После восстановления на работе в 1938 г. Д. А. Сабинин с группой сотрудников и аспирантов еще раз поехал в Одессу для знакомства с продолжением работ Лысенко» [1,2]. Эта поездка укрепила его отрицательное мнение об этих работах. Таким образом, выступление Сабинина в 1947 и 1948 гг. было лишь продолжением его бескомпромиссной позиции. А его труды до сих пор актуальны. В 1941 г. за книгу «Минеральное питание растений» он был награжден Президиумом АН СССР премией им. К. А. Тимирязева. А его главная книга «Физиология растений», после его смерти в основном трудами его сотрудницы и ученицы Ольги Михайловны Трубецковой, была опубликована в виде двух отдельных монографий: «Физиологические основы питания растений» (1955) и «Физиология развития растений» (1963). Но даже в них были сделаны купюры. И полная глубокого смысла вводная глава к основной книге: «Физиология растений: ее предмет, задачи, методы» была опубликована с предисловием А. Т. Мокроносова и В. Н. Жолкевича лишь в 1995 г. [5]. Современники старались сохранить память о замечательном человеке. Однако, сколько могу судить, цензурные ограничения и привычку к «самоцензуре» удалось преодолеть лишь в изданной под редакцией В. Н. Жолкевича книге «Дмитрий Анатольевич Сабинин в воспоминаниях современников», изданной в 1992 г. [6]. В этой книге 44 автора. Они коллективно пытаются воссоздать его облик. Трудное это дело. 30 ноября 1999 г. в Центральной библиотеке сельскохозяйственных наук в Москве, в доме № 3 по Орликову переулку (в этом месте в 1948 г. была та самая сессия ВАСХНИЛ... непроизвольная драматургия жизни) - ученики и последователи собрались отметить 110-летие Дмитрия Анатольевича. Я вглядывался в лица. Пытался восстановить облики девочек — студенток и аспиранток первых послевоенных лет, глядя на очень немолодых учениц Сабинина. Собрания открыла директор библиотеки Зоя Павловна ...Большой портрет юбиляра. Цветы перед портретом. Прекрасная речь его старшей дочери Марины Дмитриевны. Сын Константин Дмитриевич, дочь Мария Дмитриевна. Их дети и их внуки (правнуки Д. А.). Прекрасные слова пожилых учеников. Невозвратная жизнь. И слова, написанные почерком Дмитрия Анатольевича на кладбищенском памятнике в Геленджике: «Post tenebras spero lucem» (после тьмы надеюсь на свет). Примечания 1. Из воспоминаний бывшей студентки, доктора биологических наук Юдифи Львовны Цельникер (рукопись, представленная мне автором). Уже после выхода в свет 2-го издания этой книги, Ю. Л. Цельникер опубликовала эти свои воспоминания в доработанном виде в Интернете: htty://uwwAhstm/pwjects/sohto/books/mukaitekhnika/444463.pdf под названием: «Непройденные пути Д. А. Сабинина (воспоминания и размышления)». Она — ученица, студентка Д. А. Сабинина, имеет гораздо больше оснований, чем я, на описание событий последних лет жизни Д. А. Наши впечатления и оценки не полностью совпадают. Ей принадлежит приоритет и я отсылаю к ее тексту заинтересованных читателей. 2. КрасовскийЛ.И. Встречи с Сабининым // в [1] и [5, с. 113-128]. 3. Сабинин Д. А. Физиологические основы питания растений. Наука, 1955. 4. Сабинин Д. А. Физиология развития растений. Наука, 1963. 5. Сабинин Д. Л. Физиология растений: ее предмет, задачи, методы // Вестник МГУ. Сер. 16. 1995. №4. С. 55-66. 6. Дмитрий Анатольевич Сабинин в воспоминаниям современников / Отв. ред. докт. биол. н. В. Н. Жолкевич. М.: Наука, 1992. 7. Генкель П. А Дмитрий Анатольевич Сабинин. М.: Наука, 1980. 8. Д. А. Сабинин и его творческое наследие. По воспоминаниям современников // Отв. ред чл. корр. Ф.Э.Реймерс. Наука (Сибирское отделение), 1979. 9. Чайлахян М.Х., Жизнь и творчество профессора Д. А. Сабинина // Физиология растений. 1965. Т. 12. Вып. 5.

