— Ах, Карл… — начала Мета и запнулась, не зная, что и сказать.
С тех пор как этот мужчина вышел из ее квартиры вчера вечером, она не тратила времени на размышления о нем. Все ее мысли были тесно связаны с другим представителем мужского пола. Правда, вокруг Давида кружились только ее чувства, поскольку Мета запретила себе включать разум. Если она начнет думать о вчерашних событиях, то, пожалуй, не переживет этот день и, может быть, даже не найдет вечером дорогу домой, где ее будет ждать с разговором Давид. Разговором о забрызганной кровью футболке и о том, как им быть дальше. В приступе паники Мета снова сосредоточилась на Рахель.
— Наверное, Карл понял, что я не заинтересована в отношениях с ним, поэтому моментально потерял интерес к нашей дружбе.
Рахель попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
— Если я верно все оцениваю, понадобилась настоящая демонстрация, чтобы до Карла дошло, что шансы его невероятно низки? — медленно спросила она, словно не была уверена в том, что хочет услышать ответ.
— Да, ты права. Но это запутанная история, а мне нужно возвращаться к своей гостье.
Мета искренне надеялась, что покрасневшие щеки не выдадут ее. С тех пор как она позволила себе рассказать Рахель о тени, которая якобы выскользнула из пальцев Давида, она всякий раз испытывала неловкость, когда они встречались. Возможно, в этом заключалась причина того, что они почти не говорили друг с другом.
— Хорошо, как скажешь, — сказала Рахель.
Тем не менее, она взяла Мету за локоть, когда та уже повернулась и собралась уходить, и добавила: — Мета, это, наверное, прозвучит несколько странно, но если этот Давид опять появится у тебя, скажи мне об этом, пожалуйста. Не то чтобы я хотела тебя напугать, но мне бы хотелось обсудить с тобой кое-что, прежде чем ты будешь продолжать сходить с ума по этому мужчине, хорошо?
Вместо ответа Мета бросила торопливый взгляд через плечо.
— О нет! Я оставила Камиллу в кабинете с работами этого порнографа, который считает себя фотохудожником. Я ведь совсем не хотела пугать добрую женщину!
Не обращая внимания на расплескивающийся кофе, Мета широкими шагами направилась в свой кабинет, где у окна, разглядывая бетонную стену, стояла Камилла. Она обернулась, и Мете показалось, что она хочет сделать замечание по поводу этого странного пейзажа. Но потом взгляд ее упал на стекающий по пальцам Меты кофе.
— Надеюсь, вы не обожглись?
Мета, вынимая из коробочки бумажное полотенце, только молча покачала головой.
Остаток дня она призывала на помощь железную дисциплину, чтобы не задумываться о Давиде и словах Рахель. Даже Ева, которая во второй половине дня появилась в галерее с похоронным выражением лица, к счастью, воздержалась от едких комментариев. Потому что максимально сосредоточенная деловая женщина, которая, прижимая к уху мобильный телефон, носилась по залам галереи, имела мало общего с той Метой, которая столь необычным способом ввела в общество своего молодого любовника. Что ж, у Евы еще будет возможность дать ей понять, что этот вечер она считает полным провалом.
Взгляд в никуда, которым вооружилась Мета, исчез только тогда, когда она оказалась вечером перед своим домом. Теперь подавленные страхи мстили ей, разом набросившись на нее и устроив у нее в голове сущий кавардак. В какой-то миг она даже решила, что не найдет в себе достаточно сил, чтобы войти в дом. С другой стороны, никаких проблем, успокаивала она себя. Если не хочется, не нужно говорить о забрызганной кровью футболке. И это нечеловеческое рычание, которое он издал, не обязательно должно стать темой сегодняшнего разговора. Может быть, Давида вообще там нет.
О последней мысли Мета тут же пожалела, поскольку к ее трусости прибавился страх, что Давид мог просто исчезнуть, и это показалось ей хуже того, что придется вести разговор, в котором, судя по всему, будет мало приятного. Он там, это точно, повторяла она, словно мантру. Стоя перед дверью своей квартиры, она попыталась набросать план битвы, как вдруг на пороге показался Давид.
— Я уже начал опасаться, что ты учуешь результат моего кулинарного искусства еще на улице и быстренько сбежишь, — просто сказал он, но от Меты не ускользнули морщинки вокруг его глаз.
Она вошла и, пока Давид помогал ей снять пальто, с облегчением заметила, что на нем новая футболка.
В той неразберихе, которая царила у нее в голове, это показалось Мете спасительным якорем.
