— Какая непочтительность! — возмутился низкий ирландский голос, когда мы повернули налево на Черч-лейн.

Мистер Николлс вышел из дома церковного сторожа с викарием из Оксенхоупа мистером Грантом, молодым человеком, которого мы хорошо знали, поскольку последний год он часто помогал папе в приходе.

— Церковный двор — священное место, — продолжал мистер Николлс. — Что за карикатура: могильные плиты, покрытые сырыми простынями, рубашками и сорочками!

— Не могу с вами не согласиться, — отозвался мистер Грант, худощавый мужчина с красным лицом и высоким гнусавым голосом, — но традиция есть традиция. Вы ведь не хотите рассориться с женщинами Хауорта?

Завидев нас, молодые левиты прервали беседу. Мы с мистером Николлсом не общались три недели, с тех пор, как я преподнесла ему корзину, и он окаменел при моем появлении. Оба мужчины повернулись к нам; мистер Николлс с любопытством посмотрел на Анну и Бренуэлла. Викарии одновременно коснулись своих клерикальных шляп и произнесли:

— Добрый день.

— Добрый день, — поздоровалась я. — Мистер Николлс, позвольте представить вам моего брата Бренуэлла и мою сестру, мисс Анну Бронте. Бренуэлл, Анна, это преподобный Артур Белл Николлс, новый викарий Хауорта.

Мистер Николлс пожал руку Бренуэллу и торжественно поклонился Анне.

— Полагаю, я заметил семейное сходство. Весьма рад знакомству.

— Я тоже, сэр, я тоже, — ответили Бренуэлл и Анна.

Эмили, как обычно, промолчала.

— Рад снова видеть вас обоих, — сообщил мистер Грант, когда рукопожатия и поклоны закончились.

Я считала мистера Гранта самоуверенным снобом, начиная от вздернутого носа и задранного кверху подбородка и кончая черными клерикальными гетрами и башмаками с тупыми носами, но он, по крайней мере, был деятельным и истовым приходским священником.

— Вы приехали домой на лето? — поинтересовался мистер Грант.

— Увы, вскоре я должен вернуться, — беззаботно обронил Бренуэлл. — Зато Анна останется насовсем. Наверное, ей надоело работать гувернанткой.

— Что ж, ее легко понять, — заметил мистер Грант. — Сидеть взаперти в деревенском поместье, вдали от остального мира и светского общества, по-видимому, смертельно скучно.

— Мне тоже сначала было тоскливо, — признался брат, — первые три месяца я почти рвал на себе волосы от скуки. Но со временем стало намного веселее.

Анна нахмурилась и быстро сказала:

— Прошу меня извинить, но я очень соскучилась по отцу.

— Я с тобой, — вызвалась Эмили.

Сестры умчались. Мне тоже не терпелось уйти. Я уже собиралась попрощаться, когда Бренуэлл обратился к священникам:

— Джентльмены, не хотите ли присоединиться к нам за чаем? Если не ошибаюсь, Табби и Марта приготовили настоящий пир.

Мистер Грант широко улыбнулся.

— Спасибо, с превеликим удовольствием.

Мое сердце замерло. Я предвкушала праздник в честь брата и сестры в тесном семейном кругу: только мы пятеро. Папа, вероятно, хотел того же. Всякий раз, как мы приглашали за стол местных викариев, я находила их своекорыстными, тщеславными и суетными, а мысль об ужине с мистером Николлсом была мне особенно отвратительна. Бренуэлл, однако, всегда был общительным и дружелюбным. Увы, у меня не было выбора!

— Увидимся в доме, джентльмены, — промолвила я, заставив себя улыбнуться, после чего ринулась по переулку вслед за сестрами.

Когда я миновала двор и вошла в дом, мои ноздри атаковал восхитительный аромат ростбифа и йоркширского пудинга. Сестры сидели на корточках на кухне и охотно принимали восторг и ласки своих собак. Наш мастиф принадлежал Эмили; Флосси подарили Анне ученики, Робинсоны, которые, к ее ужасу, так дурно обращались с прелестным спаниелем, что пришлось забрать его домой и вверить искренним заботам Эмили.

Табби (склонившаяся над кипящей кастрюлей с картошкой) и Марта (достающая пудинги из печи) при появлении Анны радостно вскочили и бросились ее обнимать.

