А теперь не останется выбора у Нуэво-Мексико, которому придется продать земли реконкисты… кому?

Ник переключил свой телефон на внешние камеры.

По обе стороны ПМПЗВА плыл пейзаж северно-центрального Нью-Мексико: пастбища, где не осталось ни травы, ни скота, пустые ранчо, заброшенные городки, заброшенные железные дороги, пустые шоссе. Если закрыть глаза на ущерб, нанесенный высоким прериям интенсивным скотоводством продолжительностью в сто с лишним лет и менее разрушительным колесно-гусеничным вандализмом современных армий на марше, эти места оставались девственно-чистыми, — такими их увидели первые белые пионеры двумя с чем-то столетиями ранее.

«Почему бы Всемирному Халифату не возжелать эту южную часть Северной Америки, даже если это будет нечто вроде новой, поспешной покупки Луизианы?» — спрашивал себя Ник.

Если говорить о колонизации, для бывших обитателей пустыни место было идеальным. Верхнее острие исламского ятагана-полумесяца врезалось в канадско-американскую границу на севере, а нижнее острие, направленное из Мексики, упиралось теперь в безденежные и беспомощные западные штаты вроде Колорадо. И сколько понадобится времени, чтобы два этих рога шариатского полумесяца сошлись?

Ник, конечно, задавал себе смысложизненные вопросы. «Волнует ли это меня? Ну, уйдет эта часть страны джихадистам — а мне-то какая разница? Все равно это больше не Америка. Разве мне не наплевать, если верблюжатники из Халифата вытеснят этих чертовых мексикашек и станут новыми неприятными соседями на юге? И более того — нашими новыми хозяевами, выкинув долбаных япошек, которые смотрят на нас свысока со своих сраных горных вершин. Мексиканцы — это сплошные наркотики и коррупция, японцы… японцев волнует только Япония. Какая мне разница, кто и чем тут будет заправлять — японский бюрократ или мусульманский? Мусульмане эффективнее мексиканцев и честнее японцев. «Евротел», «Скай вижн», «Аль-Джазира» и Си-би-си уверяют, что жизнь зимми в Европе и Канаде — сплошной сахар. Если только хаджи оставят меня в покое и я смогу проводить дни и ночи с Дарой, — думал он, — то какая мне разница? Пусть их дурацкий флаг с полумесяцем-ятаганом развевается над прогнившим денверским Капитолием с его золотым куполом».

Ник снял противосолнечные очки, вытащил наушники, выключил телефон и снова откинул голову к сетке, чтобы проспать остальную часть пути до дома.

Место, где тот тип тогда сделал эту фигню, было тем, что осталось от магазина «Потрепанная обложка» в 2500-м квартале Колфакс-авеню. Улица эта начиналась у равнин на востоке Денвера и шла через самые поганые районы города до подножия Скалистых гор на западе города. «Плейбой» — один из первых эротических журналов, последний номер которого вышел больше двадцати лет назад, — как-то назвал ее «самой длинной и порочной улицей в Америке». Она и вправду была одной из самых длинных улиц в стране, но копы знали, что порок гнездится главным образом в ее восточной части, если порочность определяется числом винных магазинов, жалких забегаловок, проституток, сутенеров и по-настоящему плохих поэтов.

«Потрепанная обложка» была громадным независимым книжным магазином, пока бумажные книги не стали слишком дороги в издании, а население — слишком безграмотным. Раньше магазин находился на той же улице, близ молла на Черри-Крик, где находился кондоминиум Ника. Но в первом десятилетии нового века он передвинулся восточнее, оставшись на Колфаксе, и вслед за Лонгфелло предлагал «книги, одиночество, покой».

Одиночество и покой никуда не делись, но вот книг здесь не видели уже много лет. Обновленная «ПО» на Колфакс-авеню, по другую сторону от громадной ночлежки для бездомных, прежде носившей гордое название Восточной средней школы, стала чем-то средним между флэшпещерой и круглосуточной пивной. Как ни странно, но многие флэшбэкеры, обитавшие на нижних этажах прежнего магазина, среди одиночества и покоя, приходили туда читать: потеряв или продав свои старые книги, они при помощи флэшбэка заново переживали ощущения от «Моби Дика», или «Лолиты», или «Робин Гуда», или черт знает чего еще. Для этого наркоманы укладывались на кушетку в гниющем нутре некогда одного из лучших независимых книжных магазинов.

