— Почему? — спросила Хуана, меняя неудобную позу.
— Она сегодня выходит замуж. Если останетесь, у нас будут два радостных события в один день. Я вызову повитуху, и мы приготовим комнату. И нужно будет сказать служанке, которая вас ждет.
— Я хочу оставаться как можно ближе к Арнау, — твердо сказала Хуана. — Поручите кому-нибудь сказать служанке, пусть идет во дворец и пришлет сюда Фелиситат со всем необходимым. Вы найдете ее не лишней, сеньора Ракель. Она может присматривать за Арнау или помогать повитухе. Глупо, что не взяла ее с собой, но я боялась, что если нас увидят выходящими вместе, то могут сообразить, что мы идем к Арнау.
И когда невеста вернулась в дом для последних приготовлений к свадьбе, она обнаружила, что ее комната занята роженицей, проворной, бодрой акушеркой, маленькой служанкой и Ракелью. Пришедшая с Бонафильей Руфь открыла дверь, осмотрелась и без малейшего удивления спросила:
— Могу я чем-то помочь?
— Мы прекрасно справляемся, сеньора, — ответила акушерка. — И если здесь появится еще одна помощница, я не смогу двигаться.
— Где мои одежды? — спросила Бонафилья. И все в комнате за исключением сеньоры Хуаны дружно выпроводили ее за пределы слышимости.
Когда Юсуф вернулся в дом врача, невеста была готова идти в синагогу на празднование бракосочетания и последующее пиршество. Оно должно было состояться в большом зале и в саду, невесту и жениха сопровождала добродушная толпа членов перпиньянской общины. Даже те немногие, которые не питали особо добрых чувств к приятному, искусному молодому врачу и его брату, не хотели пропускать пиршества и веселья, которых можно было ожидать из дома сеньоры Руфи. Погода стояла настолько замечательная, какой она может быть октябрьским вечером. День был солнечным, жарким; вечерний ветерок настолько умерял жару, что пиршество на открытом воздухе сулило удовольствие.
Юсуф побежал умыться и переодеться. Когда покончил с этим, Ракель и ее отец выходили на улицу. Юсуф занял место подле Исаака, а она присоединилась к женщинам.
— Я слышал на рынке новости, — сказал Юсуф, как только они обменялись приветствиями с окружающими.
— Какие новости? — спросил врач.
— Их много, господин. Двое носильщиков, которых я не видел раньше, сказали, что их наняли избить нашего пациента. Они, разумеется, не знали, что он наш пациент, не знали его имени, но это произошло в тот же вечер, на том же месте, при тех же обстоятельствах.
— Тогда, думаю, можно сказать, что это был наш пациент. Мы знаем, кто нанял их?
— Кто-то нездешний, — ответил Юсуф. — Они так сказали. Чужак, которого они не знают, но видели время от времени в городе. А оттуда, где сидят, они видят почти всех.
— Чужак. Значит, не тот, кого подозревает дон Арнау, он считает, что это кто-то хорошо известный в городе. Но я слышал, что это не чужак разговаривал со священником.
— С отцом Миро, — сказал Юсуф. — Это другая новость, которую я слышал. И скверная новость. Для него, по крайней мере, — добавил он. — Это тот священник, что приходил вчера к нашему пациенту. Доминиканец.
— Я понял, Юсуф, кого ты имеешь в виду. Отца Миро, — сказал Исаак. — Что ты хочешь мне сообщить?
— Его нашли мертвым милях в пятнадцати от города, господин. Он упал с мула и скатился по склону в речку.
— Ты тоже слышал это на рынке? — спросил Исаак.
— Да. От моих друзей-носильщиков.
— Зачем было говорить тебе? Они знают, что существует какая-то связь между домом Иакова и этим священником?
— Не думаю. Это была просто новость. Мы могли встречаться даже не с тем самым отцом Миро, только он был доминиканец, его звали отец Миро, и он вчера уезжал из Перпиньяна в Конфлент.
— Они сказали, что он ехал в Конфлент, когда произошел этот несчастный случай?
— Сказали. И, по их мнению, то был не несчастный случай. Двое из них помогали переложить тело с телеги на носилки и нести его в доминиканский монастырь. Отец Миро был не великаном, господин, но сильным, энергичным, упитанным человеком. Носильщики считают, что он не мог получить таких повреждений при падении с высоты от силы пять-шесть футов. А фермер клянется, что обнаружил его на таком расстоянии от дороги.
