Затем все пожали друг другу руки и беседовали еще час или дольше в маленьком, но светлом кабинете мистера Смита (места хватало только столу и трем стульям, зато на потолке было большое застекленное окно). Наиболее общительным оказался молодой мистер Смит, в то время как мистер Уильямс и Анна в основном молчали. Мистер Уильямс страдал нервным заиканием и, по-видимому, с трудом подбирал слова для выражения своих мыслей, что отодвигало его на задний план, но я знала, с каким умом он способен писать, и потому не могла не оценить его по достоинству.

Мистер Смит также понравился мне с первого взгляда. Будучи приятным, практичным, умным и проницательным деловым человеком, он обладал также обходительностью и великодушием. Оправившись от первого шока при виде Каррера и Актона Беллов во плоти, он любезно пригласил нас остановиться у себя дома, но это приглашение я отклонила.

— Мы в город только на одну ночь, мистер Смит. Завтра мы вернемся домой.

— О нет, это невозможно, мисс Бронте, — возразил мистер Смит. — Вы приехали издалека и должны побыть здесь хотя бы несколько дней. Это ваш первый визит в Лондон? Вы знакомы с достопримечательностями?

— Я уже была однажды в Лондоне и многое видела. Сестра здесь впервые.

— Тогда позвольте показать вам город. Вы просто обязаны воспользоваться случаем! Я отведу вас сегодня вечером в итальянскую оперу. Вы должны посетить Выставку. Уверен, мистер Теккерей будет очень рад знакомству с вами. Мистер Льюис лишится дара речи, когда узнает, что Каррер Белл в Лондоне! Я попрошу их отужинать у меня, и вы познакомитесь с ними.

— Мистер Смит, от ваших приглашений у меня кружится голова, но боюсь, придется отклонить их, — решительно произнесла я. — Мы с сестрой прибыли с единственной целью: не привлекая внимания, представиться вам и засвидетельствовать свое негодование мистеру Ньюби. Мы не желаем больше ни с кем встречаться. В действительности, — серьезно добавила я, — мы вынуждены настаивать, сэр, чтобы вы никому не рассказывали о нашем приезде и ни одной живой душе не проговорились, кто мы такие. Для остального мира мы должны оставаться джентльменами — прежними неуловимыми братьями Белл.

Мистер Смит заметно расстроился.

— Но несомненно… в смысле… вы же упускаете такую возможность! Вы сознаете, какую сенсацию произведете, мисс Бронте, если позволите представить вас лондонскому обществу? Люди будут лезть вон из кожи, чтобы познакомиться с автором «Джейн Эйр»!

— Именно этого, сэр, я и стремлюсь избежать.

— Прекрасно вас понимаю, мисс Бронте, — заметил мистер Уильямс с добрым и сочувственным взглядом.

— Благодарю, мистер Уильямс.

— Вы не можете уехать так тихо, — несчастно промолвил мистер Смит. — Посетите хотя бы один ужин. Я представлю вас как своих провинциальных родственниц. Приглашу мистера Теккерея, Гарриет Мартино и Чарльза Диккенса. Вы хотели бы с ними познакомиться?

При упоминании этих имен, перед которыми я преклонялась, меня охватил внезапный трепет; желание увидеть этих авторов вспыхнуло в моей груди.

— Соблазнительное предложение. Но… сможем ли мы сохранить инкогнито?

— Я постараюсь… хотя, если честно, невозможно звать таких людей, как Теккерей, даже не намекнув, кого они увидят.

Я взглянула на Анну, та молча покачала головой. Я понимала, что сестра права: подобный вечер только выставит нас напоказ и не принесет добра.

— Простите, мистер Смит. Я бы с удовольствием познакомилась с этими литературными гигантами, но пусть лучше мир считает нас «грубыми братьями Белл», а не двумя крошечными, робкими провинциалками из Йоркшира, которые просидели весь вечер в углу, не в силах вымолвить ни слова из-за робости — а так и будет, уверяю вас. — Я встала. — Нам действительно пора. Боюсь, мы отняли у вас слишком много времени.

— Мисс Бронте. — Мистер Смит поспешно обежал вокруг стола. — Если вас не прельщает ни одно мое предложение, согласитесь, по крайней мере, познакомиться с моими сестрами. Обещаю, они никому не откроют вашей тайны. Скажите, где вы остановились?

