Надо добавить, что Кэти с Джулией всегда внимательно выслушивали его вопросы и никогда не уходили от ответа, о чем бы он ни спрашивал, начиная с того, «почему небо голубое», и заканчивая тем, «из-за чего в Газе идет война». И отвечали основательно, не пытаясь отделаться общими фразами. Из-за этого Сету не раз приходилось ловить на себе удивленные взгляды не только приятелей, но и учителей. Он знал массу всяких любопытных вещей — просто потому, что в какой-то момент ему взбрело в голову задать очередной вопрос, а Кэти с Джулией ни разу от него не отмахнулись. Сет подозревал, что во многом это связано и с тем, что мамы никогда не скрывали от него, как, собственно, получилось, что у него две мамы.
Сет уже и не помнил, когда ему стало ясно, что две мамы — вариант довольно необычный, совсем не похожий на другие семьи, в которых были мама и папа, или мама и отчим, или одна мама и куча дедушек, дядюшек и нянюшек. Любой ребенок считает свою семью нормой, потому что ему не с чем ее сравнивать. Но к первому классу школы Сет уже понимал, что его семья — не такая, как у всех. И не только из-за цвета кожи Кэти, на что другие дети, как ни странно, совершенно не обращали внимания. Однажды — Сет тогда учился в первом классе — забирать его из школы приехала Джулия. Обычно это делала Кэти, работавшая дома — она была дизайнером сайтов, но в тот день ей пришлось уехать на какую-то встречу, и Джулия отпросилась с работы пораньше, чтобы заехать за сыном. Она как раз помогала ему натянуть резиновые сапожки, когда у нее за спиной раздался голос Бена Роджерса.
— А вы кто? — спросил мальчик.
— Это мама Сета, — вмешалась Эмма Уайт, жившая с ними по соседству.
— Неправда, — замотал головой Бен. — Я видел маму Сета, и это — не она, — объявил он.
— Да нет, это — вторая мама Сета, — объяснила Эмма.
Бен воспринял это совершенно спокойно и тут же переключился на что-то еще. С тех пор семья Сета ни у кого не вызывала особого интереса, став просто частью ландшафта. Так все и шло до тех пор, пока Сету не исполнилось девять лет и он не увлекся футболом. В секции он познакомился с детьми, которые, в отличие от его друзей, не разделяли убеждения, будто иметь двух мам — вполне нормально.
Пара ребят постарше даже пытались использовать необычность семьи Сета как повод для насмешек и оскорблений. Но скоро обнаружили, что выбрали себе неподходящую мишень. Сет, казалось, был окружен ореолом неуязвимости. Все подколки он воспринимал удивительно добродушно. Побить его задиры не решались — слишком много у Сета было друзей среди других ребят. В конце концов невозмутимость Сета окончательно сбила драчунов с толку, и они решили выбрать себе жертву попроще. Но и тут он им помешал — Сет умел дать понять учителям, что затевается что-то нехорошее, при этом не становясь в глазах друзей стукачом. Короче говоря, с Сетом было хорошо дружить и бессмысленно враждовать.
Так, спокойно и без потрясений, он вступил в юность — добрый, целеустремленный и любимый всеми парнишка. Единственным недостатком Сета оставалось его вечное стремление быть лучше всех. Но Джулия с Кэти все равно жили затаив дыхание в ожидании неприятностей. Они вели себя так с того самого дня, когда выяснилось, что процедура оплодотворения прошла успешно и Джулия забеременела. Они выслушали кучу страшных предзнаменований от современных пророков, но Сет всем им назло рос хорошим, «легким» ребенком. Правда, «от животика» он орал — ровно один раз. Просыпаться по ночам перестал в совершенно невероятном возрасте семи недель; не болел ни одной детской болезнью, за исключением обычной простуды. Малышом Сет не устраивал истерик, пытаясь нащупать границы дозволенного: в тот единственный раз, когда он лег на пол и принялся колотить ногами, Кэти просто ушла, оставив его, красного от злости, возле полки супермаркета. Конечно, она ушла недалеко — спряталась за рядами коробок с хлопьями, но Сет этого не заметил. Ужас, охвативший ребенка при мысли, что мама его бросила, мигом отучил Сета капризничать. Конечно, иногда он канючил, как и все нормальные дети, но ни Джулия, ни Кэти не обращали на его нытье особого внимания, так что и эту манеру он в конце концов бросил.
Впрочем, была в его характере черта, благодаря которой он никак не тянул на звание идеального ребенка — Сет постоянно говорил. Рот у него открывался утром одновременно с глазами и закрывался, только когда мальчик ложился спать. Мир приводил его в перманентный восторг, и Сет не видел ни единой причины, почему бы не поделиться со всеми и каждым своими мыслями и планами на будущее; особенно он любил во всех подробностях пересказывать содержание виденного накануне фильма — чем банальнее фильм, тем лучше. Иногда Сет замечал, как его собеседники закатывают глаза, а на их лицах появляется выражение осоловелости, вызванное безнадежностью дождаться сути рассказа. Но Сета это ничуть не смущало. Он упорно доводил свою речь до конца, даже если Кэти, например, уже сидела, опустив голову на руки, и тихо стонала.
С другой стороны, могло быть и хуже. Обе его мамы давно пришли к выводу, что на друзей Сета его бесконечный треп вовсе не оказывает такого эффекта, как на них самих. И тихо радовались, что с переходным возрастом их чудесный сынок не превратился в угрюмого молчуна. При виде приятелей Сета женщины только вздыхали. Когда-то все эти сердитые немытые существа, считающие ниже своего достоинства разговаривать со взрослыми, были очаровательными смешными малышами и носились у них по всему дому, играя в ими же выдуманные шумные игры. В отличие от своих друзей Сет на пути к взрослой жизни миновал стадию недовольство всем и вся, и Кэти считала это чудом.
— Зато у него отвратительные музыкальные вкусы, — не раз сокрушалась Джулия, как бы в противовес всем достоинствам сына. Для нее оставалось загадкой, как Сет мог увлечься ранним гранжем [5]; она еще благодарила судьбу, что этот стиль не повлиял на его манеру одеваться.
— Могло быть и хуже, — всегда говорила ей Кэти. — Скажи спасибо, что он не фанатеет от мюзиклов.
Неспособность Сета хранить тайны привела к тому, что Джулия и Кэти спокойно относились к его прогулкам в Сети. Впрочем, не настолько спокойно, чтобы вообще отключить функцию родительского контроля, не говоря уже о дополнительных мерах безопасности, которые предприняла Кэти, сама создававшая сайты. Но мамы не имели привычки заглядывать сыну через плечо, хотя Кэти регулярно проверяла его страничку на «Ригмароль» на предмет появления подозрительных личностей.
Не то чтобы в этом ощущалась особая потребность — каждый вечер, усаживаясь ужинать, Сет говорил в основном о «Ригмароль» — с кем он общался, кто как реагировал на сообщения в твиттере, какие новые приложения скоро появятся.
Беда только в том, что человека, непрерывно ведущего прямой репортаж о своей жизни, вскоре перестают воспринимать как источник информации. Вот и сейчас Джулия и Кэти слушали Сета вполуха. Большая часть его рассказа терялась в общем словесном потоке, бурлившем вокруг кухонного стола. Когда Сет впервые упомянул приятеля с сайта с никнеймом Джей-Джей, Кэти запомнила это имя и проверила его страничку на «Риге». Он показался ей чудаковатым подростком, увлекающимся анализом стихотворных текстов песен «Перл Джем» и «Мадхани», полным тоски и уставшим от жизни. В общем, обычное дело, не о чем волноваться.
Так Джей-Джей стал частью фонового шума, сопровождавшего их быт. Его имя всплывало то тут, то там, и, когда Сет между делом сообщил мамам, что собирается вместе с Джей-Джеем пройтись в поисках редких записей по секонд-хендовым музыкальным магазинам, они ничуть не встревожились.
Когда привыкаешь к честности, даже в голову не придет, что тебе могут врать.
Отыскав через Гугл сайт агентства недвижимости Вустера, Тони нажал на кнопку «Новые объекты». Сотрудница агентства, с которой он общался, вела себя как его пациенты с маниакально-депрессивным психозом, причем в маниакальной стадии. Два дня назад она заверила его, что сегодня днем сделает фотографии дома и «буквально через час» загрузит их вместе с описанием особняка на сайт. Он долго собирался с духом, чтобы взглянуть на дом, который собирался продавать, ничего о нем не зная.
