Вэл понимал, что концовка получилась скомканной, — но что сказано, то сказано, решил он и скрестил руки на груди.

Койн улыбнулся.

— Ты абсолютно прав, старина. Кроме одного. Коллекторы. Я знаю коллекторную систему. Знаю, как пробраться туда, где ждать, из какого коллектора стрелять, через какой уходить.

Тухи скорчил гримасу.

— Забудь об этом. Я не стану ползти весь в говне, чтобы кого-то убивать.

Койн закатил глаза.

— Не канализационные коллекторы, идиот. Ливневки. По которым сливается вода во время грозы. Ливневки пронизывают весь город.

Вэл вспомнил фильм 1954 года «Они» о гигантских муравьях. В финале агент ФБР Джеймс Арнесс со своим напарником, как его там, преследовали муравьев на ревущих армейских джипах и грузовиках по гулким подземным коридорам ливневки, которые выходили в обычно сухую Лос-Анджелес-ривер. Отец Вэла по какой-то дурацкой причине любил это кино (возможно, потому, что мать Вэла тоже его любила), и в детстве Вэл тоже любил смотреть вместе с родителями этот идиотский, плоский, черно-белый фильм — маленькая комната в маленьком доме, запах попкорна, тесный пружинный диван…

Он стряхнул с себя воспоминания — живые, как во флэшбэксеансе, но лишь потому, что он часто флэшбэчил на эти моменты, — и сказал:

— Нет, Койн. Нет. Городские службы безопасности и охрана япошки тоже прекрасно знают о ливневках. Я читал, что если кто-нибудь вроде советника появляется на публике, они заваривают крышки люков вокруг на целую милю… — Вэл видел ухмылку Койна, но все равно продолжал:

— Не только круглые крышки канализационных люков, о которых говорил Тухи, но и входы в ливневку. Заваривают наглухо или еще как-то перекрывают.

Ухмылка не сходила с самодовольного лица Койна, и Вэл замолчал. Он вдруг понял, что его руки все еще сложены на груди.

Нет, он не купится на эту Койнову херню. И ему не понравилось нацеленное на него дуло заряженного пистолета. Этого он никогда не забудет.

Словно чувствуя враждебность Вэла, главарь маленькой банды флэшбэкеров положил руку ему на плечо. Голос Койна звучал мягко, убедительно:

— Ты совершенно прав, Валерино. Службы безопасности города и госдепа, ДВБ и ниндзя из личной охраны Омуры позаботятся о том, чтобы окна во всех окрестных зданиях из-за угрозы снайперов были запечатаны, все крыши проверены, все машины эвакуированы, все выходы из коллекторов — тех, по которым выносится говно Тухи, и тех, по которым сливается дождевая вода, — заварены…

Койн выждал несколько секунд, как истинный сын актера, переводя взгляд с одного товарища на другого, — даже Костолома с изуродованным лицом не пропустил, — а потом продолжил:

— Но крышка люка ливневки рядом с Диснеевским павильоном уже заварена. Несколько лет как. И все интернет-сайты утверждают, что она заварена, но на самом деле это не так. Это старая ржавая крышка из двух панелей, а за ней стальная решетка. Мы можем заранее разрезать решетку. И…

Койн снова оглядел лица, затягивая паузу.

— …и у меня есть ключ от этой долбаной крышки.

Шестеро из семи ребят принялись гоготать и толкать друг друга.

— Они нас и не увидят, — добавил Койн. — Мы пристрелим этого ВИП-япошку из люка, скосим его, как травинку. Потом слиняем, а охрана и глазом моргнуть не успеет. И мы запрем за собой эти железные панели. Когда они спустятся в ливневку, мы уже будем в миле от того места, свалим по этому… лабиринту старых коллекторов, выберемся на улицу и смешаемся с толпой. Я даже знаю, где бросить пистолеты так, чтобы их никогда не нашли.

Ребята прекратили гоготать и толкаться — все принялись переглядываться. Даже Костолом перестал вытирать свой разбитый рот.

— Ни фига се, — прошептал наконец Вэл. — Это может получиться. Ни фига се.

— Мы потом сто лет будем флэшбэчить на это, — сказал Койн.

— Ни фига се, — повторил Вэл.

