что дома у бабушки Фергюсона висит снимок, на котором ее внук запечатлен в момент убийства Джоанны Шрайвер, — возразил Кауэрт. — А в противном случае толку от этого визита не будет. Вы и сами прекрасно понимаете: вы избили Фергюсона, чтобы добиться от него признания, и теперь вам нельзя его и пальцем тронуть. Никто не позволит возбуждать против него новое дело, и ни один судья не согласится его рассматривать… И еще, если мы там появимся, его старая хитрая бабка сразу почует неладное и доложит внуку!

Браун нехотя согласился, но упрямо заявил:

— И все-таки я должен знать!..

— Я тоже! — перебил его журналист. — Подумайте лучше об убийстве на Тарпон-драйв. Если убийца действительно Фергюсон, вы сможете взять его за жабры. А точнее, мы сможем взять его за жабры — вы и я!

— Думаете, все этим и кончится? Фергюсон отправится в камеру смертников за убийство матери и отчима Салливана — и делу конец?

— Надеюсь, что да.

— Не стоит полагаться на надежды, везение и молитвы, — покачал головой полицейский. — Кроме того, трупы на Тарпон-драйв и Фергюсона пока связывает только голословное утверждение Салливана. На что вы рассчитываете? На то, что при Фергюсоне будет орудие убийства? Или, может, в день убийства он оплатил своей кредитной картой билет на самолет или взятый напрокат автомобиль? Или кто-нибудь видел его на Тарпон-драйв? Или он где-нибудь об этом проболтался? Думаете, Фергюсон так глуп, что оставил на месте преступления отпечатки пальцев, или свои волосы, или какие-нибудь другие улики, с которыми ваши знакомые детективы из округа Монро поделятся с вами, не задав вам ни одного вопроса? Нет, боюсь, Фергюсон уже слишком опытный убийца, чтобы оставлять улики.

— Я же ни в чем не уверен. Я даже не знаю, действительно ли Фергюсон убийца.

— Если убийца не он, кто же тогда убил этих людей? Думаете, Салливан мог договориться в тюрьме с кем-то еще?

— Я знаю только одно: Салливан был большим мастаком на загадки и хитрости.

— Вот и угодил на электрический стул.

— Может, он всю жизнь сознательно шел к этому, чтобы заработать посмертную славу?..

— Вот этого я не знаю. — Поудобнее устроившись в кресле, полицейский взял пистолет и стал поглаживать его вороненый металл. — Я знаю только то, что вас никак не отучить от вашей проклятой профессиональной объективности, в какие бы истории вы из-за нее ни вляпывались.

— Вы тоже вляпались в историю, потому что били человека, чтобы добиться признания, из-за которого его приговорили к смертной казни! — огрызнулся Кауэрт.

— Лучше вспомните, как Салливан назвал человека, убившего его мать и отчима, — «кровожадный убийца»! — отмахнувшись от журналиста, воскликнул Тэнни Браун. — Неужели у вас не бегут мурашки по коже от того, что́ из этого следует?! Какой еще грех вы хотите взять на душу из-за своего бездействия, своей знаменитой «объективности»?!

— Нет, — решительно заявил Кауэрт, — довольно с меня убийств! Этому нужно положить конец. Давайте действовать! Могу я считать, что мы с вами договорились?

— О чем?

— Сам не знаю.

— Тогда будем считать, что договорились, — усмехнулся полицейский.

Они переглянулись. Оба чувствовали непреодолимое желание докопаться до правды, проблема была лишь в том, что правда, устраивавшая одного из них, была неугодна другому.

— А что детективы из округа Монро? — спохватился Кауэрт.

— Пусть пока поработают сами. Я должен своими глазами увидеть, что там произошло.

— Но они от меня не отстанут. Мне кажется, в этом деле, кроме меня, им больше не за что зацепиться.

— Поживем — увидим. Думаю, сейчас они начнут шерстить тюрьму штата Флорида, в Старке. По крайней мере, я сам поступил бы так, если бы не услышал сейчас слов Салливана.

— А ведь вы только что обвиняли меня в том, что я скрываю улики от правосудия! В сущности, в том, что я преступаю закон! — возмутился журналист.

— Прежде чем поставить точку в этом деле, закон придется преступить еще не раз! — заявил лейтенант, вставая.

Мэтью Кауэрт и Тэнни Браун молча шли по Тарпон-драйв. Под ногами хрустели ракушки и куски кораллов. Двое мужчин по-прежнему не доверяли друг другу, но в предприятии, которое они затеяли, должны были участвовать оба, и каждый считал, что следует держать другого под присмотром. Кауэрт оставил машину неподалеку от дома, где им были обнаружены трупы. И, вооружившись фотографией Фергюсона, добытой в архиве «Майами джорнел», они стали обходить близлежащие дома. Браун показывал местным жителям свой полицейский жетон, а Кауэрт демонстрировал им фотографию Фергюсона, каждый раз задавая один и тот же вопрос: «Вы видели раньше этого человека?»

Молодая женщина в желтой рубашке откинула назад светлые волосы, прикрикнула на заходившегося в плаче младенца и покачала головой. Двое подростков, копавшиеся в разобранном лодочном моторе во дворе другого дома, рассматривали фотографию с таким вниманием, которого наверняка никогда не проявляли на уроках, но тоже заявили, что никогда не видели Фергюсона. Огромный пузатый мужчина, в засаленных джинсах и жилетке с логотипом харлей-дэвидсона, отказался отвечать на вопрос, заявив, что никогда не разговаривает ни с полицейскими, ни с репортерами. Он рявкнул, что вообще ничего интересного не видел, и захлопнул у них перед носом задребезжавшую алюминиевую дверь.

Журналист очень скоро понял, что Браун — опытный профессионал. Стоило кому-либо спросить: «А что, он причастен к убийству на нашей улице?» — как Тэнни тут же отвечал вопросом на вопрос: «А что вам известно об этом убийстве?» — но никто об этом убийстве ничего не знал.

Кроме того, детектив обязательно спрашивал у местных жителей, был ли у них кто-нибудь из полиции округа Монро. Оказалось, что у всех в тот день, когда были обнаружены трупы, побывала хорошо запомнившаяся, уверенная в себе женщина-полицейский. Однако никто не видел и не слышал ничего необычного.

— Они все тут обшарили, — обескураженно пробормотал Тэнни Браун.

— Кто?

— Ваши друзья — детективы из округа Монро. На их месте я поступил бы точно так же.

Они с Брауном остановились перед низким сетчатым забором, за которым стоял облезлый голубой трейлер, к двери которого был прилеплен пластмассовый фламинго. Блики солнца отражались от стальных стенок трейлера, и он казался охваченным пламенем. К окошку трейлера был прилажен видавший виды кондиционер. Он гудел и дребезжал, но не сдавался. В десяти ярдах от изгороди к кривому железному столбу был привязан коричневый пятнистый питбультерьер, злобно разглядывавший пришельцев. На такой жаре собака вроде бы должна была высунуть язык до земли, но она, наоборот, с решительным видом стиснула челюсти. Вместе с тем она держалась спокойно, словно ей и в голову не приходило, что кто-то дерзнет покуситься на охраняемую ею территорию двора.