— Продолжай.

— Она кое-кого искала. Другую девушку. Везде носила с собой ее фотографию. Целыми днями бродила по Лондону и спрашивала у бродяг, не видел ли ее кто.

— А она тебе говорила, кто это?

— Нет. Она о себе мало рассказывала. Я знала, что она тоже выросла без семьи и что ей тоже податься было некуда.

— Как ее звали?

— Я называла ее Тик.

— Тик? — нахмурился Джосбери.

— Бродяги редко обращаются друг к другу по именам из паспортов. В основном они от кого-то или чего-то прячутся. У всех есть прозвища. Она представилась как Тик, и я ее так и называла.

— Думаешь, это была Виктория Луэлин?

— Думаю, да. Но, поверь, она совершенно не была похожа на девочку с фотографии. Во-первых, волосы гораздо длиннее, во-вторых, русые, пепельного оттенка. Одевалась скромно, не красилась. Никогда. И вообще она была какая-то… утонченная, что ли. Не то что малолетняя валлийская оторва.

— А акцент у нее был?

— Возможно.

Он недоверчиво вскинул бровь.

— Слушай, я тогда жила как во сне. Я не знаю, с каким акцентом я в то время говорила, не то что она. Помню только приятный, негромкий голос.

— Ладно-ладно, не сердись. Что с ней случилось потом?

— Думаю… Мне сложно восстановить хронологию, я столько времени проводила в беспамятстве… Но она, кажется, нашла девушку, которую искала, и ни к чему хорошему это не привело.

— Девушка оказалась мертва? Тогда все совпадает. Мы же знаем, что Кэти погибла примерно…

Я помотала головой.

— Не думаю. Я помню, как однажды ночью вернулась и увидела, что с Тик произошла перемена. Из нее как будто выкачали всю энергию, но при этом она не горевала. По улицам она больше не ходила, сидела все время в четырех стенах и о чем-то думала. О чем-то невеселом. Когда я пыталась ее подбодрить, говорила, что нельзя сдаваться, она отвечала, что это все бессмысленно и некоторые люди просто не хотят, чтобы их нашли.

— Может, она устала?

— Может. Но устают постепенно, а не за один вечер. Подозреваю, она нашла ее — Кэти, — но счастливого воссоединения семьи не получилось.

Джосбери тяжело вздохнул.

— Было бы гораздо лучше, если бы ты могла оперировать хоть какими-то датами.

— Десять лет назад. Летом. Август или сентябрь, точнее не скажу. Я помню это, потому что мы собирались переезжать. В том месте с наступлением осени становилось слишком холодно.

— Кэти погибла двадцать седьмого августа. А что было дальше с этой Тик?

— Не знаю. Но знаю, что она меня спасла.

— Как?

— Она говорила, что уедет. Что ей больше незачем жить с нами. А я к ней уже настолько привязалась, что не могла отпустить.

— И?

Я закрыла лицо руками. Даже сейчас, десять лет спустя, вспоминать об этом было больно.

— И я однажды передознулась. Специально. Может, и сам героин был с примесями, не знаю. Знаю только, что наутро я проснулась в больнице.

— Она тебя туда отвезла?

— Да. Дотащила как-то до дороги, транспорт уже не ходил, телефона она тоже не нашла. Поэтому она просто угнала чью-то машину и повезла меня в больницу. Иначе бы я умерла.

— А что потом?

— Потом, когда я более-менее поправилась, она перевела меня в частную клинику и оплатила месячный курс. Я понятия не имела, что у нее есть деньги, а тут вдруг откуда-то посыпались целые тысячи фунтов.

— Дедово наследство, — догадался Джосбери.

— Да. Она сказала, что второго шанса начать жить по-человечески у меня не будет. И ушла.

— И с тех пор ты ее не видела?

— Ни разу. Но я осталась в той клинике. Прошла через все круги ада. Собесовцы разрешили мне поселиться в приюте при условии, что я не буду употреблять наркотики. Через пару месяцев я нашла работу. Потом — квартиру. Потом меня приняли в резерв ВВС, и мне понравились тамошняя дисциплина и дух товарищества. Через пару лет я начала задумываться о работе в полиции. Я знаю, что эта девушка — монстр, но она меня спасла.

