Он поднял ее на руки и стал кружить по помещению, беспрерывно целуя в щеки, глаза и губы. Наконец опустил на скамейку. Она покачнулась и чуть не рухнула на пол от избытка чувств. Как она мечтала снова оказаться в его крепких и ласковых руках, и вот это свершилось!

Он сел напротив нее, стал говорить, горячо и настойчиво:

– Ты меня не только спасла, но дала в руки победу, которую я не упущу. Теперь ты должна внимательно слушаться меня и действовать строго по моим указаниям. А я тебе обещаю, что мы больше с тобой не расстанемся никогда! Ты понимаешь, о чем я говорю: я тебя ни на кого не променяю!

Она часто-часто закивала головой в знак согласия, не спуская сияющего взгляда глаз с его лица.

– Ты пойдешь в этот дом и станешь ждать Сюкору. Как только он там появится, сразу вернешься в город и сообщишь об этом мне лично. Все, на этом твое участие в этом деле заканчивается. Останешься при мне, отныне ты будешь моей женой. Поняла?

У Ривеське от счастья по щекам текли слезы.

– Дальше будет все просто. Я пошлю своих викингов к дому, они сядут в засаду и будут ждать появления Гостомысла и Хвалибудия. А когда они появятся, уничтожат всех троих князей разом! Ну как, здорово придумано?

– И ты никогда не оставишь меня? – кладя ему руки на плечи и влюбленно глядя в глаза, спросила она.

– Конечно, любимая! Разве я смогу бросить такую красивую, умную и хитрую женщину? А теперь ты должна немедленно отправиться к Гостомыслу.

Шатер Гостомысла стоял недалеко от леса, на виду города, поэтому Ривеське знала, что Вилибальд с крепостной башни наблюдает за ней. Но это не прибавляло ей сил, теперь помочь он был не в силах. А она понимала, что подвергает себя смертельной опасности. Гостомысл может казнить ее, даже не выслушав. Но она верила в свою звезду и надеялась, что и на сей раз сумеет как-нибудь выкрутиться. По опыту знала, что главное в таком положении сказать нужные слова, сказать смело и убедительно! Это ей удавалось всегда и везде, поэтому в свои находчивость и сообразительность она верила твердо, и они ее никогда не подводили. Да и выхода другого у нее не было, как идти к новгородскому князю, на своей спине она чувствовала взгляд норманнского ярла, он проследит за ней до самого шатра!

Гостомысл только что закончил совещание с военачальниками, когда ему доложили о приходе женщины, которая должна сообщить чрезвычайно важные сведения. Он отпустил соратников, присел в походное кресло. В вошедшей женщине он уловил что-то знакомое, забытое, напоминавшее неприятное в его жизни, на какое-то мгновенье тревожно сжалось сердце, будто предупреждая о надвигающейся опасности. Когда же вошедшая сняла платок и открыла лицо, он тотчас узнал Ривеське, потому что слишком часто в рабстве перебирал в памяти обстоятельства, при которых был захвачен норманнами. Такое не забывается!

Глаза его потемнели, он спросил с угрозой:

– Зачем ты явилась? Хочешь прямиком отправиться в преисподнюю?

Она взглянула на него. В ту ночь она его плохо разглядела и, если бы где-нибудь встретила, не узнала. Зато теперь при солнечном свете, пробивавшемся через полотно шатра, он был хорошо виден. Гостомысл стоял в княжеском одеянии – в доспехах, высоких сапогах из добротной кожи, на плечи был наброшен белый плащ, окаймленный красным шитьем, светлые волосы волнами ниспадали на спину. Лицо его было красиво и величественно, но особенно приковывали глаза, неправдоподобно синие, точно небо поздней осени, их взгляд обволакивал ее, завораживал, и она мельком, как-то некстати, подумала, что если бы тогда она увидела эти глаза, то ни за что не продала в рабство, а, скорее всего, попыталась околдовать своими чарами, влюбила в себя и оставила рядом с собой.

Она усилием воли стряхнула с себя оцепенение и ответила тихо, покорно:

– Я виновата перед тобой, князь. И теперь пришла, чтобы искупить свою вину.

– Искупить вину? Разве можно простить то, что ты сотворила?

– Не спеши с решением, князь. Я принесла тебе очень важную весть. Она поможет тебе взять Новгород без большой крови.