— Ни фига се и аминь, — заключил Койн, благословляя всех перстами, будто новый Папа, занявший место убитого.

—  Yurodivy, — сказал по-русски, натянуто улыбаясь, самодовольный Владимир Владимирович Путин, лицо которого занимало всю футболку. — Вы все… юродивые.

Сато не снял наручники с Ника. Он поехал на север по 20-й улице, потом на восток, снова над I-25, и затем, спустившись вниз, — в ту часть города, которую денверцы зовут «самый центр». Кожа на запястьях Ника уже была прорвана и кровоточила; выкрашенная в цвет детского поноса «хонда» с электроприводом — явно бронированная, — подпрыгивая на выбоинах, срывала с запястий все новые куски мяса. Ник уже не кричал, а лишь скрежетал зубами.

До этого он хотел просто убить Сато. Теперь он поклялся, что прежде запытает японца.

ЛоДо — так еще в 1980-е, если не в 1970-е, застройщики находчиво прозвали бывший складской район Лоуэр-Даунтауна, [39]между собственно центром города и Саут-Плат-ривер. В 1800-е здесь были склады, салуны, мастерские седельщиков, склады и опять салуны. К середине 1900-х даже салуны и бордели позакрывались; остались одна седельная лавка, сколько-то действующих складов и очень много заброшенных, сотни алкашей, наркоманов, бездомных. В последние десятилетия двадцатого века, в ходе обновления города и реконструкции прибрежных кварталов, алкоголиков и наркоманов изгнали, появились престижные рестораны и еще более престижные кондоминиумы с кирпичными стенами и открытыми стропилами. Когда в 1995 году построили классического вида стадион «Курс-филд», ЛоДо переживал период подъема. Упадок начался только после Дня, когда настал трындец, но к Году ясного видения ЛоДо уже проделал большую часть пути к своему нынешнему состоянию — состоянию района, который славится своими борделями, несколькими салунами, брошенными кондоминиумами с флэшбэкерами и другими наркоманами внутри, борделями и снова борделями.

Кэйго Накамура был убит в комнате на третьем, последнем этаже здания на Уази-стрит, длинной темной улице с двухэтажными борделями, салунами и складами по одну сторону и трехэтажными складами, салунами и борделями по другую.

Было совсем светло (по крайней мере, в это прохладное и дождливое сентябрьское утро светлее уже не стало бы), когда Сато припарковал «хонду» перед трехэтажным зданием, которое было точной копией всех прочих трехэтажных зданий на южной стороне Уази-стрит. Когда Сато обошел машину и расстегнул наручники, Ник хотел было сразу же броситься на него… но потом отверг эту идею. Он чувствовал себя усталым после ночного флэшбэка, Т4В2Т, сыворотки правды и резкого притока адреналина, вызванного страхом.

Ник решил выбрать для этого другое время.

Сато расстегнул наручники и, ухватив оба кровоточащих запястья Ника своей гигантской рукой, вытащил из кармана баллончик с аэрозолем.

«Слезоточивый газ!» — подумал Ник и крепко зажмурил глаза.

Сато распылил что-то холодное на его ободранные запястья. Несколько секунд болело так сильно, что Ник против воли громко застонал. А потом… ничего. Вообще никакой боли. Когда Сато отпустил его руки, Ник пошевелил пальцами. Все работало отлично. А ссадины на руках — несмотря на кровавые пятна, усеявшие фуфайку, и забрызганное кровью лобовое стекло — оказались несерьезными.

Сато подхватил Ника под руку, вытащил из машины, поставил на тротуар и подтолкнул к старому зданию. Под навесом, в темноте входа, Ник различил фигуры каких-то людей: одни двигались, другие стояли неподвижно.

«Спящие флэшнарики или алкаши», — решил Ник.

Из тени вышли двое, не алкаши и не нарики, — хорошо одетые молодые японцы. Сато кивнул им, и один из парней спортивного вида отпер дверной замок двумя поворотами ключа.

— Возвращение на место преступления через шесть лет после преступления, — сказал Ник, чей голос слегка дрожал от холода и волны злости, поднимавшейся в нем. — Думаете, это пустое здание шесть лет спустя напомнит мне что-нибудь?