Кафе было итальянским и называлось «У Пердони». Оно имело два входа. Перед ними на тротуаре выстроились блестящие ряды металлических стульев и столиков. За одним из них и устроился Ситон, чувствуя под ногами мокрую после ночного дождя плитку. Красные кожаные банкетки внутри кафе были заняты в основном таксистами. Иногда в кафе попадались случайные туристы, только что сошедшие с поезда «Евростар». [8]Через дорогу находилось угрожающего вида строение из стекла и кирпича — Кеннингтонский полицейский участок, а слева от него — станция подземки Ламбет-Норт. Справа виднелась черная решетка, ограждающая территорию Военного музея, за ней — деревья с поредевшей листвой. К Пердони заглядывали посетители музея — в основном немцы, голландцы и бельгийцы. Они сидели над опустевшими чашечками эспрессо и курили сигарету за сигаретой, к явному неудовольствию таксистской братии. Разумеется, таксисты тоже курили, но, перекусив и перекинувшись парой слов, они возвращались к своим машинам. К тому же, в отличие от туристов, они курили словно исподтишка, пряча в кулаке мятые хабарики.
Утреннее небо было ярко-синим с прожилками облаков. Синева эта, конечно, радовала глаз, но глубина и безмятежность холодного неба напоминали о неумолимом наступлении осени, когда тепла и солнечного света становится все меньше и меньше. Только что отпраздновали Хеллоуин, и в газетной лавке через несколько домов от кафе еще пытались со скидкой продать залежавшийся товар: перчатки для оборотней и остроконечные шапки. В последние годы британцы вошли во вкус отмечать Хеллоуин, и ребятишки, кто в масках вампиров, кто в костюмах скелетов или оборотней, старательно подражали своим американским сверстникам, пугая соседей. Своим размахом праздник грозил превзойти даже ночь Гая Фокса [9]— если уже не превзошел. Ситон только грустно улыбался при мысли, что в сознании людей канун Дня всех святых [10]— это только хороший предлог для детей ходить по чужим домам и клянчить конфеты. Пол, однако, не разделял их энтузиазма. Он своими глазами видел вампиров и знал, что магию можно использовать в личных целях. Он знал и то, что в мире есть люди, настолько жадные до денег и власти, что готовы с риском для жизни вновь и вновь окунаться в ее темные, безжалостные глубины.
Впрочем, об этом лучше не думать. Гораздо приятнее наблюдать за психологической войной между таксистами и иностранцами. Ситон украдкой посмотрел в окно кафе. Воинственно позвякивая латунными жетонами, водилы дружно склонились над тарелками с дымящимся жарким и кружками со сладким чаем. Бледнолицые туристы демонстрировали полную безучастность. Они все как один были в очках в тонкой черной оправе и явно предпочитали темную одежду — несомненно, с лейблами известных фирм. Перед походом в музей они настраивали свои дорогостоящие видеокамеры, вынимая их из кожаных рюкзачков с тиснеными логотипами. Владельцы рюкзачков то и дело поглядывали на шикарные наручные часы, сверяя время. И непрерывно курили.
Несколько поодаль от этой шикарной группы сидела чрезвычайно эффектная пара. Оба — и мужчина, и женщина — были очень высокими и на редкость стройными. Можно было даже сказать, что они обладали какой-то особой — бестелесной — красотой. На губах у женщины была черная помада, окрасившая фильтры бесчисленных окурков в пепельнице на столике перед ними. Что-то в этой паре заинтриговало Ситона. Он вдруг поймал себя на том, что разглядывает их в упор. Но и они, в свою очередь, столь же бесцеремонно пялились на него сквозь стекло. Затем мимо прогромыхал грузовик, да так, что задрожало окно. На мгновение картинка внутри кафе расплылась, размазалась, и Ситон отвернулся.
Дома Пол побросал кой-какие вещи в дорожную сумку и пешком дошел до гаража, расположенного под железнодорожным переходом на Геркулес-роуд. В переданном Коуви пухлом конверте Ситон нашел ключ от гаража, а по вложенному туда же ключу от машины понял, что ему предстоит вести «сааб». Автомобиль был практически новый, черного цвета, без единой царапины, а по его коврикам и внутренней обивке явно прошлись пылесосом. Бак был залит доверху, а маршрут Пол изучил по дорожному атласу еще утром, когда сидел за столиком на террасе кафе.
