«Что, они завезут сюда собственных верблюдов?» — подумал Ник и потер глаза основаниями ладоней.

У него вдруг ужасно разболелась голова.

— Я был плохим хозяином, — сказал Нухаев. — Хочешь выпить, Ник Боттом? Приказать принести вина?

— Не вина. Просто воды, — попросил Ник.

Дон заговорил тихим, обыденным голосом, обращаясь, казалось, к столешнице:

— Прошу принести воды для меня и моего гостя.

Минуту спустя боковая дверь открылась. Вошел человек в рубашке навыпуск, с серебряным подносом, на котором стояли хрустальный графин с водой и два стакана. Льда в графине было столько, что стекло запотело от холода. Нухаев налил воды себе и Нику.

— Прошу, — сказал дон, делая пригласительный жест.

Ник ждал, держа холодный стакан. Он, похоже, никогда еще не испытывал такой жажды и такой адской головной боли. Видимо, решил он, то и другое было следствием электрошока.

Но он не стал пить.

Дон Кож-Ахмед Нухаев непринужденно хохотнул и осушил стакан с ледяной водой, потом налил себе еще.

Ник пригубил. Никакого привкуса — ни химического, ни другого. Вода.

— Могу я теперь задать несколько вопросов? — осведомился Ник. — Ведь именно для этого я вроде бы здесь.

— Конечно, Ник Боттом. В конце концов, ведь это ты — следователь. Именно так сказал мистер Хироси Накамура, а мистер Хироси Накамура редко ошибается. Прошу, прошу, задавай свои вопросы.

Нухаев достал вторую сигару, подготовил ее, закурил и откинулся к спинке стула.

— Ты знаешь, кто убил Кэйго Накамуру? — спросил Ник ровным и жестким голосом. Но это усилие отдалось болью в голове, будто в нее вонзились тысячи раскаленных булавок.

— Думаю, что да.

— Ты скажешь мне?

— Я бы предпочел не делать этого. — Нухаев слегка улыбнулся.

«Бартлби», — подумал Ник.

Дара познакомила его с этим великолепным, памятным рассказом Мелвилла, [105]где повторялись эти печальные слова. «Писец Бартлби: Уолл-стритская повесть». В любом случае сейчас Ник завидовал маленькому писцу, который мог повернуться лицом к стене своей тюрьмы.

«И умереть», — вспомнил Ник.

— Почему нет? — спросил он все так же жестко. — Скажи, что тебе известно или что, как ты полагаешь, тебе известно. Это здорово облегчит жизнь многим. В особенности мне.

— Да, но ведь это ты — следователь, Ник Боттом, — проговорил дон, на сей раз сквозь облачко сизого дыма. — Во-первых, я могу ошибаться. Во-вторых, я ни за что не хочу лишать тебя шанса на триумф, не давая собственноручно найти убийцу или убийц.

Ник тряхнул головой, пытаясь прояснить свои мысли.

— Нам известно, что Кэйго Накамура приехал с небольшой съемочной командой, а через пять дней его убили. Его помощники сказали, что Кэйго записывал интервью с тобой на камеру. Это верно?

— Да.

«И зачем тебе это понадобилось?» — подумал Ник и прищурился, глядя на дона.

Зачем торговец оружием, наркодилер, торговец информацией и международный проходимец, готовый на любое преступление, станет говорить в камеру, давая интервью сыну одного из своих злейших врагов… возможно, сыну смертельного врага. И все это — для дурацкого документального фильма про американцев и их пристрастие к флэшбэку?

Ник попытался облечь этот вопрос в несколько ясных слов, но скоро сдался и вместо этого сказал:

— Кэйго говорил что-нибудь… или спрашивал что-нибудь такое, что побудило бы тебя убить его? Что сделало бы его смерть необходимой?

— В ответ на первый вопрос я говорю «нет», Ник Боттом. В ответ на второй — грустное, но твердое «да».

Ник потер лоб, пытаясь понять дона.

— Кэйго сказал нечто, сделавшее его смерть для кого-то необходимой. Правильно?

Нухаев с удовольствием затянулся, выдохнул и ничего не ответил.

— И это нечто было на карте памяти его камеры? — продолжил Ник.

— О да, — ответил дон. — Но Кэйго Накамура должен был умереть именно в тот час и именно такой смертью вовсе не из-за этого.

— А из-за чего, дон Нухаев?