— Мы так соскучились, дочка, — с чувством произнесла Табби, утирая краешком фартука слезы счастья.

— Я ужасно рада вас видеть, мисс Анна, — вторила ей Марта.

Этой жизнерадостной стройной девушке с мягкими темными волосами и приятным лицом было всего семнадцать лет. Она была второй по старшинству дочерью Мэри и Джона Брауна из соседнего дома церковного сторожа. В нежном возрасте тринадцати лет Марта Браун переехала к нам и взвалила на свои плечи самую тяжелую работу по дому.

— Вы с нашим дорогим мистером Бренуэллом всегда любили ростбиф и пудинг, — напомнила она Анне. — На ваше возвращение мы расстарались и приготовили настоящий воскресный ужин, хотя еще только вторник.

— Спасибо вам обеим, — поблагодарила Анна.

— Надеюсь, угощения хватит еще на двоих, — вмешалась я, — поскольку ваш дорогой мастер Бренуэлл только что пригласил мистера Николлса и мистера Гранта к нашему столу.

— Еды всем хватит, — успокоила Табби, — даже таким неблагодарным юнцам, как эти ваши викарии.

— Викарии? — испуганно повторила Эмили, отстраняя от себя Кипера. — Что… они сейчас придут?

Она взвилась как пружина и метнулась к двери кухни. В тот же миг я услышала голоса мужчин у главного входа. Псы навострили уши и выскочили в коридор.

— Нет! — издала вопль Эмили, кинувшись за ними.

После недолгой борьбы собаки прорвались в прихожую, где их заливистый лай гулко заметался меж стен.

— Пошел, пошел прочь! — крикнул кто-то визгливым, повелительным голосом.

Я узнала мистера Гранта и выбежала в прихожую, Анна последовала за мной. Кипер свирепо лаял и наскакивал на бедного викария.

— Сидеть, Кипер! — хором скомандовали Эмили и Бренуэлл, однако пес не обратил на них внимания.

Мистер Грант закрывал лицо руками и бросал отчаянные взгляды на входную дверь, однако Бренуэлл, мистер Николлс и папа (который только что спустился из кабинета) сгрудились за его спиной, перекрывая путь к спасению. Тогда мистер Грант повернулся и взлетел по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Кипер помчался за ним. Эмили перегородила дорогу рыжевато-коричневому зверю и схватила его за большой латунный ошейник. Пес лаял, выл и выкручивался; Эмили изо всех сил держала его, хотя не смогла бы долго сопротивляться такому натиску.

Только я собиралась прийти на помощь, как вдруг раздался свист, каким подзывают собак. Кипер замер и с любопытством осмотрелся, дергая ушами. Свист слетал с губ мистера Николлса, спокойно стоявшего посереди прихожей.

— Ко мне, мальчик, — приказал мистер Николлс, пристально уставившись на Кипера и похлопывая себя по бедру. — Ко мне, мальчик. Ко мне! Хороший мальчик.

Дневник! Всем жителям деревни было известно, что в доме священника живет весьма необычный мастиф. Большую часть времени Кипер был замкнутым, надменным, равнодушным, отвергающим любые ласки, не считая ласк хозяйки, которую обожал. Время от времени пес яростно набрасывался на избранную жертву, и я ни разу не видела, чтобы его сумел укротить кто-либо, кроме Эмили.

Как ни странно, огонь в бульдожьих глазах Кипера немедленно потух, пес перестал наскакивать и, подобно ребенку, увлекаемому зовом гамельнского крысолова, послушно потрусил к ногам викария, где мирно опустился на задние лапы. Мистер Николлс присел на корточки и, тихо воркуя, погладил Кипера между ушами, по шее и по макушке, в то время как собравшиеся взирали на них в совершенном изумлении.

— Спасибо, мистер Николлс, — поблагодарила я, пока Эмили, лишившаяся дара речи, приходила в себя и оправляла юбки.

— Вы настоящий гений, сэр, — заметил Бренуэлл. — Этот пес не позволял мне даже потрепать его по голове.

— И все же он обычно безвреден, — добавила я. — Не представляю, отчего он так завелся.

— Возможно, оттого, что мистер Грант пнул его, — предположил мистер Николлс.

— А! — откликнулась я. — Этого Кипер терпеть не станет. — Подойдя к балюстраде, я крикнула: — Мистер Грант! Можете спускаться! Опасности больше нет!