— Вилли? — закричал Ник в интерком. — Тоби? Билл?

Ни ответа, ни даже шума в наушниках. Может, ПЭВС вышел из строя. А может, второй автомобиль тоже подбит и уничтожен.

Убедившись, что девятимиллиметровый «глок» висит на защищенном броней бедре, пристегнутый к поясу, Ник переполз через сиденье, схватил свой тяжелый рюкзак, упавший на потолок, и ударом ноги распахнул пассажирскую дверь.

Выбросив мешок, Ник вывалился вслед за ним. Правый бок «ошкоша» фута на четыре возвышался над песчанистой землей, ручейком, оставшимся от реки, и горевшим рядом ивняком. Ник выбрался из автомобиля на четвереньках, крякнув от боли в момент приземления. Кажется, он ничего себе не сломал, но все тело болело, словно после избиения. Из глазниц его маски капал пот.

Он глубоко вздохнул, чтобы набрать в грудь свежего воздуха, но при этом не стал отключаться от ПЭВС с его тридцатиминутным запасом воздуха.

Схватив свой рюкзак прежде, чем пламя добралось до него, Ник отполз вместе с ним на двадцать футов по крутому, песчанистому берегу — прочь от горящего «ошкоша». Он увидел, как громадная машина, объятая пламенем, штопором сваливается с моста, перевертывается несколько раз в сухом русле и зарывается тяжелой мордой и правым боком в холм мягкого песка у ближайшего берега. Был ли этот берег северным или южным, Ник понятия не имел.

Он вытащил «глок» из крепления, расстегнул рюкзак и осмотрел взятое оружие. Кажется, все в порядке. Ник снова перевел взгляд на горящий «ошкош».

Корма громадной машины была в огне, и пламя пробиралось вперед, охватывая все новые части помятого кузова. Стальные покрышки плавились. Откуда-то в разные стороны вылетали боеприпасы — вероятно, они хранились рядом с турелью.

— Черт, — выдохнул Ник и похромал назад к машине.

Берег оказался чертовски высоким, и Ник не смог бы забраться наверх, пока его тянула вниз бронеодежда. Поэтому он вскарабкался, насколько сумел, по склону высотой в двенадцать — пятнадцать футов, перебрался на побитое, дымящееся колесо и пополз по пассажирскому борту машины. Дверь была открыта, но все же Ник с трудом пробрался в черную, дымящуюся нору и скользнул вниз. Ноги уперлись в центральную консоль.

— Сато!

Нет ответа. Он позвал людей из второй машины — нет ответа. Может быть, он просто не знал, как настроиться на нужную частоту.

Сато по-прежнему висел, перевернутый, на ремнях безопасности, чуть наклонившись к водительской двери. Жара в передней части кабины значительно усилилась по сравнению с тем, что было минуту назад. Кое-где противопожарная перегородка раскалилась добела и уже плавилась.

Ник подлез под висящее тело Сато, постарался отвести его обнаженную сломанную руку, уперся плечами и верхней частью тела в Сато, словно присевший борец сумо — пусть и худосочный, и ударил кевларовым кулаком по кнопке разблокировки упряжи.

Громадное тело свалилось на Ника и всеми тремя сотнями фунтов прижало к потолку, сломало по меньшей мере одно ребро, выдавило из Ника воздух.

— О господи… сука, — выдохнул Ник. — Ты… жирная…

Он не закончил фразу. Если Сато, обмякший, как забитая корова, был действительно мертв, то не стоило дурно говорить о покойнике.

— Жирная… сука, — выдохнул Ник против воли.

Потом он уперся ботинками, ухватился руками в перчатках и приложил все силы, стараясь поднять громадное, инертное, безжизненное тело к открытой двери. Кабину заполнил дым. Тело Сато не двигалось, и тут Ник заметил трубки и провода, идущие от кроваво-красного самурайского шлема к ударостойкому креслу.

— О черт. ПЭВС, — проговорил Ник.

Пришлось вернуть тело Сато на прежнее место, снова присесть, найти кнопки с красными символами на консоли перед водительским сиденьем. Он ударил по нужной кнопке и ПЭВС отсоединился. Через сорок пять секунд проклятий, борьбы и безуспешных попыток стереть с глаз кровь и пот Ник закрепил аппарат ПЭВС на месте и направил кислород в мозг Сато, почти наверняка мертвый. Еще больше времени ушло на то, чтобы подключить разъемы переговорного устройства.

— Сато? Сато?

Нет ответа.