— Это как старый фильм про зомби, где ходячие мертвецы возвращаются в моллы за покупками, — сказала однажды Дара. — В их гниющих мозгах молл связан с ощущением благополучия… так и этих флэшбэкеров тянет назад в книжный магазин.

— Они платят огромные деньги, флэшбэча на прочтение целых книг, — мрачно отозвался Ник. — Сколько этого дорогостоящего времени, по-твоему, тратится на то, чтобы заново пережить прочтенное на унитазе? За такие деньги можно загрузить на телефон целую библиотеку.

— Они не хотят загружать себе книги, не хотят присасываться, как сказал бы ты, к еще одной стеклянной сиське, — возразила Дара. Так вульгарно она вообще-то не выражалась, но книги вызывали у нее бурные эмоции. — Они хотят читать их, держа в руках. А книг, которые можно держать в руках, больше не делают.

Так или иначе, речь шла о «ПО». Ник и К. Т. Линкольн были патрульными, когда поступил вызов: захвачены заложники. «Потрепанная обложка» все еще старалась держаться на плаву, продавая и покупая старые заплесневелые тома, но тут появился псих-героинщик, размахивая пистолетом и требуя, чтобы ему продали новое сочинение некоего Уэстлейка, умершего десятью годами ранее. Это казалось шуткой, пока наркоман не выстрелил и не убил менеджера кофейни. Он обещал каждые полчаса убивать по заложнику, пока ему не доставят «новый, оригинальный, никем еще не читанный» роман Уэстлейка.

К. Т. оделась курьером «Федерал экспресс», который якобы доставил книгу. В конце концов ей пришлось пристрелить наркомана, который попытался развернуть посылку одной рукой, не выпуская из другой пистолета.

Ник припарковал своего мерина на старой парковке рядом с магазином, осторожно, чтобы не переехать какое-нибудь из скрючившихся тел на наклонном полу большого гаража — мужчины и женщины, киплинговские «трупы, закутанные в саваны». Он всадил пятнадцать пуль в капот, лобовое стекло и покрышки своей развалины, но в его отсутствие люди Накамуры заменили покрышки, лобовое стекло и главный аккумулятор, так что машинка бегала, как никогда прежде. Бензиновый двигатель был расстрелян в хлам, но он по большому счету уже много лет как был разобран на запчасти. Нику понравилось, что механики Накамуры не залатали пулевые пробоины. Обычно, паркуясь в обитаемом гараже, Ник ставил синюю мигалку на крышу — предупреждение ворам, что попытка разграбить эту машину принесет им проблемы. Но теперь он решил, что роль маячка вполне могут играть пробоины.

Лабиринты «ПО», как всегда, были плохо освещены и дурно пахли. Ник купил пива в помещении бывшей кофейни при магазине и понес бутылку по длинному витому пандусу на нижний уровень, где были столики и свет. Еще ниже располагалась флэшпещера с кушетками и спящими на них людьми.

К. Т. ждала за тем столиком, где они обычно встречались. Больше в этой части лабиринта из старых книжных стеллажей, сгнивших ковров и двадцативаттных лампочек никого не было — по крайней мере, никого в сознании. Лейтенант Линкольн поставила свой видавший виды портфель на стул рядом с собой, а на столик положила кипу папок. Когда Ник сел с усталым вздохом, она спросила:

— Ты вооружен, Ник?

Он чуть не рассмеялся, потом увидел ее глаза.

— Конечно, я вооружен.

— Положи его на стол, — сказала К. Т. — Осторожно. Подцепи мизинцем и большим пальцем левой руки. Жду!

Она подняла из-за столешницы правую руку, чтобы Ник увидел девятимиллиметровый «глок», нацеленный ему в подреберье.

Он не стал протестовать или задавать вопросы. Кобуру он носил под кожаной курткой слева, пистолет был вложен рукоятью вверх, чтобы сразу выхватить его и нацелить, — и К. Т. знала это. Медленно, как ему велели, Ник вытащил пистолет и положил на стол перед ней. К. Т. быстрым движением схватила его, положила на стул рядом с портфелем и прошипела: