Как говорит наша мудрая пословица: «Новая метла по-новому метет», так и получилось. Поначалу мы смотрели на преобразования страны с грустью: повсеместно начались стройки. По всей бывшей стране, а ныне провинции, начали строить заводы. Огромное множество заводов. Я сам принимал участие в строительстве завода военных электроприборов, где по сей день и работаю. Вначале мешал цемент, таскал песок и кирпичи. Потом меня повысили, и я стал класть кирпичи. Но все рано или поздно заканчивается. Теперь я работаю на этом заводе начальником участка.

Хуже пришлось тем, кто получал другие, кроме технических и строительных, специальности. Кое-как оказались еще востребованы филологи да медики, а вот все экономисты, юристы, продавцы да менеджеры теперь работают в лучшем случае слесарями, а в основном шахтерами, лесорубами да поломойками. В этом я поддерживаю китайцев. Зачем такой огромной стране, как Китай, огромное множество этих балаболов да бездельников, когда столько заводов? Да и с техническими специальностями не все работают по профилю. Ведь в большинстве наших учебных заведений прейскуранты висели чуть ли не на входной двери. Китайцы быстро сообразили, что важен не диплом, а знания. Они позакрывали большинство российских вузов, а в тех, что остались, учатся не детки богатых, а талантливые ребята, что смогут принести пользу стране.

Я затушил сигарету, посмотрел в окно, где в лучах полуденного солнца с понурыми лицами стояли три здоровых мужика в засаленных робах, а рядом махал руками и подпрыгивал от злости китаец. И почему они все так любят махать руками? Или кунфу у них в крови?

Я прикурил еще одну сигарету. Жадно затянулся. Горький, но такой приятный кайф. Единственный повод отдохнуть.

И все-таки жить стало лучше! То, к чему стремилась Россия многие века, китайцы сделали за месяц – устранили зажиточный класс. Они вообще много полезного сделали. Теперь дать взятку практически нереально. Все госслужащие китайцы, а у них за взятку расстрел. А еще теперь нет безработных и нищих – их определили на специальные заводы. Правда, есть и минус – вернулись к изначальному предназначению трудовых книжек.

Жилье теперь есть у всех. Выдается в зависимости от количества членов семьи. Но и тут не обошлось без минусов. Если уменьшается количество членов семьи, заставляют переезжать в меньшую коммуналку.

А еще они большие молодцы, что избавили нас от пробок! Зарплаты мы получаем теперь одинаковые, так что машину попросту купить не на что, а которые были – отобрали. Ведь как только Штаты остудили припаленный зад, то начали затяжную войну. Потому китайцы и забрали у новой провинции все излишние транспортные средства. Оставили лишь служебные. Теперь никто не мешает карете «скорой помощи» быстро добраться до места, а автобусы не стоят в километровых заторах.

Цены на продукты питания упали, чуть ли не в десять раз. Рис и прочие каши, хлеб, овощи, чай – все за бесценок. Хочешь больше – копи.

Но не все так радужно. Из всех преобразований я ненавижу обязательные занятия по китайскому языку. Да не просто по китайскому, а по большинству его диалектов. Мне после этой учебы и телевизор смотреть не хочется. В дни, когда нет занятий, я хоть прихожу да смотрю, пусть на китайском. Когда же возвращаюсь с занятий… Брр. Вспоминать не хочется.

А вот выпить бы я не прочь. Три года капли в рот не брал. Но все-таки они молодцы, что запретили это жуткое пойло вместе с любым видом наркотиков. За употребление расстрел. Объявляют, что хотят улучшить генофонд. И это правильно, кто побеспокоится о гражданах, как не государство? В будущем году предполагают запретить и табак. Конечно, плохо, что придется бросать курить, а с другой стороны, во сколько ж возрастет производительность труда?

Но главное, что сделали китайцы, это направили экономику в нужное русло. Ведь Россия к моменту захвата ее Китаем практиковала меркантилистическую экономику. Теперь же наша провинция в составе Китая прекратила быть сырьевым придатком Запада, а Китай стал главным и единственным производителем в мире. Насколько я понимаю из новостей, теперь мы постепенно начинаем диктовать условия всему миру. А кто будет спорить с супердержавой?

Из коридора начал доноситься стук каблучков. Я уже прекрасно знал, кто это. В нашем цеху работала одна девушка – Ксяу Тэй, метролог.

Я всегда думал, что китайские девушки некрасивые. Признаюсь, сильно ошибался. Ксяу появилась в дверном проеме. Ее чудная головка повернулась в мою сторону. Лицо озарила улыбка. Я помахал в ответ рукой.

