О да, это она заметила, особенно в тот момент, когда он обещал отдать ее на растерзание собаке, если она закричит.

Робин тряхнула головой.

— И тем не менее…

— Послушайте, если вы заметили, уже темнеет, а у меня еще осталось дело в саду. Так что сейчас я покину вас, чтобы закончить… то, что начал. Примерно через час я вернусь, тогда и поговорим. Чувствуйте себя как дома. Здесь, на полке, кофе и сахар, на подставке — дрова для камина. Отдыхайте, грейтесь, а через час посмотрим, не изменятся ли ваши взгляды. Договорились?

Похоже, Дотти и впрямь много значит для него, подумала Робин. Чем еще можно объяснить такую перемену в отношении нее? Этот человек действительно, пусть и неуклюже, пытается заботиться о ней.

Идея похозяйничать самой на замечательной, уютной кухне выглядела заманчиво. Да и еще одна чашка кофе совсем не помешала бы. Но Робин прекрасно сознавала, что если через час что-то и изменится, то только одно: станет слишком темно, чтобы отправляться на поиски гостиницы, и она будет вынуждена остаться в этом доме по меньшей мере на ночь.

Робин подняла голову и встретила устремленный на нее немигающий взгляд черных глаз. На мгновение ей показалось, что в глубине этих глаз таится невысказанная просьба. Но нет, Люк смотрел на нее внимательно и испытующе, словно прикидывал, решится ли она возражать ему.

Робин выдержала этот молчаливый допрос, не отведя глаз. Она не спешила отвечать, в свою очередь разглядывая странного человека, которого так любила ее подруга, и пытаясь отыскать в нем хоть что-нибудь привлекательное. Кажется, Дотти говорила, что брат — писатель, хотя Робин не могла вспомнить, какие книги он пишет. Это отчасти объясняло его уединенный образ жизни, но никак не нарочитое стремление оградить себя от общества себе подобных!

Было что-то неправильное в сложившейся ситуации, и Робин, принимая во внимание все, что выпало на ее долю за прошедший год, не хотела быть втянутой в нее.

— Дотти ужасно огорчится, когда позвонит в следующий раз, если я скажу ей, что вы предпочли подождать ее приезда в гостинице, — вдруг сказал Люк.

Неужели по ее лицу так легко прочесть, о чем она думает?.. Но в том, что касается Дотти, он был прав. Ее подруга просто не поймет такого поступка. И она, Робин, вряд ли сможет объяснить ей страхи и сомнения, толкнувшие ее на это.

— Но вы же не можете всерьез хотеть, чтобы я осталась здесь! — воскликнула она.

Было более чем очевидно, что любая компания — в особенности ее компания — последнее, чего желал бы этот человек. Он достаточно ясно дал ей понять это раньше.

— Конечно нет, — прямо ответил Люк. — Но ради Дотти я готов смириться с этим.

«И вам придется сделать то же самое…» Этого Люк не сказал, но, безусловно, имел в виду.

И опять он был прав. Дотти пригласила Робин в Нормандию, чтобы помочь ей освободиться от груза пережитого за последние месяцы. И уехать из этого дома сейчас только из-за того, что подруга задержалась в театре, было бы черной неблагодарностью по отношению к ней. О, Дотти никогда не скажет этого прямо, но ее чувствительное сердце будет жестоко ранено таким поступком.

— Подумайте об этом, — сказал Люк, следивший за выражением ее лица, прежде чем повернуться и быстро выйти из комнаты, не давая Робин возможности еще что-либо сказать.

Через пару секунд громко хлопнула входная дверь, возвещая, что хозяин дома покинул его. Радостно залаял пес во дворе, и снова воцарилась тишина.

Робин осталась одна. Прежде всего она со вздохом облегчения опустилась на стул. Удивительно, сколько сил у нее отняла беседа с Люком!

Она попыталась сосредоточиться. Люк советовал ей подумать — конечно же о Дотти! Разве может она сейчас уехать? Но может ли остаться? Чем они будут заниматься, о чем будет говорить с этим человеком целых два дня?

Что же ей делать?

Впервые за прошедший год Робин выбралась в гости — и вот такая неудача! Она оказалась в доме, где меньше всего рады ее видеть.

