— Неужели его можно еще больше расстроить?

— Вы не видели, что бывает, когда он действительно разойдется.

— Мы ищем лягушку, — говорит Мэг, когда она уходит.

— Лягушку?

Мэг показывает мне жестом, чтобы я достал из рюкзака фотографию. Я уже это сделал.

— Это она. Вы ее видели?

Лесничий смотрит на снимок, и по его глазам я вижу, что он ее узнал. Он видел эту лягушку.

— Вряд ли, — отвечает Вэнделл.

— Она должна была попасть в парк вместе с одной семьей, в их автоприцепе.

— Вы не получите эту лягушку!

— Значит, она все-таки у вас?

Он думает секунду, а потом принимает решение.

— Да. И я ее не отдам. Я забрал эту лягушку у тех детей, которые ее привезли. Потому что это не аборигенный вид.

— Она из Алории.

— Точно. Это редкая алорианская морская лягушка, и ей нечего делать в Национальном парке Соединенных Штатов. Может, я и войду в историю как лесничий, при котором вымерли олени ки, но я не стану еще и тем, кто нарушил американскую экосистему, внедрив в нее европейскую лягушку.

— Что? — Я совсем сбит с толку.

Но тут в разговор вступает Мэг.

— Ты всегда был невнимателен на естествознании, Джонни. Вэнделл говорит о том, что когда люди привозят куда-то животных родом из других регионов, то эти животные могут убежать и навредить местной окружающей среде. Как часто бывает с этими маленькими черепашками, которых дети любят держать дома.

— Правильно! — говорит лесничий. — Красноухие черепахи. Вредные твари!

— Люди выпускают их в водоемы, — продолжает Мэг, — они там размножаются и съедают всю пищу…

— Оставляя голодать аборигенные виды и тем самым их уничтожая, а также нарушая цепь питания, — яростно кивает Вэнделл. — Не при мне!

— Или еще бирманские питоны, — добавляет Мэг.

— Даже не напоминайте мне о питонах! — содрогается лесничий. — Они растут и растут. А когда их владельцы уже не могут с ними справляться, они выпускают змей на волю.

— И тогда — прощайте домашние кошки.

— Точно.

— Так, давайте я попробую понять, — говорю я. — Вы забрали лягушку у той семьи, потому что не хотели, чтобы они выпустили ее в заповеднике?

— Да. Это моя обязанность как лесничего.

— И что вы с ней сделали?

Я волнуюсь. Может, она до сих пор у него.

— Понимаете… э-э… — запинается он, — неаборигенные виды… их нужно подвергать эвтаназии.

— Подвергать эвтаназии! — вскрикиваем мы с Мэг одновременно и смотрим друг на друга.

Он убил лягушку? Он убил принца?

— Вы… усыпили… ее?

— Я знаю, это звучит жестоко, но наша экосистема важнее, чем…

— Где лягушка?! — кричу я ему в лицо. — Ты, убийца, где лягушка?!

— Джонни, — Мэг оттаскивает меня за плечо, — дай ему ответить.

— Но он убил лягушку. Он убил…

— Я не усыпил лягушку, устраивает?

— Ты не убил ее?

Лесничий смотрит по сторонам.

— Я должен был ее усыпить, — шепчет он, — но у лесничих такие зарплаты, и вообще…

— Вы продали ее? — говорит Мэг.

— Еще нет. Но я… — Вэнделл снова оглядывается, потом подходит к окну, смотрит на улицу и возвращается. — Я пытаюсь ее сейчас продать на сайте для коллекционеров некоторых пресмыкающихся и амфибий.

— Вы забрали ее у детей, чтобы продать?

— Так лучше для экосистемы. Если я продам ее кому-нибудь в холодном климате и она там случайно убежит и будет жить на воле, ничего опасного не произойдет.

— Какой болван, — говорю я.

— Это хорошая новость, Джонни. Это значит, что лягушка все еще у него.

Мэг права.

— Хорошо. Я куплю ее у вас за тысячу долларов.

Я вижу, как глаза Вэнделла загораются от такой суммы. Потом прищуриваются.

— Я не могу этого сделать. Лягушка должна попасть в менее гостеприимный климат. Я не могу продать ее никому из Флориды.

Я снова начинаю расстраиваться.

