«Я? Опасный для миллионов людей?»

Полная нелепица, с какой стороны ни посмотри. Ник был совершенно сбит с толку. Ничто не служило объяснением ни для чего; от всего услышанного голова у него заболела еще сильнее, а желудок чуть не выворачивался наружу.

— Тогда мне лучше не раскрывать это сраное убийство, — сказал Ник наконец. Язык у него слегка заплетался, словно он пил водку, а не воду.

— Но ты должен раскрыть это преступление, Ник Боттом. — Дон, похоже, не поддразнивал Ника и не подпускал сарказма. Голос его был низким. И серьезным — это Ник знал точно.

— Почему я должен раскрыть это преступление?

Ник хотел, чтобы его слова звучали иронически, но голос вышел усталым, а фраза — неразборчивой.

— Потому что она хотела бы этого.

Ник выпрямился на неудобном металлическом стуле.

— Что за «она», Нухаев?

— Твоя жена, Ник Боттом, — сказал дон, стряхивая пепел расслабленным движением волосатого запястья. — Прекрасная дама по имени Дара.

Ник вскочил на ноги, руки его сжались в кулаки. Вскочить-то он вскочил, только его слегка покачивало.

— Откуда тебе известно имя моей жены?

Идиотский вопрос — Ник сразу же это понял. Нухаев, вероятно, располагал подробнейшим досье на Ника: стоило Накамуре нанять его, как досье мигом появилось у дона. Он тряхнул головой и попробовал еще раз:

— При чем тут моя жена? Зачем втягивать ее в это?

Ник оперся кулаком о столешницу, чтобы его меньше качало. Дон остался сидеть.

— Твоя жена, Дара Фокс Боттом, была красивой женщиной, — сказал Нухаев тихим голосом. — Она сидела вон там… на том стуле, с которого ты встал…

Ник неловко развернулся, посмотрел на пустой стул у себя за спиной, потом снова повернулся к Нухаеву. Ему пришлось упереться в стол костяшками пальцев обеих рук, чтобы не упасть.

— Дара была здесь? Зачем? Когда?

— На следующий день после того, как Кэйго взял у меня интервью, — сказал Нухаев. — И за четыре дня до убийства молодого Накамуры в Денвере. Он с командой уже убрался в Денвер, когда твоя жена встречалась здесь со мной.

— Встречалась с тобой… зачем? — выдавил Ник.

Комната пошла кругом.

«Вода», — подумал Ник.

Нет, не вода. Нухаев тоже пил воду. Что-то в стекле, взаимодействующее с водой. Действует медленнее, чем долбаный шокер, но так же верно.

— Человек, с которым она приехала в Санта-Фе и остановилась в отеле «Инн оф зе Анасази». — Нухаев говорил откуда-то с расстояния в тысячу миль, его голос дрожал, звуча гулко в быстро сужающемся туннеле. — Помощник окружного прокурора Харви Коэн. Человек почти без воображения. Но твоя красавица жена, Ник Боттом… твоя красавица жена Дара, она была…

Кем была его красавица жена Дара, Ник так и не узнал от дона Кож-Ахмед Нухаева. Он уже начал долгий спуск в черноту по темному туннелю.

Денвер все еще стоял в пробках, когда Ник вернулся туда в пятницу вечером. По крайней мере, большая часть Денвера. Какая-то группировка подорвала Денверское отделение Монетного двора США на Вест-Колфаксе, неподалеку от Сивик-Сентер-парка.

Зачем Штатам все еще нужен монетный двор, Ник понятия не имел. Никто больше не пользовался монетами. Разрушение этого объекта могло представлять интерес только для террористов, которые делали бомбы, и для пяти скучающих охранников, которых разнесло на части этим ночным взрывом. К такого рода информации Ник и миллион других денверцев привыкли относиться по принципу «не обращать внимания и забывать».

Но как только Ник нагишом вышел из душа, кое-что все же привлекло его внимание — а именно, полученное десять минут назад текстовое сообщение от детектива первого ранга лейтенанта К. Т. Линкольн: «Ник, все проверила — все хорошо. Можешь не беспокоиться. Встречаться нет нужды. Сну».

Они пользовались этим кодом, когда работали в паре: «Срочно нужно увидеться». Сокращение означало, что все предшествующие слова нужно понимать в противоположном смысле. И что отправитель не полностью свободен в своих действиях.

Значит, случилась серьезная неприятность.