И времени дожидаться ответа тоже нет. Пламя уже пробивалось сквозь полурасплавленную перегородку, и спинки обоих кресел начали гореть. Ник почувствовал запах чего-то жареного и понял, что это обнаженная сломанная правая рука Сато.

— А-а-а-а-а! — выкрикнул Ник, выжимая, как штангист, триста с лишком фунтов — облаченного в красную броню японца.

Ему показалось, будто он держит всю эту закованную в доспехи тушу над своей головой, когда он выпихивал Сато через задымленную дверь и кое-как, с риском уронить, укладывал на борт «ошкоша».

Ник поднялся следом за телом Сато, хватая ртом воздух и стараясь проморгаться от пота. Он знал, что если бы не подключил собственный ПЭВС, то уже потерял бы сознание, задохнувшись от идущих снизу дыма и жара.

— Извини.

Ник обеими ногами спихнул красную тушу Сато с края перевернутой машины. Тот упал лицом вниз, ударившись сломанной рукой; в наушниках Ника не раздалось ни слова, ни звука.

Пуля просвистела рядом с его левым наушником. Боеприпасы, лежащие в шкафчиках машины, стали рваться с таким звуком, будто шла перестрелка из автоматического оружия. Ник знал, что там есть ПТУРы и другие немаленькие снаряды, которые вот-вот сдетонируют.

Ник спрыгнул вниз, ухватил Сато за скобу на доспехе между плечами и потащил лежащего ничком японца по песку, гравию, горящему ивняку. Добравшись до своего тяжелого рюкзака, Ник взял его в левую руку, правой продолжая волочить Сато.

«Адреналин, — подумал он. — Завтрак для чемпионов».

Еще футов сто пятьдесят вдоль берега реки, — Ник уже решил, что они в безопасности, — и тут машина взорвалась. Он успел проползти за небольшую излучину — скорее, небольшое углубление в откосе — и оказался вне пределов досягаемости обломков горящей машины и рвущихся снарядов. Ник понятия не имел, взорвутся ли при перегреве семисотсильные турбины «ошкоша», питающиеся от «радиоактивных элементов», но исходил из того, что взорвутся.

Вспомнив о «радиоактивных элементах», которые располагались под ними в разломанном, разбитом автомобиле, Ник подумал, что, возможно, уже получил роковую дозу — или такую, от которой отсохнет все между ног. А может быть, получит по мере горения машины или при взрыве.

— В жопу, — выдохнул он и, хрюкнув, как свинья, перекатил Сато на спину.

Что теперь делать? Снять с японца красный шлем и другие доспехи? Проверить пульс и посмотреть, нет ли у Сато других ран? Если тот мертв, то ему, Нику, будет куда легче…

Вдруг Ник понял, что песок и гравий вокруг того места, где он сидит на корточках рядом с гигантом-японцем, бьют фонтанчиками, словно из них выпрыгивают гигантские блохи.

«Или словно кто-то стреляет в меня».

Ник обвел взглядом берег у горящей машины, потом посмотрел в противоположную сторону — на берег справа от себя.

Кто-то в легкой бронеодежде — но не один из четырех ниндзя — стрелял в Ника и Сато из автоматического оружия, футов с тридцати пяти. Человек держал автомат на вытянутых руках и водил им из стороны в сторону — Ник видел по телевизору, что так стреляют хаджи в Йемене, Сомали или Афганистане. Отец однажды сказал, что так палят лишь неумелые кретины. Но рано или поздно этому козлу может повезти.

Земля на откосе, в футе над Ником, зафонтанировала, и ему на шлем посыпался песок. Он вытащил свой «глок», встал на одно колено, а в другое упер обе руки, державшие пистолет, и трижды выстрелил в этого типа, целясь в корпус.

Стрелок уронил свою автоматическую винтовку и скатился по берегу вниз. Но девятимиллиметровые пули не пробили легкую броню. Парень встал на колени, начал подниматься, потянулся к винтовке.

Ник встал и, медленно двигаясь вперед, снова выстрелил ему в грудь, теперь с двадцати футов. Противник упал, перевернулся и снова поднялся на ноги; руки в бронеперчатках тянулись к оружию, скребли песок.

Всякий раз, когда парень делал попытку подобраться к своей винтовке, Ник стрелял ему в грудь, и тот падал навзничь либо ничком. При последней попытке рука в перчатке не дотянулась до оружия всего на несколько дюймов. Ник в свое время получил несколько пуль, будучи в простой бронеодежде из кевлара-3, и знал, что это похоже на хороший удар бейсбольной битой. Но стрелок снова поднялся на колени и потянулся к оружию. Ну и крепкий же сучонок.