— Ясно. Я еще могу поверить, что ты познакомилась с Луэлин в трудные времена и вы сдружились. Даже в то, что ты не узнала ее по фотографии, я скрепя сердце поверю. Но почему она до сих пор на тебе зациклена? Объясни. Зачем она вовлекает тебя в свое возмездие? Ты же к тем событиям в Кардиффе не имеешь никакого отношения.

— Правильно, но она же знала, как я жила в Лондоне. Знала о Ричи, обо всех моих клиентах, о групповых изнасилованиях. Мои рассказы приводили ее в бешенство. Она умоляла меня бросить это занятие. В ее глазах я была такой же жертвой, как она сама.

Лоб Джосбери пересекла глубокая морщина.

— Я знала ее всего пару месяцев, но у меня никогда не было человека ближе. Мы вместе жили — если, конечно, несколько квадратных метров бетонного пола и картонные стенки можно назвать домом. Мне кажется, то, что она сейчас делает… Она мстит не только за себя, но и за меня тоже.

Секунда шла за секундой. Я глубоко вдыхала и, подержав воздух в легких, выдыхала — в надежде, что сердце хоть немного замедлит свой галоп.

— Прости, что я раньше не сказала. Но я до сих пор не уверена, что это она, а на кон поставлено слишком много.

Джосбери со вздохом встал с кресла, повернулся ко мне спиной и открыл дверь на балкон. В комнате и без того было свежо, а уж ветер, который сюда ворвался, и вовсе дул из самой Арктики. Прикрыв колени безразмерной толстовкой, я наблюдала, как он стоит, опершись на перила. Когда фотографии из книги о Потрошителе разметало ветром, я встала и подошла к нему. Он смотрел на море.

— Это все. Больше мне сказать нечего. Я страшно устала. Давай отложим разговор до завтра.

Он кивнул, даже не оборачиваясь. Я подождала еще секунду и вернулась в номер. Взгляд снова упал на фотографию растерзанной Мэри Келли. Последнее убийство Потрошителя, которое еще предстояло повторить.

Уже в коридоре, дожидаясь лифта, я поняла то, чего раньше не понимала. Последний кусочек головоломки встал на место.

О господи…

Пулей метнувшись обратно, я принялась колотить в дверь, и мне было плевать, кого еще я могу потревожить.

— Пусти! — прошипела я, как только заслышала щелчок в замке, и сразу же толкнула дверь, вынудив Джосбери попятиться.

— Какого… — только и пробормотал он.

— Нам надо возвращаться в Лондон. Срочно! Звони Дане. Мы полные идиоты!

— Лэйси, успокойся. Какая муха тебя укусила?

Я подбежала к кровати. Фотография изрезанной Мэри Келли все еще лежала на подушке.

— Следовало догадаться… Я знала, что она своего добьется, что она завершит цикл. Готова поспорить, она ее уже…

Две теплые ладони опустились мне на плечи.

— Так. Успокойся. Помолчи минутку.

— Нет, мы…

— Помолчи. Тихо.

Джосбери зажал мне рот. Разумеется, он был прав. Мне не помешало бы успокоиться. Но, господи, куда я смотрела, о чем думала?!

Он убрал руку с осторожностью дрессировщика, отпирающего клетку с хищниками.

— Только не части.

— Она знала, что мы обо всем догадаемся после Шарлотты и Карен. После третьей и четвертой жертвы. Знала, что пятую мы будем охранять.

— Так и есть, — как можно спокойнее и рассудительнее сказал Джосбери. — Еще три часа назад Жаки Гроувс была цела и невредима. Ты хочешь сказать, что…

— Жаки Гроувс ничего не угрожает. Луэлин никогда не планировала ее убивать.

Джосбери покачал головой.

— Но она же последняя из матерей.

— Первыми четырьмя жертвами Потрошителя стали женщины за сорок. Ровесницы матерей. Потом он изменился. Пятой стала девушка помоложе. Он поднял ставки.

— И все равно я не…

— Сколько человек в семье Гроувс?

Джосбери пожал плечами.

— Ну, не знаю. Мать, отец, сын — как его там, Тоби — и… Черт!

Он понял. Наконец-то! И принялся судорожно искать телефон.

— У Тоби Гроувса есть сестра, — на всякий случай сказала я, хотя видела, что Джосбери сообразил с первой подсказки. — Двойняшка.

Он уже набирал номер Таллок.