Ник позвонил К. Т. на сотовый и выслушал голосовое сообщение: она при исполнении, просит оставить послание, свяжется при первой возможности.

— Да просто вернулся в город, решил узнать, как дела. — Ник старался говорить как можно более скучающим голосом. — Рад, что все в порядке. Позвони, если будет времечко. Да, у меня сломался старый телефон, и я завел новый.

Он дал ей номер разового телефона, который нашел в рюкзаке, спрятанном за стенной панелью. После звонка он выкинет трубку.

К. Т. позвонила пятнадцать минут спустя.

— У меня тут на Ист-Колфаксе общий полицейский надзор и группа быстрого реагирования. Но все должно закончиться до полдвенадцатого, потому что ребятам из группы надо вернуть на место свой фургон. Я встречусь с тобой в полночь в том месте, где тот тип тогда сделал эту фигню.

К. Т. отключилась. Ник был уверен, что она тоже воспользовалась разовым телефоном.

Одеваясь, он посмотрел на часы в телевизоре. Начало десятого. Ему предстояло убить почти три часа. Он решил провести это время в размышлениях над тем, что же такого удалось накопать К. Т. и что могло потребовать столь срочной встречи.

Ник уже пришел в сознание к тому времени, как люди дона Кож-Ахмед Нухаева высадили его перед собором. Он едва держался на ногах, внутренности его тряслись от злости. Небольшое расстояние до японского консульства Ник прошел пешком.

Он полагал, что Сато и другие японцы из консульства горят желанием узнать подробности его разговора с доном, что допрос будет продолжаться весь день и вечер, что его начнут пичкать пентоталом и другими «сыворотками правды», если Ник не расскажет обо всем, интересующем их. Но допроса не последовало.

Сато с правой рукой в активном гипсе, похожей на гладкую рыбу, подошел к дверям комнаты Ника, постучал, заглянул внутрь и спросил:

— Ну как, удалось вам узнать что-нибудь важное от дона Кож-Ахмед Нухаева? Такое, что помогло бы расследованию?

Закусив щеку изнутри, Ник посмотрел на Сато и заявил:

— Не думаю.

Это была ложь, но в какой именно мере, пока оставалось непонятным.

Сато лишь кивнул и сказал:

— Но попробовать стоило.

Несколько часов спустя Ник проснулся, но все равно чувствовал себя опустошенным, мозги работали плохо. Сато пригласил его на обед в «Джеронимо» — знаменитый престижный ресторан. Они с Дарой любили это место и специально экономили деньги, чтобы заглянуть сюда во время ежегодных наездов в Санта-Фе. Ник не стал задаваться вопросом, с чего это Сато зовет его в такой дорогущий ресторан, а просто принял приглашение. Он был голоден.

«Джеронимо» оставался таким же, каким Ник помнил его, — небольшая постройка из сырцового кирпича, которая в 1750 году была частным особняком. При входе располагался большой камин, на полке которого расположились громадная коллекция цветов и гигантские лосиные рога, однако сам ресторан был невелик. В тот вечер стояла прохладная погода и шел дождь, поэтому столики на террасе не обслуживались и небольшое помещение казалось переполненным. К счастью, из-за габаритов Сато им достался столик на двоих у стены. Они почти не разговаривали. Ник доел первое блюдо (грушевый салат фудзисаки с орешками кешью и приправой из яблочного меда) и уже добрался до половины главного — филе-миньона с гарниром из нарезанной вручную красной картошки фри: за нее одну можно было отдать полжизни. И вдруг на него нахлынули воспоминания о последнем заходе сюда вместе с Дарой.

Он почувствовал боль в груди, спазм в горле и, точно больной, отложил вилку и пригубил воды (Сато заказал бутылку каберне-совиньон «Локойя 2025 Маунт-Видер», стоившую чуть меньше последнего годового жалованья Ника в полиции), делая вид, что ему попался слишком острый кусочек, — отсюда будто бы и румянец, и слезы. В это мгновение Ник больше всего хотел вернуться в консульство, в свою комнату, и вскрыть одну из последних взятых с собой часовых ампул, чтобы заново пережить тот обед с Дарой девять лет назад. И не только из-за флэшбэкной ломки — это был экзистенциальный вопрос: он должен был пребывать не здесь и сейчас, поглощая деликатесы в обществе японца-убийцы, а там и тогда, со своей женой, наслаждаться с нею великолепными блюдами, предвкушая возвращение в отель «Ла Посада».