— Сеньора, нет смысла, — сказала кухарка с уверенностью главной служанки, — бегать так по дому, рисковать здоровьем. Сегодня вам нужно отдыхать. Мы управимся сами, правда, Хасинта?
— Да, сеньора, — сказала девочка. — Пациент не требует стольких трудов, как раньше.
— Теперь он хорошо ест, — заметила кухарка. — Как и все мы. Вчера сеньора Ракель спустилась и отнесла ему на ужин тушеного цыпленка с чечевицей и хлеба. Он съел все.
— Превосходно, — сказала Руфь. — Но перед тем, как думать об отдыхе, что остается сделать сегодня?
И они сблизили головы в оживленной дискуссии о покупках, приготовлениях и стряпне, не забывая еду для гостей.
Вскоре после того, как колокола прозвонили к заутрене, проглянуло солнце и стало высушивать двор. Исаак и сеньор Аструх неторопливо завтракали в столовой; Бонафилья только кончила одеваться с помощью Эсфири; Юсуф отправился на рынок с Хасинтой и кухаркой, у которой был целый список необходимых покупок, и она нуждалась в помощи, чтобы отнести их домой. Жена сеньора Самуила Каракосы уже пришла и уже была на кухне вместе с Руфью, где взвалила кучу обязанностей на свои сильные плечи. Ракель спокойно сидела наверху в комнате пациента, поглядывая на крыши, от которых шел пар, и наблюдая, как он завтракает хлебом, сыром и фруктами.
У двери зазвонил звонок. Ракель стало любопытно, кто мог явиться в самый хлопотливый час утра, и она была довольна, что к ней это не имеет никакого отношения. Звонок раздался снова. Убиравшая постели молодая служанка спустилась, открыла парадную дверь и ахнула в удивлении. На пороге стоял священник-доминиканец, великолепный в своей рясе, один.
— Доброе утро, — любезно произнес он. — Не могли бы вы сказать своему хозяину, что пришел отец Миро из ордена проповедников и хочет поговорить с пациентом? Полагаю, в доме у вас есть пациент.
Испуганная девушка кивнула.
— Я хочу немного побеседовать с ним.
— Я передам хозяину, — сказала в испуге служанка, захлопнула дверь перед его носом и побежала искать Иакова. Тяжело дыша, сообщила ему.
— Спасибо, — сказал Иаков. — Где он?
— У порога. Он у порога, сеньор, — ответила она и побежала сообщать хозяйке.
— Отец Миро, — сказал Иаков, открыв дверь и впустив священника. — Добро пожаловать в мой дом. Я должен извиниться за свою служанку, — добавил он. — Это необученная, невоспитанная девушка, но должна бы понимать, что нельзя оставлять гостя на пороге.
— Это неважно, сеньор Иаков, — сказал священник, следуя за врачом в его кабинет. — Она передала мое сообщение? По-моему, у вас здесь лежит пациент.
— Да, — ответил, не колеблясь, Иаков.
— Его состояние позволяет ему разговаривать со мной?
— Думаю, позволяет, — ответил врач. — Вы сможете судить сами, когда его увидите. Только прошу вас иметь в виду, что повреждения у него серьезные, и хотя он поправляется, опасность еще не миновала. Сюда, пожалуйста, — сказал он, ведя священника во двор. — Я поместил его в тихой комнате, подальше от домашней суеты.
Когда священник и врач вошли, пациент спокойно приканчивал завтрак, состоявший из хлеба и сыра, Ракель спрыгнула с подоконника и быстро сделала реверанс незнакомцу.
— Позвольте представить сеньору Ракель, — сказал Иаков. — Она помогает ухаживать за моим пациентом. Отец Миро хочет немного поговорить с ним, — добавил он.
— Отец, мне остаться? — спросила Ракель.
— Спасибо, сеньора, но в этом нет нужды.
— Если вам что-то потребуется, я буду во дворе, — сказала Ракель. Снова сделала реверанс и вышла. Иаков немного помедлил, словно не желая оставлять этих людей наедине, потом поклонился и последовал за девушкой.
Отец Миро повернулся к человеку в постели.
— Сеньор, что за злое существо обошлось с вами так?
— Злое? — сдержанно переспросил пациент.
— Значит, вы оспариваете существование злых людей в этом мире? — спросил с улыбкой отец Миро.
