С изумлением выслушал дон Хуан де ла Серда речи допьи Виктории и по ее рассказу понял, что дон Педро — человек распутный, падкий до наслаждений; имея уже сведения о том, что якобы произошло с ним в Севилье, дон Хуан положил прекратить приготовления к браку дочери. Развернув же листок, протянутый ему Викторией, он прочитал следующие строки:
«Я, дон Педро де Рибера, житель города Севильи, сим обязательством и своей подписью подтверждаю, что готов стать супругом доньи Виктории де Сильва, жительницы Толедо, и не откажусь исполнить свое обещание, когда бы и где бы от меня ни потребовали, предъявив сию грамоту. Свидетели Альберто и Марсела, домашние слуги.
Дон Педро де Рибера».
Прочитав письмо и все обдумав, дои Хуан молвил так:
— Весьма сожалею, сеньора, что дон Педро, человек столь благородного происхождения, поступил с вами так коварно, — ведь когда писал он эту записку, он направлялся на свадьбу с дочерью моей Бриандой; я, с моей стороны, могу сделать одно: после этого предупреждения он не переступит порог моего дома, и о браке больше не может быть и речи — зачем мне настаивать на этом союзе, когда ваше противодействие, и столь справедливое, способно все расстроить. Продолжайте же добиваться своего и не отступайте — ведь дело идет не о пустяке, но о чести вашей; я же, дабы помочь вам, предлагаю свои услуги; у меня здесь есть влиятельные друзья, и, ежели сам не смогу действовать, я могу прибегнуть к их поддержке.
Донья Виктория поблагодарила за милость, утирая слезы, чем еще больше расположила престарелого дона Хуана; он вызвался показать записку дону Педро, надеясь, что сумеет заставить юношу признать свое преступление. На том старик расстался с доньей Викторией, обещая вскоре возвратиться, вернуть ей записку и уладить ее дело, в чем ему, мол, поможет один друг. Он ушел, а дон Санчо де Лейва появился из своего укрытия, и, когда он уселся, донья Виктория сказала:
— Ежели вы, сеньор дон Санчо, слушали внимательно мой разговор с доном Хуаном, то вам уже известна моя история и то, что дону Педро по этой причине не бывать мужем красавицы доньи Брианды; сама же она поручила сказать вам, что к согласию на этот брак, весьма ей неприятный, ее вынудила лишь непреклонная воля отца и что она почитает величайшим счастьем представившийся случай его расторгнуть и вернуть вам свое благоволение. Все это написано ее рукою в этом вот письме.
И она подала ему письмо, прочитав которое дон Санчо почувствовал себя счастливейшим человеком на свете, ибо оно воскресило его умершие надежды. Затем донья Виктория продолжила так:
— Я понимаю, сеньор дон Санчо, что теперь вы ломаете себе голову, каким образом это письмо попало в мои руки; загадка трудна, но я открою вам ее решение. Вы сами влюблены, а потому знаете, что любовь побуждает к всевозможным превращениям, и только ею порождены все те чудеса, о коих писал Овидий. Вот и я, всем сердцем полюбив дона Педро и к тому же имея на руках обязательство, о коем вы уже знаете, готова была на все, чтобы восстановить свою честь и удовлетворить любовь. Я приехала сюда с намерением поступить в услужение к донье Брианде, и это мне удалось; хотя сейчас вы видите меняв нанятом мною доме, я в ее доме служу дуэньей, избрав эту роль и вдовье платье, дабы вернее обмануть проницательность дона Педро и всеми способами внушить донье Брианде ненависть к нему; замысел мой оказался удачен, их брак не состоится, зато для вашего я сделала все, что могла. Итак, подумайте, что вы хотели бы передать через меня вашей даме, — прямо отсюда я, в платье дуэньи, вернусь в ее дом, где присутствие мое необходимо; ежели угодно, напишите, вот и прибор, и это, по-моему, будет лучше всего, тогда Брианда убедится, что ее приказ я исполнила в точности. Секрет моего переодевания вы должны сохранить — для меня он не менее важен, чем свершение моего замысла; верю, что вы меня не предадите и что такому человеку, как вы, я могу доверять вполне.