— О-о-о, мы не из Флориды, — вдруг вступает Мэг. — Мы из Миннесоты, разве вы не замечаете нашего акцента? Мы ее заберем с собой.

— А если вы из Управления по охране окружающей среды?

— Мы дети! — Мне нужна эта лягушка. Я не могу позволить ее убить или заслать в «менее гостеприимный климат», чтобы она замерзла там до смерти. Я начинаю осматриваться. — Она здесь?

— Если вы дети, то почему вы так хотите заполучить эту лягушку?

— Мы просто любим лягушек, — пожимает плечами Мэг.

— Да, два старшеклассника могут потратить тысячу долларов просто потому, что любят лягушек. Вы не выглядите богатыми.

У меня начинает болеть голова. Лягушка в заповеднике, может быть, даже в этом здании. Может, она сейчас задыхается в коробке…

— Послушайте, мне нужна эта лягушка.

— Нет. Убирайтесь отсюда!

— Если вы не дадите ее мне, я вызову Управление по охране окружающей среды.

— Это не поможет тебе получить лягушку. У меня ее все равно нет…

— Джонни, — перебивает Мэг, — ты должен сказать ему правду, почему нам на самом деле нужна эта лягушка.

Я изумленно смотрю на нее. Она имеет в виду — объяснить ему настоящую причину?

— Он подумает, что мы сошли с ума.

— Если он подумает, что мы сошли с ума, — пожимает плечами Мэг, — то хотя бы поймет, что мы не из этого управления и не копы. Это просто лягушка. Чего ему волноваться, если он продаст ее сумасшедшему человеку?

В этом есть смысл. Нам нечего терять. А если он не отдаст мне лягушку, я воспользуюсь мантией, чтобы проникнуть сюда ночью и выкрасть ее. Но мне бы не хотелось. Я не люблю воровать. К тому же моя предыдущая попытка украсть живое существо закончилась тем, что я оказался под землей в Залкенбурге.

Так что придется все рассказать.

— Вы думаете, я в это поверю? — говорит Вэнделл, когда я заканчиваю.

— Я знаю, это похоже на бред — волшебство и все такое прочее, — вздыхаю я.

— О, проблема как раз не в волшебстве. Я верю в волшебство.

— Правда?

— Раньше — нет. Но сейчас я не могу не поверить в волшебство. Меня самого атакуют волшебные существа.

Я вспоминаю мертвого оленя. Лесничий хочет сказать, что их убивает волшебная сила?

— А не верю я в то, что принцесса выбрала для этих поисков такого сопляка, как ты.

— Простите?

— О, только не изображай мне тут, что ты так уж шокирован. Я учился в старших классах и знаю, каково это. Там всегда есть качки и богатенькие детки. И вся власть у них. А внизу лестницы такие, как мы, — лузеры.

Лузер. Именно так я всегда и думал, к тому же подозревал, что и другие обо мне того же мнения. Но когда подобный тип называет меня лузером, это уже слишком.

— Он не лузер, — говорит Мэг. — Он в школьной команде по реслингу.

— По реслингу? — Я думаю о тех парнях из пятничного реслинг-шоу по ТВ, но в этот момент ловлю неодобрительный взгляд Мэг. — Да-а… по реслингу. Чемпион штата в весовой категории до шестидесяти килограммов.

Я понятия не имею, существует ли такая категория. О чем я говорю?

— В категории до шестидесяти килограммов, да? — уточняет Вэнделл.

— Его называют Давидом, потому что он борется с парнями гораздо крупнее себя, как Давид и Голиаф в Библии, — говорит Мэг. — Однажды он остановил футбольную команду, когда они избивали первокурсника.

— Футбольную команду? — Вэнделл смотрит на меня с уважением. — Он сражался с целой футбольной командой? С полузащитником и всеми остальными?

— Да! — Мне это уже начинает нравиться. Покажу этому типу, как называть меня лузером. Я герой библейских масштабов! — Один парень весил больше ста десяти килограммов. И я заставил его просить пощады.

— Так ты можешь сражаться с гигантами?

Вэнделл уже практически подпрыгивает.

— С гигантами? Конечно, все, что угодно.

Если бы существовали гиганты, я, наверное, мог бы с ними сразиться. Я же герой, в конце концов.