Он уже давненько не садился за руль, но накануне вечером, в баре с Коуви, практически не пил. К тому же Пол считал, что вождение — это тот навык, который утратить невозможно. Но без неприятных моментов не обошлось. Это случилось на трассе А-3. Когда слева замаячила громада Гилфордского кафедрального собора, радиоприемник в «саабе» вдруг ни с того ни с сего включился. Ситон испуганно покосился на зеленые лампочки на приборной доске, и руль в его руках непроизвольно дернулся. Машину резко занесло влево, и сзади тут же раздался пронзительный гудок. В зеркале заднего вида Пол увидел грузовик, с которым чудом не столкнулся.
Ситон выровнял руль внезапно вспотевшими руками, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди, и уже приготовился к тому, что из динамиков вот-вот польется холодноватый, хриплый голос Сэнди Денни, исполняющей «Tam Lin». Однако он услышал абсолютно незнакомую композицию на совершенно безобидной радиоволне с бессодержательной болтовней ведущего о погоде, или о своей жене, или еще о каких-то пустяках, забивающих музыку, которая вскоре и вовсе пропала из эфира из-за слабого сигнала. Вероятно, радио включалось автоматически, каким-то электронным устройством в приборной доске. Вот оно-то сейчас и сработало. Скорее всего, тот, кто пользовался машиной до Ситона, просто-напросто запрограммировал приемник. Ситон нажал кнопку «стоп», и музыка вместе с разговорами оборвалась. Его пульс понемногу пришел в норму.
Университет представлял собой группу новых зданий, частично деревянных, с внушительными окнами из тонированного стекла. Между зданиями были проложены дорожки, посыпанные гравием, и широкие аллеи со старыми деревьями. Университет стоял на склоне холма. И чем выше поднимался Ситон, тем гуще росли деревья. Венчали холм административное здание и часовня. Внешний вид последней удивил Ситона. Похоже, что часовня существует на деньги либо американцев, либо католиков. За время пути в Суррей лондонское безоблачное небо сменила унылая ноябрьская послеобеденная хмарь. Ситон взглянул на небо — низкая серая туча над ним налилась непролитым дождем. Он шел по тропинке, и более крупный, чем обычно, гравий хрустел под ногами. Галогеновые лампы, установленные на деревьях через небольшие промежутки, ярко горели, и Ситон был только рад дополнительному освещению. Машину ему пришлось оставить у подножия холма, а факультет гуманитарных наук находился ближе к вершине. Подъем становился все круче, и Ситону стало тяжело дышать. Тропинка постепенно сузилась, лес стал еще гуще, и дневной свет уже не проникал сквозь хрусткую бурую осеннюю листву. Да, галогеновые лампы были здесь весьма кстати. Ситона особенно порадовал их ровный холодный свет, когда ему почудилось, будто слева от тропинки, за стеной сомкнутых стволов, следом за ним идет какой-то крупный зверь. Подбирается все ближе, приминая пожухлые листья и мокрую траву, продираясь сквозь кусты и заросли папоротника. Пол остановился, и все стихло. Ситон слышал только собственное тяжелое дыхание и шуршание капель в кронах деревьев: похоже, начинался дождь. Впереди поблескивали окна корпуса факультета гуманитарных наук — пункта его назначения.
Ситон огляделся, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Ливень усилился. С крон уже не просто капало, а водопадом лилась вода. Пол подумал, что и суток не прошло, а он уже в третий раз промокает до нитки. Подумал он и о том, что лес на холме намного старше университетских зданий, прекрасно вписывающихся в мрачный пейзаж. Ситон постоял под дождем, ожидая, не зарычит ли снова неизвестный хищник. Прошло пять минут: он специально засек время. Темнело, но кругом все было тихо. Тогда Ситон снова двинулся вверх по тропинке. Его ждала встреча с Эндрю Кларком, преподавателем этики. Пол не хотел опаздывать, хотя и не сомневался, что у профессора Кларка никаких важных встреч больше не назначено. Суббота, в конце концов. А суббота в учебных заведениях — выходной день.