Осенью 1955 г. вернулся - был освобожден - из концлагеря — мой друг и однокурсник Андрей Владимирович Трубецкой. Он был на каторге с осени 1949 г. Много часов рассказывал он о прошедших годах. Но начал он так: «Симон! Тебе передает привет от твоего отца Владимир Павлович Эфроимсон». Мой отец умер в Калуге в 1940 г.... В 1933 г. он был арестован и отправлен в концлагерь (см. очерк о В.С.Зотове и В.Н.Дегтяреве). В. П. и отец познакомились, когда их много дней везли в арестантском вагоне на каторгу. В. П. сказал мне - никогда, ни до, ни после он не видел такого концентрата интеллекта в одном месте. Среди арестованных были историки, философы, экономисты, филологи, инженеры, математики. Отца арестовали после лекций в Политехническом музее (никуда не уйти мне от этого музея в этой книге!). Лекции его были посвящены философии религии. В лагере на Алтае они строили Чуйский тракт - каторжная работа - копали землю и возили ее в тачках. Был голод. Там они и взяли обязательства - кто уцелеет - передать привет семьям. В. П. запомнил, что у Эли Шноля двое сыновей и им нужно передать привет от отца. Отбыв первый срок — их выпустили в 1936 г. - В. П. вышел на свободу, успел сделать глубокие научные исследования, защитить кандидатскую диссертацию, пройти всю войну, окончить ее в чине старшего лейтенанта с орденами, и защитить после войны докторскую диссертацию. Он был арестован вторично и осужден в 1949 г. за бесстрашную борьбу с Лысенко. В новом лагере, в Джезказгане, он услышал фамилию Шноль от Трубецкого. В 1955 г. В. П. на свободе. Он мало мог рассказать мне об отце. Было поразительно, как вообще мог он помнить об обязательстве, взятом на себя более двадцати лет назад. Андрей говорил, что он многим, может быть и тем, что выжил на каторге, обязан В. П. В последующие годы я неоднократно встречался с В. П. А в последние годы его жизни, спохватившись, стал делать магнитофонные записи его рассказов. В распределении по фракциям человеческой популяции В. П. Эфроимсон принадлежит к малочисленной фракции героев. Его жизнь, как и жизнь других героев, вовсе не пример для всех остальных. Остальные — обычные люди — так жить не могут. Но знание жизни героев помогает и нам — обычным.

А.В.Трубецкой и В.П.Эфроимсон В. П. - ученик Н. К. Кольцова и С. С. Четверикова - был выдающимся генетиком. Если бы ему дали работать! Его фундаментальная работа о грузе летальных мутаций в человеческой популяции, выполненная в 1932 г., так и не была полностью опубликована. Его труды по генетике шелкопряда были уничтожены. Он сумел после 1955 г. заложить фундамент для развития медицинской генетики в нашей стране — он написал книги, по которым учились студенты [1-4]. Но главное дело его жизни после освобождения было исследование генетических и физиологических основ биосоциальных, интеллектуальных и психологических свойств личности. Этому посвящены написанные им несколько замечательных книг. Однако издать их ему не удалось. Борьба за их издание отнимала у него силы. Со временем труды В. П. ценности не утрачивают, а может быть, прибегая к поэзии, как вино, становятся ценнее... И вот теперь, через десять лет после его смерти началось их издание. Кажется, что у него было несколько жизней. И в одной из них главным делом была борьба с Лысенко. В. П. Эфроимсон родился 21 ноября 1908 г. Они жили в доме страхового общества «Россия» на Лубянке. В том самом (ныне перестроенном) доме, где потом разместилась ЧеКа и НКВД. После первого ареста следователь кричал дерзкому арестанту: «Да знаете где вы находитесь!» «Знаю — отвечал В. П. — я дома, а вы...» В школе он чрезвычайно увлекся историей. Однако в 1925 г. поступил на Биологическое отделение Физико-математического отделения Московского Университета и «попал под влияние» Н. К. Кольцова и его сотрудников - классиков М. М. Завадовского, Г. И. Роскина и других. Генетика увлекла его на всю жизнь. В 1929 г. - об этом много сказано в других очерках - началось «приведение в порядок» естественных наук Большевики доказывали, что все науки классовые, что есть пролетарские науки, и есть науки буржуазные. Малообразованные, ускоренными темпами прошедшие «рабфаки», студенты, отобранные по признаку пролетарского происхождения, с революционным зловещим энтузиазмом включились в борьбу с «меныиевиствующим идеализмом». Они обвиняли в этом «-изме» наиболее трудных для их восприятия профессоров. В Ленинграде на страницах «Студенческой газеты» они травили выдающегося генетика Ю. А. Филипченко, в Москве — С. С. Четверикова. Попробуйте представить себе сцену - Разгоряченное собрание. Все пламенно «клеймят» профессора Четверикова. Студент Эфроимсон один против всех произносит резкую речь в его защиту. Ректором Университета в то время был зловещий А. Я. Вышинский, оставшийся в нашей истории как Государственный обвинитель на инсценированных процессах 1930-х годов. С. С. Четверикова защитить не удалось. Он был арестован и сослан. Я не один раз обращаюсь к этой теме. Помимо тиранического произвола в этих арестах необходимо отметить и непоправимый ущерб процессу передачи знаний от одного поколения другому. Вся система преемственности поколений, потенциал знаний и традиций российской школы биологов разрушались этим арестом и ссылкой. Прекратились лекции Четверикова, прекратились его знаменитые «сооры» — «порвалась связь времен». За выступление в защиту Четверикова В. Эфроимсон был исключен из Университета, и восстановиться ему не удалось. Н. К. Кольцов пытался ему помочь. Он характеризовал студента Эфроимсона, как талантливого исследователя, выполнившего важные исследования. Первое из них — зависимость числа летальных мутаций у дрозофилы от дозы рентгеновского излучения. Нужно заметить, что такое же исследование удалось провести и тщательно проанализировать несколько позже в Берлин-Бухе Н. В.Тимофееву-Ресовскому с М.Дельбрюком и К. Г. Циммером — откуда и пошла современная молекулярная биология (см. очерк о Н. В. Т- Р). Это была первая работа В. П., которая могла бы привести но, в силу обсуждаемых обстоятельств, не привела, к принципиальным сдвигам в нашем знании. Кольцов в своем отзыве упоминает еще две важных завершенных работы В. П. - но его в университете не восстановили. Так и остался он до конца жизни без университетского диплома (как и Н. В. Т-Р) В 1930 г. В. П. начал работы по генетике тутового шелкопряда в Северо- Кавказском Институте шелководства, где пришел к важному выводу, что существует равновесие между частотой мутирования и интенсивностью Естественного отбора. Отсюда он вывел формулу для измерения частоты мутирования у человека. В 1932 г. он продолжил эти исследования в Медико-биологическом (Медико- генетическом) институте, созданном и руководимым Соломоном Григорьевичем Левитом. Но через полгода В. П. был арестован. Его арестовали в конце 1932 г. за участие в работе «Вольного философского общества». Советская власть боялась свободной мысли. Однако В. П. вовсе не был членом этого общества, ему не нравилась идеалистическая философия — он был материалистом - и к моменту ареста уже более трех лет заседания общества не посещал. Истинная причина ареста была его выступление в защиту профессора С. С. Четверикова. Е. А. Изюмова цитирует письмо в защиту В. Эфроимсона, написанное 16 мая 1934 г. Дж Меллером, который в те годы также работал в Медико-генетическом институте. Письмо адресовано «Всем кого это может касаться» «Настоящим заявляю, что по моему твердому убеждению биологические работы Владимира Павловича Эфроимсона представляют высокую научную ценность. Несмотря на его молодость, результаты его исследований, которые он к настоящему времени опубликовал, представляются мне исключительными и свидетельствуют об уме большой проницательности и творческой силы. Кроме как с научной стороны я совсем не знаю Эфроимсона, но ежели бы другие соображения позволили, я хотел бы надеяться, что ему будет дана возможность вносить свой вклад в науку». Обстоятельства не позволили. В. П. был осужден на три года концлагерей. На каторжный труд, унижение и голод. В 1937 г. был расстрелян С. Г. Левит. Дж. Меллер уехал из СССР. Нобелевскую премию он получил в 1946 г. А мы считаем соотношение Нобелевских лауреатов «у нас и у них»... Наших не получивших премии лауреатов истязали садисты-следователи. Их