Она заметила, что лицо Гостомысла дрогнуло, и в груди ее затеплилась надежда на удачный исход разговора.

– Каким образом? – спросил он, голос его уже не был столь жестким. Сберечь жизни своих соотечественников было у него всегда на первом месте, он постоянно прикидывал и так и эдак, чтобы как можно меньше потерять людей. Поэтому не следовало спешить, решая судьбу этой женщины.

Она долго думала над тем, знает ли он о существовании тайного хода или он ему неизвестен. Странно было бы, если б он не знал. Но тогда почему не воспользовался? Ведь давно можно было через подземный коридор просочиться в город, накопить большие силы и внезапно ударить по норманнам. Гостомысл этого не сделал. Стало быть, секрет был ему неизвестен, заинтересованное выражение лица князя подтверждало ее догадку.

– У новгородской крепости есть тайный ход, – пытливо заглядывая в глаза Гостомысла, медленно проговорила она.

О подземном ходе Гостомысл слышал от отца. Но Буривой, как и всякий родитель, по-видимому, считал своего сына еще маленьким, оберегал его от тяжких государственных дел, думал, что успеется. К тому же сам был еще молодым и собирался долго править... Так или иначе, но в текучке дел тайна осталась тайной, и теперь, как видно, представлялась возможность ее заполучить. Значит, женщина должна остаться в живых. Пока.

– Ты знаешь, где находится вход в него? – сузив глаза, спросил он.

Вот он, тот ответственный момент, когда может решиться ее судьба, жить ей или она будет казнена! Это зависит от того, как она сумеет ответить на вопрос князя. Чуть ошибись, и голова с плеч! Но она, Ривеське, не из глупеньких, она в решительные минуты всегда бывает хладнокровной и трезвомыслящей, и ее ответ будет взвешенным и точным.

Она сказала:

– Место потайной двери знает Сюкора. Тебе, князь, он сообщит в условленном месте.

– Сюкора? Снова вынырнул этот пройдоха? А что он хочет взамен?

– Прощения.

Наступило долгое молчание. Гостомысл взвешивал в уме все доводы за и против. Конечно, за предательство чудского князя следовало наказать, что и готовился он сделать, как только изгонит из страны норманнов. Военный поход в земли эстов, грабеж и разорение будут достойной платой за измену, а если попадется в плен сам Сюкора, то и казнить предателя прилюдно. Но если он получит секрет тайного входа в крепость и удастся малой кровью взять Новгород, да еще подойдет на помощь войско чуди, ему, новгородскому князю, придется задавить свою ненависть и жажду мести, потому что государственные интересы превыше личных.

И Гостомысл ответил:

– Будет ему прощение. Говори, где назначена встреча?

– Нет, князь, сначала ты поклянешься на мече Перуна, что не станешь мстить ни мне, ни Сюкоре.

Гостомысл задумчиво прошелся по шатру, кивнул:

– Хорошо.

Он взял длинный меч с инкрустированной рукояткой, воткнул его в ковер, расстеленный на полу, положил на него обе руки, произнес твердо, решительно:

– Клянусь именем бога-громовержца Перуна не подвергать гонениям и преследованиям Сюкору и Ривеське, если они сообщат мне секрет тайного хода Новгородской крепости.

После этого взглянул в лицо Ривеське. Взгляд его был ясен и чист и не таил никакого подвоха. Так поняла его Ривеське, и она сказала:

– Сюкора будет ждать тебя в доме, где проживает няня Млавы.

Гостомысл вздрогнул: с именем ладожской боярыни Млавы в нем всколыхнулось недавнее прошлое. Где теперь та, которая свела его с ума ради потехи? Первая любовь, наивная и глупая, но она и сейчас согревает сердце!

Ривеське уже уходила, когда Гостомысл задержал ее вопросом:

– Скажи мне честно, женщина, это Сюкора тебя подговорил продать меня норманнам или ты действовала самостоятельно, только ради денег?

Она посмотрела на него долгим взглядом, ответила глухо:

– Сюкора.

И бесшумно скрылась за пологом шатра.

«Сюкора, Сюкора, – думал он, вышагивая по шатру. – Все равно когда-нибудь ответишь за свои злодеяния! Обернутся боком для тебя коварство и вероломство. Невозможно всю жизнь лицемерить и оставаться безнаказанным, расплата настигнет тебя!