Управляла этим счастливым и бойким выводком миссис Гарриет Белл, вдова доктора Белла, а также тетя и приемная мать Артура и Алана Николлсов. Миссис Белл любезно протянула мне руки со словами:

— Вы не поверите, с каким нетерпением я ожидала этого момента.

Поразительно красивая женщина с элегантно уложенными темными волосами, облаченная в темно-синее шелковое платье, сшитое по последней моде, она держала себя с изяществом и простотой английской матроны: воплощенная доброта и благонравная утонченность. Ее акцент, как ни странно, также казался скорее английским, чем ирландским.

— Много дней я гоняла слуг, готовясь к вашему приезду. Артур! Мы разместим вас в зеленой комнате на первом этаже — там отличный камин и, на мой взгляд, лучший вид. Надеюсь, вам понравится.

— Комната замечательно нам подойдет, — заверил Артур. — Спасибо, тетя.

Он поцеловал ее, и мы проследовали в дом.

Просторная прихожая с высокими потолками была выложена мрамором. Мне удалось заглянуть в соседнюю столовую, не менее огромную и высокую. В элегантной гостиной, обшитой дубовыми панелями и красиво и удобно обставленной, нам тотчас подали английский чай. Все расселись по разнообразным креслам и диванам и начали есть, пить и весело щебетать.

Потягивая чай, я разглядывала великолепный интерьер и новые лица. Всё — и все — настолько превосходило мои самые фантастические ожидания, что я с трудом воспринимала происходящее. Я столько слышала об ирландской неряшливости, но по прибытии в страну не увидела ни одного ее проявления. А сейчас передо мной был образец английской утонченности и гармонии.

Внимая беседе, я узнавала обрывочные сведения о Беллах: миссис Белл и ее дочери играют на фортепиано и обожают шить и трудиться в саду; все домочадцы читают запоем и страстно любят животных.

— За прошедшие годы в нашем доме перебывало не менее тридцати псов, — сообщила миссис Белл, отставив чашку, — но лучший из них — мой дорогой крошка Фейри.

Все закатили глаза, когда миссис Белл тоскливо произнесла:

— Он был всего лишь крошечным клубком шерсти, всецело преданным мне, и так обрадовался встрече со мной, когда я вернулась из свадебного путешествия, что…

— …бедняжка умер от непомерного восторга, — закончили собравшиеся en masse, [77] дружно захохотав.

— Если бы вы знали моего крошку Фейри, — с достоинством добавила миссис Белл, — вы бы не стали смеяться.

Разговор перешел на животных. Домочадцы и гости с теплом и энтузиазмом перечисляли достоинства своих излюбленных питомцев. Когда настала моя очередь, я рассказала о нашем драгоценном Флосси. Артур признался, что больше всех любил огромного коричневого пса неизвестной породы, которого нашел в свои десять лет и упросил оставить при себе. Все это было крайне занимательно и проливало свет на любовь моего мужа к животным, чем я всегда восхищалась.

— Конечно, ты любил эту уродливую гончую, Артур, — весело заметил Джеймс, — но, если честно, питал не меньшую нежность ко всем диким тварям, которые бродили по нашим полям. — Повернувшись ко мне, он продолжил: — Однажды, когда Артуру было двенадцать или тринадцать лет, папа велел подрезать ветки в рощице рядом с домом. Артур поднял такой шум, уверяя, что деревья служат приютом для белок, что папа отказался от своей идеи.

Последовал взрыв добродушного поддразнивания, поскольку кузенов Артура забавляла его преданность большим пушистым грызунам. Я благоговейно и изумленно улыбалась, глядя через комнату на мужа, казавшегося более расслабленным и счастливым, чем когда-либо прежде. Меня охватило теплое чувство; внезапно я поняла, как мало сведений имела о своем суженом, когда выходила замуж! Насколько лучше я понимала его теперь, видя, как он общается с теми, кого любит и кто любит его, в доме, где был воспитан. В родной стране он открылся мне в новом свете. Несомненно, он был любимчиком в семье и ощущал себя совершенно непринужденно в этом роскошном доме.

