– А мне вот пришло! Потому что обиды я никому и никогда не прощаю! – выпалил Сюкора.

– Поэтому я никогда не пойду с тобой на войну! Ты можешь, как Буривого, предать меня и нанести удар в спину!

Они стояли друг против друга, разгоряченные спором, с красными лицами и бешено блестевшими глазами. Казалось, еще немного, и схватятся в жаркой потасовке, но что-то удержало их от этого. Может, Сюкора побоялся связываться с юрким и дерзким в драке Хвалибудием, от которого получил крепкую трепку во время ссоры из-за Млавы, или, может, в какие-то мгновения Хвалибудий вдруг вспомнил, что Сюкора у него в гостях, а обижать гостя считалось у славян непростительным грехом... Но постепенно оба стали остывать, успокаиваться, а вскоре и вовсе разошлись. Сели на скамейки, отвернувшись в разные стороны.

Наконец Хвалибудий встал, проговорил натужно:

– Завершим наш разговор. Никуда я с тобой не пойду. Если начнется война с норманнами, то действовать будем порознь. Это мое последнее слово. А сейчас пойдем в трапезную. Только пусть по нашему виду никто не догадается о ссоре.

Наутро Сюкора выехал в обратный путь. Предаваясь медленному движению, он думал о том, что замыслы его стать властелином огромного края порушились из-за несговорчивости Хвалибудия. Но он на этом не успокоится. Он, Сюкора, такой человек, что если что-то задумал, то обязательно исполнит. Не таким путем, так другим, не другим, так третьим! Свет клином на Хвалибудии не сошелся! Просто надо подумать, пораскинуть умом и изобрести какой-нибудь заковыристый ход, чтобы добиться своего. Наладить связи с купцами и боярами в Новгороде и Ладоге и попытаться заручиться их поддержкой; они замутят на вече народ, а он тут как тут со своим войском... Или попробовать разузнать, как живут, чем дышат норманны. Может, среди них наметился какой-нибудь раскол. Тогда можно будет опереться на недовольных, наобещать им кучу с грудой и помочь военной силой. Кто может подсобить в таком тонком деле? Да та же Ривеське. Перекупить ее у Вилибальда. Не пожалеть драгоценностей, посулить большие богатства, звание боярыни или еще чего она попросит. Он знает ее жадную, алчную натуру...

Что касается Хвалибудия, то следует держать его в запасе, на всякий случай. Не упускать из виду. Как только будет исполняться какой-нибудь замысел, пригласить к участию. Не устоит, примчится со своим войском, чтобы поделить добычу. А потом рассчитаться и с ним. Подловить удобный случай и нанести верный удар. Он, Сюкора, будет ждать месяцами, годами этого сладостного момента, чтобы отомстить за оскорбление, которое только что нанес ему Хвалибудий. К тому же он не только отказался, но и обвинил его во всех смертных грехах. Этого Сюкора никогда не забудет и не простит!

Вернулся в родные края Сюкора уже в бодром духе и полный желания продолжать осуществление своих задумок. Как вдруг прискакал гонец с границы племени и сообщил, что на побережье Балтийского моря высадился со своими людьми новгородский князь Гостомысл. Это не только рушило его планы, но и вносило неопределенность в будущее. Мучился Сюкора вопросами: знает ли Гостомысл, что по его, Сюкоры, указанию он был продан в рабство? Простит ли ему предательство, которое он совершил в отношении отца? Кидал и так и эдак и наконец пришел к выводу: не может знать Гостомысл, кто его упек в рабство, не от кого ему было узнать об этом в Скандинавии. А что касается отца, то и здесь придется новгородскому князю умерить свой пыл. Без войска племени эстов не изгнать норманнов из Новгородчины. Единая у них задача, надо и действовать заодно. Только ему, Сюкоре, осталось подождать немного, пока сам Гостомысл не обратится к нему.

Гостомысл вместе с Раннви и десятком воинов из племени бодричей пристали к большому селению, раскинувшемуся на берегу Невы. Он сошел с судна, приблизился к группе рыбаков, сидевших кружком. По-видимому, это была рыбацкая семья, и занималась она до боли знакомым ему делом: чинила сети. Поздоровался. Рыбаки ответили дружно, с интересом разглядывая незнакомого человека. Вдруг один из них, парень лет двадцати, поднялся с места и проговорил удивленно и радостно:

– Ба, да это, кажись, сам княжич новгородский к нам пожаловал!