— Вы говорите о людях, — ответил пациент. — Отец, я повидал слишком много злых людей, чтобы сомневаться в их существовании, но этот вопрос к моему случаю не относится. Мои повреждения результат моей беззаботности, не людской злобы. Я упал с мула.
— Сомневаюсь, — твердо сказал отец Миро. — Но, если по какой-то причине хотите выгородить человека, который напал на вас, дело ваше. Это не моя забота. Имейте это в виду.
— Я привык быть осторожным, отец, но у меня нет причин кого-то выгораживать, — сказал пациент и сделал паузу, чтобы собраться с силами. — Луна была яркая, когда это произошло, и хотя улица была несколько темной, я видел людей, которые это сделали. Я провел много часов, размышляя о них, и, в общем, думаю, что они не злые.
— Хотя они едва не убили вас? Вы необычайно великодушный человек, сеньор.
— Я бы хотел быть таким, отец, — сказал пациент и закрыл глаза. — Я видел, как они действовали, — заговорил он наконец. — Это были сильные мужчины, тупые, бедные. Кто-то научил их словам, которые нужно мне крикнуть, эти слова не пришли бы на ум обычным грабителям. Кто-то заплатил им серебром или золотом, чтобы они сделали то, чего не хотел делать он сам. Делает это их злыми?
— Вы не считаете, что все люди злы?
— Считаю, что у каждого время от времени могут возникать злые желания, — сказал пациент и сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Трудно быть совершенно добрым, но я отказываюсь думать, что мы совершенно злы. Человек, который нанял этих людей, чтобы самому не поднимать на меня руку, вполне может быть злым. Но эти трое, которых он нанял?..
— Они причинили вам вред. Это дурно.
— Скажите, отец, Бог осуждает с рождения необразованного и тупого за то, что он делает, что может, дабы кормить своих детей?
— Он мог бы не только совершать убийство. Мог бы обрабатывать землю.
— Только если он родился на земле. Если б эти трое родились на моей земле, они были бы обеспечены работой. Они не родились там. — Пациент умолк, тяжело дыша от усилий так много говорить. — Мы пренебрегаем такими с самого их рождения. Никто не учил их истине и добродетели. Нужно ли бросать их за это в пламя? Разве ваш орден не основан отчасти для того, чтобы учить людей этим необходимым знаниям?
— Это мучительные вопросы, сын мой, — ответил священник. — Они могут завести нас на пути, которыми нам идти не следует. Как по-вашему?
— Скажу откровенно, отец, не знаю, и меня это тревожит. Даже лежа здесь, я верю, что Бог, зная положение каждого в жизни, видит яснее, чем я, или даже вы, отец, кто заслуживает милосердия.
— Даже ваш враг, тот, кто нанял этих убийц?
— Отец, вы задаете мне трудный вопрос.
— По вашему утверждению, он тоже может заслуживать милосердия. Дело только в том, что жертвой стали вы, а не кто-то другой.
— Нет, отец. Богатый человек — я предполагаю богатство, раз он в состоянии нанять убийц…
— Неумелых, — перебил его священник.
— К счастью. Этого богатого человека учили тому, что хорошо и что дурно, однако же он, несмотря на свои знания, злой, цепкий, алчный, или использует золото для удовлетворения своих порочных желаний — он наверняка злой. Мое сердце вопиет о мести не бедным глупцам, которые переломали мне кости, а ему. Однако я не могу заглянуть ему в душу и у меня нет мудрости и образованности великих людей. Я не знаю, что верно.
— Вы до сих пор испытываете сильные боли?
— Уже не такие, отец. Мои сломанные конечности распухли и непослушны, но, благодарю Бога от всего сердца, жар почти прошел и вернулся аппетит. За мной здесь очень хорошо ухаживают, — добавил он.
— Рад это слышать, — сказал священник. — То, о чем я хочу спросить, возможно, не удивит вас, — начал он, но тут дверь неожиданно отворилась, и в проеме появилась сеньора Руфь с тарелкой, прикрытой льняной салфеткой, и корзинкой с хлебом и фруктами.
— Извините, сеньор, — сказала она. — Я не знала, что у вас посетитель. Прошу прощенья. Но наш пациент сказал, простого завтрака ему недостаточно, чтобы утолить аппетит. Он должен есть все, что может, поэтому я принесла ему хорошего, вкусного супа. — Поставила тарелку на столик у кровати и сняла салфетку. — Вот, — сказала она, — сытный суп с бараниной, бобами, луком, чесноком и травами. Вы должны есть, сеньор, чтобы поправляться.