С уколом внезапного стыда я осознала, как жестоко папа — да и я тоже — ошибался насчет Артура. Как долго отец противился моему союзу с мистером Николлсом на том лишь основании, что я уроню себя браком с бедным викарием «низкого происхождения»! Папа сразу бы запел по-другому, увидев великолепный дом и семью, в которой этот достойный викарий был воспитан! Бронте по сравнению с Беллами — как и Бранти рядом с первыми — настолько более скромного происхождения, что не о чем и говорить.

Мне стало ясно: Артур прекрасно понимал это и все же молчал. Даже на борту судна, подслушав жестокие слова молодой женщины, будто я уронила себя подобным браком, и мой жалкий лепет, Артур не попытался ознакомить меня с правдой. Джозеф назвал его скромным, но я догадывалась, что дело не только в скромности. Муж надеялся, что я стану судить о нем непредвзято, без оглядки на происхождение или богатство его родственников.

О! Мне так хотелось остаться с ним наедине и открыть свои чувства: как я благодарна Богу за то, что Он благословил меня преданной любовью такого благородного и скромного человека, как глубока моя любовь, как я всем сердцем надеюсь, что смогу стать достойной его.

Я поднялась, намереваясь подойти к мужу, но внезапно мне стало дурно. Я опустилась обратно в кресло, чтобы не оказаться на полу, и мое тело сотряс долгий мучительный приступ кашля.

— Дорогая Шарлотта, да вы же больны! — воскликнула миссис Белл. — Мне с самого начала не нравился ваш кашель. Артур! Неужели ты таскал эту бедную женщину по всему Уэльсу и Дублину в подобном состоянии?

— Моя простуда усилилась только в последние день или два, — поспешила заверить я. — Артур преданно заботился обо мне и не раз настаивал на моем отдыхе, это мне самой не сиделось на месте.

— Что ж! Вы выглядите крайне усталой, — заявила миссис Белл, протягивая мне руку. — Мы должны незамедлительно уложить вас в постель и угостить отличным горячим супом. Морин!

Появилась румяная служанка.

— Да, мэм?

— Вели кухарке подогреть немного бульона и принеси нашей гостье в зеленую комнату. И позови Агнес.

— Да, мэм, — поклонилась служанка и убежала прочь.

Не успела я оглянуться, как меня раздела вышеупомянутая Агнес, умелая с виду служанка лет пятидесяти, и вскоре я с удобством устроилась в большой мягкой кровати в комнате в три раза больше, чем наша гостиная в пасторате. В широком старом камине ярко пылал торф, немного оживляя старинную, но комфортную обстановку. Румяная служанка доставила на подносе горячий суп и удалилась.

Я съела три ложки, и тут на пороге возник Артур. Он неуверенно приблизился к кровати и встревоженно спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

Когда я посмотрела на него, мое сердце, полное невысказанных слов, гулко забилось; но едва я открыла рот, как пришла миссис Белл и решительно произнесла:

— Артур, оставь свою молодую жену на мое попечение.

Устроившись в гобеленовом кресле рядом с кроватью, она налила в ложку что-то из аптечного пузырька.

— Я вылечила сотни простуд в этом доме и еще ни разу не уморила пациента. Постель больной не место для новобрачного. Иди навести с кузенами соседей.

— Если вы настаиваете, тетя, — неохотно отозвался Артур.

Он наклонился надо мной и нежно поцеловал в лоб.

— Мне очень жаль, что ты заболела, Шарлотта, но уверяю, ты в хороших руках. Во всем графстве нет сиделки лучше, можешь не сомневаться.

— Артур… — начала я, пытаясь поймать его руку, но мне помешал очередной приступ кашля.

— Тсс. Отдыхай, дорогая, и поскорее выздоравливай, — промолвил он и направился к двери.

Не знаю, какое лекарство дала мне миссис Белл, но, покончив с бульоном, я немедленно уснула, проспала весь ужин и очнулась только на следующее утро.

Пробудившись, я увидела солнечный свет по краям занавесок. Примятая подушка, сбитые простыни и покрывало свидетельствовали, что муж разделил со мной ложе и ушел, не побеспокоив. Вскоре в дверь постучали.