– Откуда ты меня знаешь? – спросил его Гостомысл.

– Как откуда? Весной вместе сражались против норманнов! Наш отряд добровольцев помогал твоей дружине.

– Ну тогда здравствуй, славный воин! – подал ему руку Гостомысл.

– Доброго здоровья, княжич, – почтительно проговорил парень.

– Какой княжич? – урезонил его бородатый мужчина с обветренным лицом. – Перед нами князь новгородский Гостомысл! Почет и уважение тебе, князь, и всем спутникам твоим! Станимир и Вышата, бегите скорее за дровами да затапливайте баньку, с дороги пусть попарятся. Да так натопите, чтобы волосы трещали на жаре! Щелоку не забудьте на всех приготовить. И еще вот что обязательно сделайте: веники что ни есть лучшие отберите, в квасе их распарьте с мятой, а в воду и квас, что на каменку подавать, тоже мяты положите. А сейчас, князь дорогой, не побрезгуй, пройди в мой дом со своими сподвижниками. Мы столы вынесем на вольный воздух и трапезу устроим всем селением в честь вашего прибытия на землю родную! Попотчуем всем, чем богаты!

Вскоре на ноги были подняты все жители. Они живо наносили из разных домов столы, заставили их различной едой: здесь били соленая, жареная и вяленая рыба, балыки, чашки с ухой, а также дичь, грузди, рыжики, волнухи и белые грибы. Из старых запасов были выкачены бочки пива, доставлены кувшины вина.

– Угощайся, князь! Пейте, ешьте, гости дорогие! – потчевал бородатый рыбак, которого звали Богданом. – А кто с вами красавица писаная? Как нам звать-величать ее?

– Невеста моя, а звать ее Раннви. Она из далеких стран, скоро будет княгиней новгородской.

– Низко кланяемся тебе, Раннви! Чувствуй себя в наших краях как у себя дома!

Раннви не понимала слов, но по выражению лиц видела, что ее тепло принимают жители. Шепнула на ухо Гостомыслу:

– Совсем как у нас в поселке. Так и хочется сесть в лодку и отправиться на рыбалку в море!

– Погоди. Придет время, нарыбачимся, – отвечал ей Гостомысл.

Когда поутихли здравицы, стал Гостомысл выспрашивать про житье-бытье.

– Какая жизнь? – отвечали рыбаки. – Задавили нас вороги! Хозяйничают почем зря. Наняли прихлебателей, посадили их на наши шеи, обирают почем зря...

– По столу, который накрыли, не видно, чтобы вас так обдирали, – усмехнулся Гостомысл.

– Так это мы со всего селения снесли, – развел руками Богдан. – Каждый принес тайно схороненное...

– А почему терпите? Почему не подниметесь на ворога?

– Надо, чтобы кто-то повел! Не стало у нас нашего батюшки, князя Буривого, и остались мы одни, сироты горемычные. Теперь вся надежда на тебя, князь.

– А пойдет ли народ за мной?

– Пойдем! Все как есть объединимся вокруг тебя, хозяин земли новгородской, только позови!

После трапезы помылись в бане и легли отдыхать. А наутро Гостомысл стал рассылать по селениям гонцов с призывом к народу выступить на борьбу с насильниками. Понимал он, что затевает дело многотрудное и долговременное: надо было известить и поднять людей из самых глухих и далеких уголков княжества, вооружить их, сбить в отряды и хоть немного научить военному делу. И сделать это как можно быстрее, хотя бы к весне, чтобы народ не томился в ожидании и сохранил веру в его, князя, предприятие. А Новгородчина раскинулась на сотни верст бездорожья, болот, трясин и глухих, непроходимых лесов...

Когда остался один, к нему подошла Раннви:

– Я хочу помогать тебе во всех твоих заботах и хлопотах, но не просто невестой, а верной женой.

Гостомысл подумал, сказал:

– Но чтобы освятить наш брак, тебе придется идти на славянское капище. Готова ли ты к этому?

У них не было разговора по этому поводу, и он с тревогой ждал ее ответа.

– Твои боги – мои боги, – сказала она. – Я принимаю веру твоей страны и народа, где намерена остаться до конца жизни своей.