— Ты ходил за покупками? — спросила она, хватая его за край футболки и делая вид, что просто хочет прочесть слегка поблекшую надпись. На самом же деле она воспользовалась возможностью подойти поближе и успокоиться оттого, что он здесь, рядом с ней. — «Creedence Clearwater Revival [5]»: — не старовато для тебя?
— Да, но я ничего не имею против тех, кто немного староват для меня, — сказал Давид тихим, слегка хрипловатым голосом, от которого у нее, как всегда, по спине побежали мурашки. — В небольшом магазинчике в нескольких улицах отсюда действительно завалялось несколько пыльных экземпляров. Вероятно, они несколько десятилетий ждали своего покупателя. Надеюсь только, что продукты, которые я в нем купил, не пролежали там столько же.
Он мягко обхватил ее за талию и подтолкнул по направлению к кухне, но Мета прижалась к нему и запустила руку ему под футболку.
— Этот намек на «немного староват» был довольно дерзким. Если хочешь, чтобы я тут же об этом забыла, придется как следует поднапрячься.
Мета ухватила кончиками пальцев несколько волосков ниже его пупка и легонько потянула. Мгновение Давид выглядел так, словно хотел возмутиться, а потом поцеловал ее. Сначала нежно, почти поддразнивая, но вскоре так настойчиво, что Мета уже не могла больше укорять его. Кончики ее пальцев прошлись по теплой коже его спины, и она испытала невероятное облегчение. Разговор был отложен. Она не должна была ни задавать вопросов, ни принимать решений.
Бездумно водя зубной щеткой во рту, Мета прислушивалась к родео, которое устроил в кухне Давид. Когда вчера вечером они наконец оторвались друг от друга, ей еще удалось съесть несколько ложек жареной картошки, которую приготовил Давид, после она откинулась на подушки и уснула.
Возбуждение последних дней и усталость взяли свое, сказала себе Мета, когда проснулась. Но почему-то ее не оставляло неприятное чувство, что она пытается избегать Давида. Конечно же, это было глупостью, потому что ближе, чем она была к нему прошлой ночью, быть, наверное, нельзя.
Невольно нахлынули воспоминания: Давид лежит на ней, затем слегка приподнимается и смотрит на нее испытующим, чуть отстраненным взглядом. Он думает о чем-то, что ему не нравится, и ищет на лице Меты ответ на свой вопрос. Ей мешает дистанция между ними, она обхватывает его руками и притягивает к себе. Он не поддается, напрягается. Когда расстояние между их телами сокращается, он негромко ворчит. Их кожа соприкасается, согревая обоих. Она осторожно проводит губами по его щеке и облизывает уголок его рта, требовательно двигая бедрами. Она делает все, чтобы он больше не отстранялся от нее и не смотрел так задумчиво. Он должен забыться здесь и сейчас, отдаться страсти так же бездумно, как и она. Все остальное страшно пугает ее. Она тут же прижимается губами к его губам, немного грубо, но он не жалуется. Целуя его, она чувствует, как он закрывает глаза и отдается ей. Она обхватывает его ногой, проводит пяткой по его бедру. Но все это не помогает забыть о том, что внутри у нее появляется пустота, которую не может заполнить Давид.
Эту пустоту она должна заполнить сама, теперь ей это было ясно.
Мета открыла кран, подставила руку под струю холодной воды и медленно умылась. Потом выпрямилась, убрала мокрыми руками волосы назад, взяла заколку и закрепила их на затылке. Не шевелясь, она разглядывала в зеркале свое лицо, первые мелкие морщинки вокруг глаз, вертикальную линию у правой брови, которая углублялась каждый раз, когда она на что-то злилась. Тени под глазами, которые она каждое утро почти механически затушевывала, от природы бледно-розовые губы и овальную родинку на щеке, которая украшала и лицо Эммы. Сколько лет уже она смотрится в зеркало, не обращая на себя по-настоящему внимания? Это обманчивое удовлетворение, в котором она жила до сих пор, когда оно наступило? Где та точка во времени, которую пропустила восхищенная девушка, когда должна была сделать следующий шаг? Когда ее собственные мысли подчинились самовлюбленному Ринцо? Когда она впервые дала Карлу право перекраивать свою личность, вместо того чтобы идти по жизни путем, который давно уже осознала? А ведь яркий, пьяняще-живой мир искусства еще несколько лет назад, когда они с Ринцо только открывали галерею, казался ей раем. Никогда она не думала, что перерастет собственный стиль жизни — шикарные знакомые, интересные места и животрепещущие темы. Но с каждым годом, с каждым месяцем желание сделать следующий шаг становилось все сильнее. Однако она долгое время не делала этого шага, хотя всегда считала себя сильной личностью.