Туман за окном почти почернел и, если только это возможно, сгустился еще больше. Даже погода ополчилась против нее!

Если она будет настаивать на немедленном отъезде, то рискует нарваться уже на откровенную грубость. Люк ясно дал понять, что намерен выполнить просьбу сестры. Попытаться бежать? Глупо и опасно, если вспомнить о собаке. И потом, это будет выглядеть так, словно она бежит от Люка Харрингтона.

А разве нет? Этот человек заставлял ее нервничать до дрожи. Само его присутствие где-то рядом казалось тягостным. Он…

Входная дверь заскрипела, открываясь, и снова хлопнула. В комнату радостно ворвался Гарм — Робин невольно вжалась в спинку стула, — а за ним вошел хозяин. Пес замер перед Робин, его глаза смотрели настороженно, чуткие ноздри трепетали, впитывая чужой запах.

— Все в порядке, Гарм, это свои, — успокоил его Люк, отпихивая пса коленом, чтобы подобраться ближе к камину. Протягивая к огню озябшие ладони, он сказал: — Кажется, сейчас не самое подходящее время для земляных работ. Придется подождать до утра, когда я хотя бы смогу видеть, что делаю.

— Уже совсем стемнело? — спросила Робин, просто чтобы посмотреть, как пес отреагирует на ее голос. Она сомневалась, что тот понимает значение слова «свои», да и ее вряд ли можно было отнести к этой категории.

Улыбка Люка больше напоминала оскал его четвероногого приятеля.

— Да, к тому же чертовски холодно. Я бы даже Гарма не выгнал на улицу в такую ночь.

Ну что же, подумала Робин, теперь от моего желания ничего не зависит.

— В таком случае, я принимаю ваше любезное предложение… По крайней мере, на сегодняшнюю ночь, — быстро добавила она, заметив, что недовольная гримаса на лице Люка сменилась удовлетворенной улыбкой.

Он насмешливо поклонился, словно принимая ее капитуляцию как должное.

— Приятно видеть, что ослиное упрямство не входит в список ваших недостатков, — издевательски заметил он.

Определенно ему следовало бы повнимательнее приглядеться к себе, прежде чем говорить о чужих недостатках!

Робин резко встала и перекинула через руку жакет.

— Будьте добры, покажите мне мою комнату, чтобы я могла перенести туда мои вещи из машины. И еще мне необходима горячая ванна. — После нескольких часов, проведенных за рулем, у нее болели плечи и шея, а сырость, казалось, навеки поселилась в теле. — Если это возможно, конечно, — запоздало добавила она, осознав вдруг, что еще не видела остальной части дома и что, несмотря на современную отделку кухни, в нем может не оказаться ванных комнат и горячей воды.

— Конечно, — отозвался Люк. — И вот что, дайте мне ключи от машины. Я заберу ее и поставлю во дворе.

— Совершенно необязательно, чтобы вы делали это, — возразила Робин. — Если на улице такой туман, как вы говорите, будет чересчур опасно ехать на машине, и я просто заберу из багажника сумку. А если проехать все-таки можно, значит, я отлично справлюсь с этим сама.

— Глупости! — отрезал Люк. — Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев и могу проехать по ней с закрытыми глазами. А вот отпускать вас одну было бы неблагоразумно. — Его взгляд вспыхнул мрачным пламенем, когда он приблизился к Робин. — Что я буду делать, если вы не вернетесь? — с оттенком угрозы в голосе спросил он.

Словно загипнотизированная его взглядом, Робин молча пошарила рукой в кармане жакета и протянула ему связку ключей. Люк, не говоря ни слова, сунул их в карман брюк.

— Да, я забыл спросить: вы умеете готовить?

Робин моргнула.

— Что, простите?

— От вашего зоркого взгляда наверняка не ускользнул тот факт, что я живу здесь один. Большую часть времени я прекрасно обхожусь консервами и замороженными продуктами. Это вполне питательно, но чересчур однообразно. Дотти обычно готовит для меня, когда живет здесь. — Вскинув бровь, он вопросительно посмотрел на Робин.

Другими словами, ей предлагалось приготовить ужин себе — и ему, конечно.

— Мистер… Люк, — Робин вовремя поправилась, заметив раздражение, появившееся на его лице, — вы имеете в виду что-нибудь конкретное?