Дои Санчо выслушал доныо Викторию с величайшим изумлением; похвалив ее за смелость и поблагодарив за посредничество в его любви, он клялся, что молит бога продлить ему жизнь, дабы он мог с нею расплатиться, а секрет обещал хранить до тех пор, пока она сама не прикажет его открыть. Донья Виктория уже торопилась, а потому дон Санчо быстро написал своей даме письмо в самых нежных выражениях, благодаря за милость и обещая быть верным в любви до конца дней своих. На том он с Викторией простился, и мы оставим ее, пока она снимает наряд знатной дамы и надевает платье дуэньи, чтобы идти обратно к донье Брианде, и поведаем, что застал дон Хуан де ла Серда в своем доме.
Огорченный злым наветом, которым опорочили его в глазах нареченной, дон Педро де Рибера сообщил обо всем своему кузену дону Родриго, и они вместе отправились к дону Хуану де ла Серда. Старика дома не застали и попросили доложить о своем приходе донье Брианде; та вышла к гостям, но, чтобы сократить визит, даже не присела — так ей было неприятно видеть дона Педро после того, что она о нем узнала. Страдающий влюбленный стал оправдываться, клянясь и божась, что в жизни не знал в Севилье той дамы, которая писала письмо, и что, наверно, все это подстроено каким-то завистником, желающим помешать его счастью, и пусть, мол, дон Хуан все хорошенько разузнает, и ежели это окажется правдой, то он, дон Педро, готов отказаться от своего счастья и признать себя недостойным ее руки. Его уверения заставили Брианду усомниться, не была ли она обманута; надеясь на то, что отец все же сумеет выяснить правду, она в ответ сказала, что, мол, она над своим сердцем не хозяйка, что во всем она повинуется воле родителя, а посему не может им дать окончательного ответа и также не может победить предубеждение против дона Педро, но что скоро придет отец и он уже сам все решит, согласно тому, что ему удалось разузнать. Тут как раз вошел в залу дон Хуан, только что побывавший у Виктории; дон Родриго пересказал ему, о чем они толковали и как глубоко страдает его кузен, — остается, мол, одно, разузнать со всей достоверностью, правда ли то, что написано в письме, или же ложь. Все сели, и дон Хуан отвечал так:
Любезные сеньоры, я вышел из дому с намерением узнать у моих друзей из Севильи, истинно ли то, в чем обвиняют дона Педро, но их не застал; впрочем, даже если б и застал, вполне возможно, что вести об этой связи до них не дошли, — Севилья город большой, от одного конца до другого так далеко, что, живя в одном городе, люди живут как бы в двух разных городах; зато узнал я другое, узнал, что дон Педро дал слово жениться некоей даме из Толедо, на чьей вилле гостил после того, как его ограбили воры, и, кроме того, что он обязан восстановить ее честь. Все это рассказала мне она сама, пригласив меня к себе и показав в подтверждение вот эту записку, подписанную его именем, — отрицать ему невозможно, мы все знаем его почерк.
Дон Хуан подал записку дону Родриго, затем, с некоторой опаской, дону Педро; оба были поражены, и дон Педро смятением своим выдал себя, хотя клялся, что обязательство такое давал не под своим именем, но под вымышленным. Дон Родриго, знавший все обстоятельства дела, стал стыдить кузена, а дон Хуан молвил так:
— Сеньор дон Педро, когда человеку молодому, да еще влюбленному, надобно удовлетворить страсть, он пойдет на все; вами владела любовь, и я не дивлюсь, что вы дерзнули причинить бесчестье той даме, не посмотрев на ее знатность, на славный ее род, не думая о том, что рано или поздно она сообщит родным об оскорблении и те вам отомстят; удивляет меня другое, то, что, когда вы, без памяти влюбленный, как твердят ваши письма, ехали жениться на Брианде, в сердце вашем нашлось место для другой любви, нет, вернее, то была похоть, ибо, быстро позабыв об этом знакомстве, вы повели разговор о браке. Знайте же, сеньор, ежели вы желаете поступить как должно дворянину, — а в вашем благородстве я не сомневаюсь, — вам надлежит исполнить свое обязательство, не то найдутся люди, которые вас заставят его исполнить, ибо дама эта не так бедна защитниками, как вам кажется. Она приехала в Мадрид, чтобы любыми путями добиться восстановления своей чести, и она это сделает; все поддержат ее требование, ибо оно справедливо. Советую вам не давать повода, чтобы в Мадриде пошла о вас дурная молва: исполните свой долг, и пусть любовь к Брианде не ослепляет вас — скорее я запру дочь в четырех стенах, и пусть она, сидя дома, зачахнет, нежели разрешу выйти за вас.