— Мне понятно отношение викария к кладбищу, — возразила Анна. — Этот обычай всегда казался мне неуважительным.

— В церковном дворе в Бирсталле никто и не догадается сушить белье, — поддержала ее Эллен.

— А деревья у вас в Бирсталле есть? — осведомилась Сильвия.

— Есть, — кивнула Эллен.

— А в нашем приходе деревьев днем с огнем не сыщешь, — негодовала Сильвия. — Не на что натягивать веревку. И что нам теперь делать с мокрым бельем, хочу я знать? О! Убрался бы этот мистер Николлс в свою родную Ирландию и никогда бы не появлялся!

Многие прихожане разделяли ее мнение, выражая пожелание, чтобы мистер Николлс не утруждал себя возвращением из традиционного месячного отпуска на родине.

— Такие чувства между пастырем и паствой недопустимы, — сказала я Анне с досадливым вздохом после отъезда мистера Николлса.

— Ничего, все перемелется, — ответила Анна с тихой уверенностью.

Ее слова оказались пророческими. Женщины вскоре начали развешивать белье на своих собственных каменных стенах или на стене вдоль Черч-лейн, которая оказалась не менее приятным местом для встреч.

Тем же летом на издательском фронте нас настигли долгожданные добрые вести. Томас Ньюби, глава небольшой лондонской фирмы, выразил желание опубликовать в трех томах «Агнес Грей» Анны и «Грозовой перевал» Эмили; два тома полагалось «Грозовому перевалу» как весьма объемной работе. К моему разочарованию, роман «Учитель» никого не заинтересовал и был объявлен «лишенным поразительных случайностей и захватывающего сюжета».

Сестры были вне себя от счастья. Я радовалась вместе с ними, но в то же время тревожилась, поскольку было поставлено условие публикации за свой счет с авансом в размере пятидесяти фунтов. Мы уже имели весьма огорчительный опыт публикации за своей счет, и я опасалась, что это предприятие окажется не более успешным, к тому же планировалось напечатать всего триста пятьдесят экземпляров по цене, разорительной для моих сестер. Однако после стольких отказов Эмили и Анна были счастливы получить хоть какое-то предложение и потому немедленно согласились.

Неудача «Учителя» стала настоящим ударом. Я уже собиралась зашвырнуть драгоценную, но злосчастную рукопись в нижний ящик стола, когда вспомнила, что в списке остался еще один издательский дом, куда я не обращалась: фирма «Смит, Элдер и Ко», Корнхилл, Лондон. Хотя я понимала, что моя рукопись в любом случае не будет принята, поскольку слишком коротка для самостоятельной публикации, но все же отправила ее. Стыдно признаться, но по своей наивности (бумага была очень дорогой, а ничего другого под рукой не нашлось) я завернула рукопись в ту же обертку, в которой наши работы уже посылались и были отвергнуты, попросту вычеркнув адреса других издателей и добавив новый.

Затем я продолжила переписывать «Джейн Эйр» набело. Тем временем пришла весточка от «Смит, Элдер и Ко». Я открыла конверт, уныло предвкушая две скупые безнадежные строчки с благодарностью и извещением, что упомянутые издатели не могут опубликовать мою рукопись. Вместо этого, к своему удивлению, я вынула письмо на двух страницах.

Оно было от мистера Уильяма Смита Уильямса, литературного консультанта в «Смит, Элдер и Ко». Мистер Уильямс, разумеется, по «деловым соображениям» отказался издать «Учителя», но утверждал, что роман обладает «большой литературной мощью». Затем он обсуждал его достоинства и недостатки так учтиво, так деликатно, в таком разумном ключе, с таким прозорливым пониманием, что подобный отказ воодушевил меня больше, чем вульгарно выраженное согласие. Мистер Уильямс добавил, что труд в трех томах будет встречен с особым вниманием.

Я перечла письмо четыре раза; мои пальцы дрожали.

В огромном волнении я ответила «Смит и Элдер», что как раз заканчиваю совершенно новый «труд в трех томах», в который попыталась внести больше живости, чем в предыдущий.

