Но одержимость Дианы Патрик поглотила ее целиком. Она твердо решила уничтожить Уоррена целиком и полностью — а значит, уничтожить и его детей, порождение его генов. Это было совершенно неразумно, хотя вполне логично. Но система не может принимать во внимание безумные навязчивые идеи, особенно если они касаются убийства детей. Диана Патрик никогда не выйдет на свободу. Если ей повезет, закончит жизнь в психиатрической больнице, если нет — в тюрьме строгого режима.

Не то чтобы Тони считал, будто Диана не заслуживает наказания. Но почему-то вместо ненависти он испытывал к ней лишь жалость. Он попытался представить, каково было бы ему самому, стрясись с ним такое горе, как с Дианой.

Думать об этом было мучительно.

Стянув пиджак, Тони повесил его на спинку стула. Достав из холодильника бутылку пива, он уселся за стол. Лампочки, вмонтированные в кухонные шкафчики, подсвечивали какой-то предмет, наполовину скрытый горой бумаг. Тони бездумно вытащил его из-под горы. Перед ним лежал диктофон Артура. Тони долго и пристально глядел на него. Вся суть этого расследования свелась к проблеме отцов и детей. И к трагичному неведению.

А неведение никогда не приводит ни к чему хорошему. Тони всегда это знал. Просто раньше он не был готов. А теперь, прихватив пиво, прошел в кабинет. Присоединив к диктофону мягкие удобные наушники, он нацепил их на голову и уселся в свое любимое кресло. Напротив него до сих пор стоял стул, на котором накануне сидел воображаемый убийца. Тони представил на его месте Артура и нажал кнопку Play.

«Здравствуй, Тони. Это Артур. Или Эдди — так меня звали, когда я встречался с твоей матерью, живя в Галифаксе, — послышался голос — легкий, мелодичный, до сих пор сохранивший едва уловимый йоркширский акцент. — Спасибо, что захотел меня выслушать.

Я никак не могу исправить то, что не был частью твоей жизни — ни словами, ни поступками. Начнем с того, что я не знал о твоем существовании. Уезжая из Галифакса, я сжег все мосты, и я потом объясню почему. В общем, я и не знал, что ты родился. Четырнадцать лет спустя я поехал отдыхать на Родос и там случайно наткнулся на пару своих бывших подчиненных, работавших на моем заводе в Галифаксе. Разумеется, они меня тут же узнали. Говорить, что я — это не я, было бы полной бессмыслицей. В общем, они угостили меня кружечкой пива и заодно поведали все новости из жизни моих старых работников. Оказывается, они вместе с фабрикой переехали в Шеффилд. Но у них в Галифаксе остались родственники, так что они были в курсе всех местных событий. Они вспомнили, что когда-то я был обручен с Ванессой, и рассказали мне, что у нее растет прекрасный сын, воспитанный парнишка, совсем не такой, как эти нынешние подростки. Не стоило большого труда догадаться, что если сын Ванессы уже подросток, то я вполне мог быть его отцом.

Но я никогда не любил делать поспешные выводы и не стал радоваться раньше времени. Вернувшись из отпуска, я нанял частного детектива, чтобы он разузнал о тебе все, что только можно. Ему удалось найти копию твоего свидетельства о рождении и сделать несколько твоих фотографий. Даты совпадали, а ты выглядел совсем как я, когда мне было четырнадцать. Я был поражен. Ног под собой не чуял от радости. Я ни секунды не сомневался, что ты мой сын». — Голос Артура дрогнул, и Тони нажал паузу. Его глаза блестели от слез, в горле стоял комок. С трудом сделав глоток пива, он вновь включил запись.

«А потом до меня дошло — я ничего не могу с этим поделать. Было очевидно, что Ванесса настроена решительно, и мы не должны знать о существовании друг друга. Я боялся, что, если попытаюсь войти в твою жизнь, она разъярится, а злобу выместит на тебе. А я ведь знал, на что она способна. — Артур прокашлялся. — Кроме того, я боялся того, какой эффект на тебя произведет мое появление. Ты ведь хорошо учился, и я не хотел этому мешать. Четырнадцать лет — это все-таки очень странный возраст. Ты вполне мог послать меня куда подальше. У тебя был для этого вполне веский повод — ведь я бросил тебя, оставив на растерзание Ванессе. В общем, я решил держаться в стороне. Мне нравилось думать, что это ради твоего блага, но вообще-то я просто струсил. И я объясню почему.