расстреливали по спискам, утверждаемым Политбюро и лично Сталиным. Они умирали от непосильной работы, голода и морозов на Колыме, на Чукотке, в Караганде, в Воркуте, в Норильске - по всей стране. В. П. выжил, и не просто выжил, а сохранил неистовый не сломленный облик. Андрей рассказывал, как он познакомился с В. П. В лагере к нему подошел незнакомый и сказал «Вы явно интеллигентный человек, мне кажется, Вы недостаточно следите за чистотой речи» (примерно так сказал В. П. — князю Андрею Трубецкому). Андрей семь лет был на войне — его, студента-математика призвали в армию в 1939 г. — началась война с Финляндией, а потом Великая Отечественная. Был он и з партизанском отряде и снова в Красной Армии — и встретился в конце войны на Эльбе с американцами. А в 1949 г., после трех курсов биофака Московского Университета — арест и лагерь — и столько все время вокруг было «неизящной словесности»... Сама «постановка вопроса» показалась Андрею замечательной — и они подружились. В XIX веке старое русское слово «чернь», означавшее когда-то чисто сословное понятие, получило расширенное и символическое значение. Пушкин говорил о «светской черни» — о суетном и бездуховном высшем аристократическом обществе в отличие от истинных аристократов духа. Из всех сословий общества — крестьян, рабочих, чиновников, военных — чернь вышла на поверхность в результате Октябрьской революции. Власть «черни» ужасна. Чернь легко приспособилась к правлению большевиков. «Высокой страсти не имея», она заняла руководящие позиции в культуре и науки. Это было государственное самоубийство. Серые, необразованные и агрессивные руководители партийных комитетов, научных учреждений, издательств, народных комиссариатов определяли судьбу науки и ее наиболее оригинальных деятелей. В. П., как и все герои моих очерков, был во власти черни. Он работал во славу науки всю жизнь. И всю жизнь ему не давали работать. Его труды не публиковали. (Как не давали работать Чижевскому, Белоусову Кольцову, Вавилову Лазареву, Тимофееву-Ресовскому...). Я много раз уже говорил о традиции посмертной славы. Умер неудобный человек. Теперь он безгласен и не опасен. Он вполне годится для прославления отечественного приоритета и указаний на оригинальность и самобытность российских мыслителей. Можно представить себе, сколь благостно и торжественно будет отмечено в 2008 г. 100-летие В. П. Эфроимсона! Как сказано выше, его первая большая статья о грузе летальных мутаций человека, написанная в 1932 г., так и не была опубликована полностью. Его первая большая книга, написанная им после первого срока в концлагере по результатам работы в 1936-1938 гг. в Ташкенте, в Среднеазиатском институте шелководства и посвященная генетике тутового шелкопряда была даже принята к печати, но в свет не вышла. В. П. работал по 18 часов в сутки. Он выполнил огромную работу, результаты этой работы обобщил в этой книге — и все это за полтора года. Его уволили из института «за малую эффективность научной работы». Он переехал на Украину и работал на Всеукраинской станции шелководства. Написал новую книгу «Проблемы генетики, селекции и гибридизации тутового шелкопряда». И в 1940 г. был уволен. И эта книга в свет не вышла. За несколько дней до начала Великой Отечественной Войны он защитил кандидатскую диссертацию. Он был в армии с августа 1942 г. по ноябрь 1945 г. Был эпидемиологом, санитарным врачом, переводчиком, разведчиком. С фронта он писал письма жене М. Г. Дубиной и другу Е. И.Лукину [5]. Сын Е. И.Лукина А. Е.Лукин дал мне копии некоторых из этих писем. Вот фрагменты из них. Комментарий к ним не нужен. 16.09.42. «...Всю ночь не спал, лежа растянувшись в нише, в стену которой за ночь вошло не менее полусотни пуль (вообще, здесь стреляют в белый свет, как в копеечку. Дураку понятно, что стену траншеи не пробьешь даже тысячью пуль, тем не менее, ночью, когда прицельный огонь невозможен даже на расстоянии 50 метров, стреляют не переставая, и мы и немцы, по норме — этак с полсотни пуль на погонный метр за ночь. За неделю м. б. кого-нибудь и убьют.» Март 1943 года: «...