Дон улыбнулся, печально покачал головой и стряхнул пепел в импровизированную пепельницу.

— Когда-нибудь, — сказал наконец Нухаев, — ты должен посмотреть, что за документальный фильм на самом деле снимал молодой Накамура. Зачем наследнику современного клана дзайбацу, почти наверняка — следующему сёгуну, приезжать в Америку и тратить время на съемки никчемных флэшбэкеров? Только без обид, Ник Боттом.

— Никаких обид. Скажи мне, зачем Кэйго снимал этот фильм, если его не интересовало употребление флэшбэка в Америке? Я видел несмонтированные кадры — это многие часы съемки. И всё о том, как люди употребляют флэшбэк.

— Всё об этом?

— Об этом и о дилерах… как наркотик доставляется в страну, как продается. Всякое такое. Но все связано с флэшбэком и его употреблением в Америке. Ты хочешь сказать, что там есть скрытые кадры… фильм в фильме или что-то в этом роде? Что-то о пришествии Эф-два, про которое ты говорил? Ты на это намекаешь?

— Я ни на что не намекаю, — сказал Нухаев. — Кроме того, что наше время, как ни жаль, подходит к концу.

Ник вздохнул.

— Но ты считаешь, что приказ об убийстве Кэйго отдал один из семи даймё, соперничающих с Накамурой за сёгунат?

— Я этого не говорил.

Нухаев перевернул сигару и принялся дуть на пепел, пока тот не раскалился.

— Если я выскажу догадку и назову мотивы, ты подтвердишь имена или нет?

Нухаев рассмеялся глухим недовольным смехом. Ник уже наслушался этого смеха вдоволь.

— Следователи не высказывают догадок, Ник Боттом, а делают умозаключения. Откидывают невозможное и невероятное, пока не остается лишь неизбежное.

— Херня, — сказал Ник.

— Верно, — усмехнулся большерукий дон.

— Но это ты предложил мне встречу, — сказал Ник, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к собеседнику. — Если ты не намерен помогать мне в расследовании, значит, ты вызвал меня сюда, с риском попасть под обстрел жэ-медведями со стороны Накамуры… чтобы отправить ему, Накамуре, послание.

Нухаев курил сигару. Ник отхлебнул еще воды.

— Или, может быть, послание Сато, — проговорил он наконец. — Ты всерьез говорил о том, что Сато — один из самых крупных даймё в Японии? Полковник Смерть и прочее? С подчиненными ему десятью тысячами ниндзя, или самураев, или кто у них там?

Ник не ждал ответа, но дон сказал:

— Да.

— Значит, ты хочешь сказать, что Сато ведет в этом деле самостоятельную игру. У него могут быть собственные мотивы, он не послушный вассал Накамуры… не тот, кто совершит сэппуку по приказу сеньора.

— Нет-нет, Хидэки Сато совершит сэппуку по первому приказу своего господина, — сказал Нухаев без улыбки. — Он делал вещи и похуже.

Ник не понимал, что может быть хуже вспарывания собственного живота. Гораздо позднее он пришел к выводу, что, задай он тогда этот вопрос Нухаеву, многое бы прояснилось. Вместо этого он спросил:

— И Сато в самом деле убийца?

— О да.

— Зачем Накамуре нужно, чтобы один из самых профессиональных убийц в мире проводил со мной столько времени? Рисковать жизнью такого ценного человека, посылая его сюда вместе со мной, через вражескую территорию, чтобы встретиться с тобой, дон Кож-Ахмед Нухаев? Сато чуть не погиб, когда на нас напали, ты ведь знаешь.

И опять Ник был уверен, что не получит ответа на этот плохо сформулированный, бесформенный вопрос, а потому сильно удивился, услышав откровенные слова дона:

— Когда ты раскроешь это убийство, Ник Боттом, — если раскроешь, — на короткий отрезок времени, в течение которого тебе позволят остаться в живых… несколько часов, а вероятнее, несколько минут… ты будешь самым опасным человеком в мире.

Ник поставил стакан с водой.

— Опасным для кого, дон Нухаев? Для убийцы и его кэйрэцу? Или дзайбацу? Или как эта херня сегодня называется?

— Гораздо более опасным, — вполголоса сказал Нухаев. — Для очень многих людей. Для миллионов людей. Вот почему тебя не смогут оставить в живых, когда ты раскроешь это преступление.