— Дороги на Конфлент?
— Да, господин.
— Если так, Юсуф, то это злое дело. Он был человеком холодного, рассудительного ума, и, видимо, не предпринимал никаких действий, если к тому не было основательных причин. Таких людей на свете мало.
— Вы имеете в виду — среди священников?
— Среди всех. И зачем было его убивать? Разве что за честность.
Вскоре после этого в гетто въехала влиятельная дама, за ней следовали двое слуг. Она спросила у привратника, как проехать к дому врача, сеньора Исаака Бонхуэса, и, получив указания, поехала прямо по улице.
Даму впустила маленькая служанка, и она спросила о Фелиситат.
— Фелиситат с сеньорой Хуаной, — добавила она, видя смятение на лице девочки. — Это ее служанка.
— Той сеньоры, которая рожает? — спросила девочка.
— Той самой.
— Сейчас, сеньора, — сказала девочка и ушла.
Фелиситат спустилась и сделала глубокий реверанс.
— Сеньора Маргарида, вы хотели меня видеть?
— Да, Фелиситат. Как Хуана?
— По-моему, хорошо, сеньора. Повитуха кажется довольной.
— Я приехала от ее королевского высочества, принцесса велела мне дожидаться, пока не родится ребенок. Она очень беспокоится о сеньоре Хуане.
— Да-да, сеньора. Я найду вам удобное место, где вы сможете ждать.
— Спасибо, Фелиситат. — Она оглядела коридор. — Можно я посижу во дворе?
— Конечно, сеньора, — ответила Фелиситат и пошла к двери во двор.
Маргарида взяла ее за руку.
— Фелиситат, подожди. Не знаю, как сказать это… — Она замялась. — Со вчерашнего дня сеньора Хуана не разговаривала со мной. Избегает меня, как только может. Я сказала ее высочеству, что лучше всего ехать сюда не мне, следует послать кого-то другого. Она отказалась.
— Я спрошу сеньору Хуану, хочет ли она видеть вас, — холодно сказала Фелиситат. — Возможно, она не хочет видеть никого.
— Конечно. Я подожду здесь.
Фелиситат вернулась в комнату своей госпожи.
— Сеньора Маргарида хочет видеть вас, — сказала она отнюдь не ободряющим тоном.
— Пошли ее ко мне, Фелиситат, — сказала Хуана. — Я должна сказать ей кое-что.
Когда Маргарида вошла в комнату, повитуха поднялась со стула у кровати.
— Надеюсь, сеньора, я не помешала вам, — сказала придворная дама.
— Нет, — ответила повитуха. — Сейчас мы ждем. Ждем, чтобы последовало еще что-то, так ведь, сеньора?
— Да, — ответила Хуана. — Маргарида, мне не хочется долгого разговора, поэтому буду прямой. Говорила ты принцессе об этом доме и врачах?
У нее снова начались схватки, и она подняла руку, веля Маргариде подождать.
Повитуха утерла пот с ее лица прохладным платком и мягко потерла ей живот.
— Сейчас все будет в порядке.
— Нет, — ответила Маргарида. — Как я могла сказать? Я ничего не знала о них. Это тот дом, куда принесли Арнау…
Она не договорила.
— Этот самый, — сказала Хуана. — Но откуда принцессе известно об этом?
— Не знаю, — ответила Маргарида. — Клянусь, Хуана, я не говорила ей. Пока она не отправила меня сюда, я о нем и не слышала.
Хуана вскрикнула и сделала глубокий вдох.
— Становится хуже, — прошептала она повитухе.
— И отлично, — сказала повитуха. — Сейчас все кончится. Прошу вас, сеньора, — твердо сказала она, направляясь к Маргариде с таким видом, будто собиралась вышвырнуть ее из комнаты, — ее нельзя беспокоить. Ей нужны все ее силы.
— Да будет с тобой Бог, — торопливо пробормотала Маргарида. Поднялась, вышла из комнаты и стала ждать.
Глава пятнадцатая
Свадебные гости с удовольствием набросились на блюда рыбы, запеченной с травами и маслом, или поданной холодной, с пряностями, в уксусе и меде, на груды жареных сардинок с подливками, бобами, овощами в масле, уксусе или с солью, в зависимости от воображения кухарок. Когда первый голод был утолен, музыканты заиграли оживленную танцевальную музыку. Молодые люди подняли Давида; молодые женщины — Бонафилью, и танцы начались.