Мы идем по выжженным селам, ночуя в лесах, греемся у костров, немцы задерживаются у удобных рубежей и отдают их лишь после атак. Все время шел с разведротой — молодые здоровые, удалые ребята, хорошо владеющие оружием, мечтающие о наградах. Многие с судимостями. Хулиганистая вольница, способная на настоящее геройство и на то, чтобы стащить со склада полдюжины консервных банок... ...Несколько дней назад две партии по 20 человек ушло в разведку — командир, вихрастый еврейчик, упоенно фантазировал как будет раскатывать на автобусе, который этой ночью захватит у немцев и только одно заботило его, где будет доставать бензин. Вернулись они через сутки, неся девять раненых (нарвались на оборону), ничего не захватив. Уцелевшие до вечера позднего играли на гармошке и пели нестройными голосами. А неделей позже командир этот же въехал на танке в немецкую траншею десантником и привел языка. Произошел с галдежом и криками дележ пистолетов, автоматов. Мне досталась сумка... 16.03.43. после опроса очередного пленного пошел с двумя командирами на новый наблюдательный пункт. Предусмотрительно набил (что делаю при всякой возможности, но они редки) сумку сухарями. Одно, второе, третье село оказались совершенно выжженными. Узнали, что НП комдива в N-м селе, где сохранились дома. Все время ясная погода, светит солнце, бурно тает снег, а ночью градусов 10-12 холода. Ноги промокают, а ночью просто отмерзают. Домам обрадовались чрезвычайно. Ночью приперлись, выпили бессчетное количество чая, легли спать в тепле великолепно. Утром весело встали. Сильный взрыв, вылетели окна. Помню, когда бросился на пол — мелькнула мысль, которую накануне высказал спутникам, узнав о несожженных домах — что немцы их должны были заранее пристрелять и затем, через день-два раздолбать тяжелыми, зная заранее, что в них устроится начальство. Все бросились вон — из дома и из деревни. Кто-то крикнул, что разрушена санчасть полка, приехавшая глубокой ночью. Бросился туда. Навстречу шел, спотыкаясь, с забрызганным кровью лицом, мой приятель, старший врач. Бывший дом — хаос бревен, досок, дранок, на целый небоскреб. Из под этой груды из десятков мест слышались стоны. Бросился растаскивать доски, одновременно думая, что уходить нельзя, и что вот первый выстрел, и сейчас пойдут новые залпы. Немного погодя, появились первые присланные бойцы, стал командовать ими, не давая им опомниться и понять в чем дело... Когда двумя взрывами разнесло неподалеку стоящую церковь... стало ясно, что это не снаряды, а фугасы с часовым механизмом. Тащили, тащили бревна, вытаскивали стонущих и уже не стонущих людей. Потом меня отозвал нач. разведки — привезли пленного, которого надо было срочно опросить. Лишь через 1,5 часа вернулся обратно. Еще не раскопали и половины, но уже были распорядители. Нагрузил человек 30 раненых (все вторично) в машины. С ужасом не опознал даже — они были совершенно раздавлены, обезображены — четырех знакомых врачей, красавицу медсестру; рядом плакал старшина сан. роты. Спаслось лишь несколько человек, нагружавших машины ранеными, когда произошел взрыв. ...гудение, начал считать, и солнце помешало — потом узнал — 25 Юнкерсов. ...Я был на открытом поле, метрах в 600 от дороги, машин и танков. Помню отсутствие страха, ясность мысли и подсчеты вероятности того, что бомба (промазав по машинам — они тоже поспешно разъезжались по полю) попадет в район моего расположения. Помню расчет — бежать не стоит, надо лежать. На щеке приятный холод снега. Одним глазом в небо вижу — серебристые Юнкерсы выстраиваются в аккуратный круг, удары, удары, визг бомб (или сирены), удары, взлетающие тучи земли, отсчет — эта нет, эта нет, эта нет, заполыхавшую машину. Опять, повторяю, отсутствие страха и мысль, стоит ли укрывать щеку поднятым воротником или выгоднее руку держать на земле, эта нет, эта нет, второй и третий круг по небу, эта нет, эта нет... и чувство облегчения, когда, вытягиваясь