Об этом мне говорить особенно нелегко. Ты наверняка сочтешь, что я все это сочинил. Или подумаешь, что у меня старческий маразм. Но это правда, я клянусь. Хочешь — верь, хочешь — нет. Выбор за тобой. Ты знаешь свою мать как минимум так же хорошо, как знал ее я. И ты сам определишь, правдоподобна моя история или нет.

В то время я был молодым человеком, которого ждало блестящее будущее. Я всегда что-то выдумывал и изобретал. Большая часть моих проектов оканчивались ничем, но некоторые оказались вполне удачными. Моя первая компания принесла мне славу и успех благодаря разработке нового уникального способа гальванизации хирургических инструментов. Дела шли хорошо, несколько крупных корпораций предлагали мне целую кучу денег за патент. Я был весьма собой доволен. Я знал, что скоро стану богатым, преуспевающим бизнесменом — а для выходца из бедного рабочего района Соуэрби-бридж это много значило.

В то время я встречался с твоей матерью. Ванесса совершенно свела меня с ума. Я никогда еще не встречал таких женщин. Она была дивой, ярчайшей звездой, на фоне которой другие девушки Галифакса выглядели серыми мышками. Конечно, я знал, что характер у нее — не сахар. Твоя бабушка была очень жесткой женщиной, и Ванессу она воспитала по своему образу и подобию. Но у нас с Ванессой были серьезные отношения, и рядом со мной она становилась чуть мягче и добрее. Мы отлично проводили с ней время. И она была удивительно красива». — Теперь голос Артура звучал пылко и страстно. Тони знал, какой обворожительной умеет быть его мать. Неудивительно, что она вскружила голову Артуру.

«Попросив ее руки, я был уверен, что она мне откажет. Но она согласилась. Я был на седьмом небе от счастья. Мы решили пожениться весной. Кроме того, Ванесса предложила, чтобы мы составили завещания в пользу друг друга. Она тогда работала в адвокатской конторе, и нам бы это ничего не стоило. После свадьбы она собиралась уволиться, так что мы решили воспользоваться возможностью и бесплатно оформили завещания. — Артур грустно усмехнулся. — Ты, наверное, думаешь, что я типичный йоркширец, да? На халяву и уксус сладкий и все такое… Оформление завещания ничего мне не стоило. Но именно из-за него я очень многого лишился.

Итак, мы составили завещания в пользу друг друга. Как раз в это время ко мне с деловым предложением обратилась компания из Шеффилда. Они хотели купить у меня не только патент, но и фабрику. Давали за это кучу денег, да еще и назначали мне пожизненный процент от прибыли. Для человека без особых амбиций предложения лучше и придумать было нельзя. Но я-то был не таким. У меня была целая прорва амбиций, желаний и надежд, и все они включали мое личное дело и моих рабочих. Ванесса считала, что я сошел с ума. Она-то думала, что мне надо продать все, что только можно, а на вырученную сумму зажить припеваючи. «Но что мы будем делать, когда деньги кончатся?» — спросил тогда я. А она ответила, что я обязательно изобрету что-нибудь еще, а потом устроенный бизнес можно будет опять выгодно продать. Но я все-таки колебался. Уж слишком много на свете было других изобретателей, больше так ничего и не придумавших.

Ты, наверное, знаешь, какой бывает твоя мать, когда ей в голову втемяшится какая-нибудь идея. Переубедить ее невозможно, с тем же успехом можно спорить с паровым катком. Но я стоял на своем. Я сам хотел решить, что мне делать, и не собирался уступать Ванессе. Я велел себе проявить твердость, ведь иначе мне светило провести всю жизнь под каблуком жены, выполняя все ее прихоти. В общем, патовая ситуация. Ну, как мне тогда казалось.

Однажды вечером мы с ней шли домой через Сэвил-парк. Было уже поздно, и совсем стемнело. Вокруг не было ни души. Ванесса опять завела разговор о продаже фабрики. А потом я помню, как сказал: «Только через мой труп», — и вдруг почувствовал страшную жгучую боль в груди. Время как будто замерло. Передо мной стояла Ванесса, а в ее руках был окровавленный нож. Я опустил глаза и увидел, что на моей рубашке расплывается красное пятно. Ноги у меня подкосились, и тогда — клянусь — я услышал ее слова: «Ты сам это предложил, Эдди».