Я писала как заведенная. В конце августа я послала законченную рукопись «Джейн Эйр» в Лондон и стала ждать ответа. Долго ждать не пришлось, хотя эти две недели показались самыми длинными в моей жизни.

Каждый день я следила из окна столовой за появлением почтальона, словно ястреб. Поскольку Табби в последние годы совсем оглохла и охромела, так что могла выполнять лишь самую простую работу на кухне, принимать и разбирать нашу почту оставалось одной из немногих и самых драгоценных радостей в ее жизни. Я не собиралась отнимать у нее эту радость, а потому стояла, едва дыша, и слушала прихрамывающие шаги от входной двери к папиному кабинету, вопреки всему надеясь, что служанка повернет обратно в столовую и доставит мне послание.

Когда наконец оно пришло — когда Табби вложила мне в руки письмо от «Смит и Элдер» «мистеру Карреру Беллу через мисс Бронте, Хауорт», — мое сердце едва не остановилось.

— Что случилось, мисс? — в тревоге спросила Табби. — От кого это письмо? Господи, вы белая как привидение!

— Ерунда, — отозвалась я поспешно (но громко, чтобы она услышала).

Зрение Табби настолько ухудшилось, что она едва могла разобрать имя получателя, не говоря уже о том, чтобы угадать личность отправителя.

— Всего лишь ответ на мой запрос. Посмотрю наверху.

Я бросилась в свою комнату, разорвала конверт и с колотящимся сердцем прочла:

Тут я завопила от радости. Ах! Даже не верится, что это правда!

Дверь внезапно распахнулась, и в комнату ворвалась Эмили.

— Что такое? Что стряслось?

Бросив единственный взгляд на мое счастливое лицо и конверт в руке, сестра немедленно сделала правильный вывод о содержании послания.

— Они берут твою книгу?

— Они заплатят за публикацию! Сто фунтов!

Эмили, обычно такая спокойная, такая безмятежная, такая прозаичная в любой жизненной ситуации, будь то кризис или празднество, издала крик и обняла меня. Через мгновение влетела Анна с широко распахнутыми от страха глазами. Страх сменился ликованием, как только она услышала новость.

— Шарлотта! Даже не верится!

— Сто фунтов! — воскликнула Эмили.

— Самостоятельно зарабатывать — это все, о чем я мечтала! К тому же, смотрите, — я показала им письмо, — их интересует преимущественное право покупки моих следующих двух книг, за каждую из которых я получу еще по сто фунтов. [60]

Мы весело загалдели, так что Марта опасливо заглянула в комнату, и даже Бренуэлл в замешательстве, спотыкаясь, вышел в коридор. Он решил, что в доме снова случился пожар. Нам пришлось схватить шляпки и выбежать на пустоши, где мы несколько часов вели себя как глупые школьницы, бегали, скакали, обнимались и так визжали от счастья, что любой прохожий счел бы нас сумасшедшими.

— Просто подумайте, — говорила я, широко раскинув руки и наслаждаясь безбрежными просторами голубого неба. — Мы столько трудились, столько надрывались, столько мечтали и наконец-то будем опубликованы, все вместе!

Только через несколько лет, когда я познакомилась и подружилась со своим издателем, краснея, я выяснила обстоятельства принятия моего романа. Уильям Смит Уильямс прочел его первым. Он полночи просидел за рукописью без сна, был очарован и настоял, чтобы владелец фирмы — молодой и интеллигентный мистер Джордж Смит — тоже прочел ее. Тот, смеясь, сказал, что его коллега слишком уж расхваливал рукопись, и ему невозможно было поверить. Тем не менее он тоже проглотил роман за одно воскресенье: приступил после завтрака, отказался от назначенной верховой прогулки с другом, поспешно съел ужин и лег спать, только дочитав книгу.

Разумеется, тогда я ни о чем не догадывалась. Едва я успела поверить, что буду опубликована, как книга увидела мир. «Джейн Эйр» прошла путь от рассмотрения до публикации за головокружительно короткие шесть недель — так быстро, что появилась на целых два месяца раньше книг Эмили и Анны, хотя их романы были приняты Томасом Ньюби задолго до моего.