Через два часа после начала погрузки агент владельца, Фелип Касса, явился к капитану судна и предложил с обещанием взятки, чтобы капитан разрешил погрузку всех товаров со склада независимо от того, есть они в списке или нет. Капитан отказался и продолжал действовать согласно полученным указаниям. Вышеупомянутый Касса уехал, сказав, что скоро вернется. После этого он не показывался. Капитан судна стал сам руководить погрузкой.

Когда владелец получил от управляющего провинцией требование немедленно явиться в город, капитан судна решил, что завершение погрузки и быстрое отплытие будут наиболее верным образом действий. Когда погрузка была завершена и все, что в списке грузов сопровождалось экспортным разрешением, было переправлено из склада и погружено в трюм, на складе еще оставались многочисленные тюки, ящики и бочки товаров. Капитан судна сообщил начальнику склада, что владелец решил отправить эти грузы в другое место и заплатит обычную плату, но не больше, за хранение их, пока они не будут забраны. (Подписано) Ксавьер Франсеск, капитан „Санта-Марии Нунсиады“, Кольиур, среда, первое октября тысяча триста пятьдесят четвертого года».

Донья Хуана добавила кое-что в конце. Она пишет: «Вот и ответ на вопрос, который беспокоил нас всех. Контрабанда была, но раз она не покинула склада, это не контрабанда. Она все еще там, и владельцы жарко спорят о том, как ее сбыть и кто получит доход, если он будет, от ее продажи. С наилучшими пожеланиями, Хуана Марса».

— А что в коробке? — спросила Юдифь.

Юсуф стал срывать крышку деревянной коробки.

Она оторвалась с громким хлопком.

— Здесь что-то завернутое в ткань, — сказал мальчик.

— Дай взгляну, — сказала Ракель, опустясь на колени рядом с ним. — Это шелк, очень красивого желто-золотистого цвета. Это мне, пишет она, к моей свадьбе. И кожаный кошелек для папы. Полный монет.

Семнадцатого августа 1355 года Бонафилья родила своему мужу, Давиду Бонхуэсу, дочь, через десять месяцев после ее бракосочетания и за неделю до бракосочетания дочери Самуила Каракосы с Дураном, сыном Аструха Афамана. Бонафилья назвала дочку Фортунатой, как звали ее прабабушку. Ее отец, приехавший в Перпиньян по случаю рождения внучки и бракосочетания сына, пришел в недоумение.

— По-моему, эту старушку звали Эсфирь, — сказал он.

— Нет, папа. Фортуната, — сказала Бонафилья, слегка встряхнув головой, — но если даже и нет, мне это имя нравится, и Давид хотел назвать ее так.

В последующие годы Бонафилья вела себя с подобающими скромностью и приличием. Она родила мужу двух красивых сыновей и еще одну дочь. Обе девушки славились своей красотой, но поистине удачлив был тот, кто хоть мельком видел их, пока они благополучно не вышли замуж.

Гаспар Угет, управляющий провинцией, чиновник, представляющий королевскую власть в отсутствие его величества, был изгнан за подделывание государственных счетов. Пере Видаль оказался одним из сообщников Угета, фальшивомонетчиком и растратчиком.

Сеньор Бернард Бонсом де Пигбаладор, хранитель королевского леса Капсир, замок которого стоял в гористой местности в пятидесяти милях к северо-западу от Перпиньяна, был объявлен в Перпиньяне вне закона за его вопиющие преступления и безнравственное поведение.

Потомки Пере Чопорного и последующие гражданские администрации предпринимали различные попытки очистить репутацию Перпиньяна как центра азартных игр и порока.

Одна из этих попыток особенно любопытна. Спустя столетие после описанных в этой книге событий кампания по избавлению города от азартных игроков и распутников была, видимо, настолько успешной, что один из замков за городскими стенами был превращен в безопасное, очень прибыльное казино. Этот замок принадлежал благородному семейству де Марса. Казино стало настолько печально известным своей деятельностью, что члены городского совета собрали деньги, чтобы выкупить его и закрыть. Стоило оно очень дорого.

Однако в 1357 году Иаков Бонхуэс, врач-еврей из Перпиньяна, был избран в совет гетто. Потом в 1371 году его назначили врачом королевского двора в Перпиньяне — fisichus Perpiniani de domo domini regis.