Мне не хватило мужества еще раз отказать, и я назвала адрес. К нашему смущению, когда мистер Смит нанес визит в гостиницу в тот вечер, он был облачен в вечерний костюм. Издателя сопровождали две элегантные юные леди в блистательных нарядах, подходящих для оперы. Мы с Анной не планировали выход в свет, и у нас не было с собой (да и дома тоже) красивых, элегантных платьев, но мы быстро облачились в лучшее, что у нас было, и тронулись в путь. Меня больше поразило архитектурное великолепие оперного театра и блестящее общество (за свою жизнь я только однажды, в Брюсселе, видела такую роскошь), чем исполнение «Севильского цирюльника» Россини (с тех пор я бывала на постановках, которые понравились мне больше). И все же мы с сестрой навсегда запомнили этот поистине волнующий вечер.

Утром во вторник перед отправлением из города — осмотрев накануне днем картинные галереи и вечером поужинав с мистером Смитом и Смитами Уильямсами, — мы отправились к мистеру Томасу Ньюби. Беседа началась с того же недоверчивого изумления, с каким к нам отнеслись в «Смит и Элдер»; на этом сходство закончилось. Контора мистера Ньюби на Мортимер-стрит, 72, Кавендиш-сквер, была столь же мрачной и захламленной, сколь «Смит и Элдер» — опрятной и светлой; владелец также подходил к обстановке: невысокий, смуглый, надменный, шаркающий и довольно неопрятный. Более того, выяснив, что его клиент Актон Белл — женщина, он начал относиться к ней с заметным высокомерием и презрением.

— Прошу прощения, — горделиво выдавил мистер Ньюби из-за пыльной стойки (он не удосужился пригласить нас в свой кабинет, за что я была безмерно благодарна), — если я неправильно истолковал ситуацию, но я действовал на основании полученных сведений о личности мистера Белла, каковые полагал непреложными. Разумеется, я отзову свое предложение «Харпере». Будем надеяться на лучшее в отношении вашей последней книги, мисс Анна.

Хитрый блеск глаз-бусинок и снисходительный неискренний тон подтвердили все опасения, какие у меня когда-либо имелись касательно его персоны.

— С Ньюби покончено, — решила Анна в то же утро, когда мы сели в поезд, нагруженные книгами, которые нам дал мистер Смит. — Никогда больше не буду у него издаваться.

— Остается надеяться, что он выполнит свою часть сделки, — вздохнула я.

Ньюби действительно написал опровержение в «Харпере», но вскоре разболтал наш секрет. К тому же прошел не один год, прежде чем он выплатил хоть малую долю денег, причитавшихся моим сестрам.

В поезде мы с Анной перечитали первые рецензии на «Незнакомку из Уайлдфелл-холла», которая вышла в день нашего прибытия в Лондон. Отзывы были неоднозначными; критики хвалили стиль, но осуждали живописное изображение человеческих пороков и «нездоровую любовь писателя ко всему грубому, если не сказать зверскому».

Я переживала за Анну. Хотя она по большей части молчала, будучи по природе необщительной, тихой и замкнутой, я видела, что она принимает неодобрительные мнения близко к сердцу. Однако, несмотря на критику (или, возможно, благодаря ей), роман Анны продавался очень хорошо, и Ньюби выпустил второе издание всего через шесть недель после первого.

Как только мы пересекли порог пастората, Эмили усадила нас у камина в отцовском кабинете и заставила скрупулезно описать все, что мы видели и делали за последние пять дней. Я весело болтала о наших приключениях, Анна тоже вставляла словечко тут и там. Хотя Эмили отказалась ехать в Лондон, блеск ее глаз выдавал удовольствие, которое она испытывала, проживая чужую жизнь. Я поведала все, воздержавшись лишь от упоминания, что невольно проговорилась мистеру Смиту и мистеру Уильямсу. Правда всплыла через две недели, когда Эмили прочла письмо от мистера Уильямса, где он упоминал моих сестер.

— Как ты могла? — взорвалась Эмили, размахивая письмом у меня перед носом с той же яростью, какую обрушила на мою голову, когда я обнаружила ее стихотворения. — Я же ясно выразила свое мнение по данному вопросу!