в нить, юнкерсы начали уходить...» Это письма первого периода войны. Потом было еще многое. Его наградили тремя боевыми орденами и восемью медалями. Но он был Эфроимсоном — в конце войны, когда наши войска вошли в Германию, он восстал против насилия над мирными жителями - написал протест командованию. Это ему не забыли. Именно этот протест был одним из формальных поводов его ареста в 1949 г., как «клеветы на Советскую армию». Письма с фронта посылают самым близким людям. Из этих писем ясно, что Е. И. Лукин был для В. П. именно таким человеком. После 2-го ареста В. П. Эфроимсона в 1949 г. Е.И.Лукин написал в МГБ письмо, в котором очень высоко оценивал В. П. как исследователя и человека. Возможно, это письмо сыграло положительную роль при освобождении В. П. с формулировкой «за отсутствием состава преступления». Сразу, после получения справки о реабилитации, В. П. написал письмо Е. И.: «Вчера получил справку о реабилитации с ныне необычной формулой „за отсутствием состава преступления"... Очень крепко жму Вашу руку. Полагаю, что Ваша характеристика сыграла роль в быстрейшем решении дела. Два года эта характеристика грела меня совершенно несказуемо, она была одним из стержней, за которые я морально хватался, когда близился к отчаянию, к потере веры во все. Как это ни странно, мне пришлось близко столкнуться с завидным числом высокопорядочных людей. Однако Вы оказались в категории людей — самой высокой. Глупо это писать, но это написалось, пусть так оно и останется. Дорогой мой, крепко жму Вашу руку. В. Эфроимсон» После войны и до августа 1948 г. В. П. работал в Харьковском университете - читал лекции и вел практические занятия по генетике. В 1947 г. защитил докторскую диссертацию. Но ученую степень ему присудили лишь через... 15 лет в 1962 г. — после ареста, каторги, реабилитации. Зато в начале 1948 г. он создает глубокое и очень опасное (для себя) исследование преступной деятельности Лысенко. Этот тщательно документированный научный труд он передал в отдел Науки ЦК ВКП(б). Там труд этот произвел большое впечатление — и был бы разоблачен Лысенко, но вмешался Сталин и произошла сессия ВАСХНИЛ. Дни В. П. на свободе были сочтены. Ему не удалось выступить на сессии ВАСХНИЛ - это был бы аналог выступления И. А. Рапопорта и еще более резкий протест против обскурантизма. Он был арестован в мае 1949 г. Он требовал, чтобы в обвинительном заключении было указано, что он арестован из-за борьбы с Лысенко. Он не рассказывал, как палачи добивались от него подписи под обвинением в антисоветской деятельности. Не добились. Он перенес издевательства. Не подписал. В первые годы концлагеря он был в отдельном бараке особо строгого режима - с такими же не подписавшими. Там был и Андрей Трубецкой. Там были прошедшие всю войну герои, в том числе замечательный и бесстрашный летчик-полковник, погибший позже в лагере. Там были выдающиеся инженеры и просто несгибаемые люди. Кругом была смерть и издевательства. Туда, возможно впервые за многолетнюю историю, приехала, преодолев все барьеры, добившись права на свидание, как когда-то жены декабристов, жена князя Трубецкого княгиня Елена Трубецкая (Голицына). В. П. встал на колени, увидев ее за лагерной оградой. В. П. после работ на руднике был направлен на работу в лагерную больницу. Туда ему удалось устроить и Андрея. В обстановке дикости и бесправия, больницы в концлагерях были несколько иным миром. От заключенных-врачей зависели и охранники - им приходилось лечиться там же. Андрей многому научился у В. П. Им приходилось делать многое. Навыки хирургии Андрей приобрел в лагерной больнице. Эти навыки были полезны ему, когда после освобождения он вернулся в Университет и всю жизнь далее в науке занимался изучением кровообращения в системе сердце-легкие и разработкой аппаратов искусственного кровообращения — это было темами его и кандидатской и докторской диссертаций. Это была тема работ лаборатории профессора Трубецкого в Кардиологическом центре в Москве.