Все-таки великолепная девушка. Иногда, когда по ночам не спится, думаю на ней жениться. Подопечные давно меня подкалывают, что метролог на меня запала. Собственно, и я не слепой. Если женюсь, возьму ее фамилию. Может, годам к сорока смогу получить должность мастера цеха. Но главное, что мои дети станут полноправными гражданами страны.

Все. Однозначно женюсь. Завтра же принесу ей коробку конфет, цветы и приглашу в кино. Там как раз какая-то китайская комедия. Плевать, что ничего не пойму, главное ее сводить.

Надо еще не встретить китайцененавистников, что ходят по ночным улицам да бьют до полусмерти китайцев и тех русских, которые с ними. Тогда несладко придется. Эти придурки появились не так давно. Создали подпольную партию с наиглупейшим лозунгом: «Долой захватчиков!». Мне интересно, где эти клоуны были раньше? Сплотились, хотят выгнать китайцев, мол, они захватчики и с ними надо поступать как с татаро-монголами. А где вы, спрашивается, были, когда в стране царили однопартийность и местничество? Или тогда были все «свои»? Раньше надо было свергать. Своих. Может, тогда бы и не находились в составе Китая.

Поразмышлял и хватит, надо идти работать. Порядки у нас жестокие, но справедливые: за прогулы и отлынивание от работы расстрел, но только после пяти предупреждений.

У меня пока одно.

В коридоре послышались шаги Ми Вэя. Не прошло и пары секунд,как он влетел в курилку с красными от злости глазами и затарабанил что-то на своем, птичьем.

Предвкушая что-то нехорошее, я затушил сигарету. Поглядел в окно. Там как раз шли двое военных, китайцы, с автоматами наперевес. Перед ними, гордо подняв голову, шла моя мама. Она прихрамывала на правую ногу (позавчера на гвоздь наступила), потому ее беспрестанно подталкивали автоматами.

На расстрел повели. И правильно. На работе надо работать, а не бегать к сыну с пирожками.

Ми Вэй так размахался руками, будто взлететь собрался. Да и кричит слишком сильно. Наверняка дело плохо, как в тот раз, когда прорвало газовую трубу.

Ну что ж… Пойду работать.

Митингующих было немного, человек двадцать пять.

– Памятник сейчас находится в жалком состоянии, – хрипел в мегафон кто-то из активистов, – но мэрия обещала к майским праздникам найти средства для реставрации.

Собравшиеся пенсионеры вяло помахивали выцветшими красными флажками. «Старые перечницы, – поморщился Стрельников, – все мы сейчас находимся в жалком состоянии». Оратор говорил еще много – о том, что страну разворовали, а что не разворовали – то продали. О том, что стране нужна сильная рука, и кто ее подаст, если не коммунисты. О том, что в Думе сидят одни жулики и проходимцы, пекущиеся лишь о собственном кармане. Словом, ничего нового. «Демагоги, – снова поморщился Стрельников, – ничем не лучше дерьмократов-либерастов. Только и могут, что глотки драть на митингах и ругать правительство. А разобраться – сами же все и разворовали. Не с неба же свалились они, эти олигархи, новые нуворишки». «Сталина на них нету, – гулял по жиденькой толпе старушечий шепоток, – Сталин бы с ними живо разобрался. Живо бы порядок навел…».

Стрельников плюнул и заковылял прочь по заледеневшему асфальту, по пути отцепив от пальто красный бант и сунув его в нагрудный карман. Прохожим не было никакого дела ни до него, ни до вялого митинга других пережитков недоразвитого социализма. Окружающие деловито сновали по магазинам, азартно потребляя плоды торжествующего капитала и радуясь дополнительному выходному. В такие мутировавшие праздники Антону Григорьевичу всегда было неуютно и одиноко. Новое время в нем так и не проклюнулось, а прошлое растерялось куда-то и ушло навсегда. В такие дни в душе Стрельникова всплывали только сиротливые отголоски давнишней ребячьей радости, приносившие больше мучительных воспоминаний, чем счастливых. Ярче всего помнился ему первый в детстве воздушный парад. «Где папа? Где папа? Скорей покажи!». «Вот, вот, – кричала мама, – видишь букву “а”? Самый первый самолетик!». Самый первый! Самый-самый! Такое чувство гордости подбрасывало пятилетнего Антошку вверх, что, казалось, можно было с легкостью взмыть в небо и полететь, раскинув руки, рядом с отцом, крохотной точкой в огромном слове «Сталин».