1 Едва от нас сокрылся мрачный Несс
И чрез поток еще не перебрался,
Как мы вдвоем вступили в темный лес,
4 И лес непроходимым мне казался.
В нем не было тропинки ни одной.
Он зеленью лесов не распускался:
7 На нем являлись листья предо мной
Все черные; все ветви кривы были,
И не плоды в трущобе той лесной
10 Росли кругом, но всюду только гнили
Растенья ядовитые везде.
Мы хуже места верно б не открыли
13 В лесах Корнето
{67} и Чечины
{68}, где
Лишь дикий зверь в густой листве скрывался
И птицы робко прятались в гнезде.
16 Но страшный лес, где путь наш потерялся,
Наполнен только гарпиями
{69} был
(С Строфадских островов от них спасался
19 Когда-то род Троян): меж черных крыл
Они людские головы имели, —
Большой живот, две лапы… Я следил,
22 Как гарпии на деревах сидели
И пó лесу их раздавался вой…
Я чувствовал, что ноги онемели…
25 Тогда сказал учитель добрый мой:
«О, прежде чем вперед ты устремился,
Узнай, что перешел ты во второй
28 Круг Ада
{70}, и пока нам не открылся
Пустыни вид ужасный, до тех пор
Отсюда ты не выйдешь». Я смутился…
31 «Кругом смотри ты зорко, и твой взор
Понять скорей всю истину сумеет:
Тогда с тобой вступлю я в разговор».
34 Смотрю я вкруг, лицо мое бледнеет:
То здесь, то там я слышу тяжкий стон,
Но чьи они? Мой разум цепенеет…
37 Не видя никого со всех сторон,
Прислушиваясь, я остановился
Стенаньями страдальцев изумлен.
40 Поэт разубедить меня решился,
Чтоб думать я не мог, что стон теней
Из-за лесной трущобы доносился,
43 И мне сказал: «Чтоб в голове твоей
Мысль приняла другое направленье,
Сломи в лесу любую из ветвей».
46 Я увидал колючее растенье,
Растущее на деревянном пне.
С него сорвал я ветвь, и в то мгновенье
49 Древесный пень со стоном крикнул мне:
«За что меня так больно ты терзаешь?
Или в твоей сердечной глубине
52 Нет жалости? Зачем меня ломаешь?»
Облившись черной кровью, он вопил:
«Теперь ты за деревья нас считаешь,
55 Но прежде я, как и другие, был
Таким же человеком, как вы оба…
За что ж меня, как враг, ты оскорбил?
58 Когда б в тебе не шевелилась злоба,
Ко мне бы прикоснуться ты не мог,
Хотя бы гадом был я…» Вся трущоба
61 Завыла вдруг. Как из березы сок,
Под топором, ручьем порою льется,
Так кровь лилась из пня, как бы поток…
64 Я чувствовал, как сильно сердце бьется,
И наземь ветвь невольно уронил,
Не в состоянье с жалостью бороться.
67 Тогда учитель мой проговорил:
«О, оскорбленный дух! Неосторожно
Он на тебя руки б не наложил,
70 Когда б не растолковывал он ложно
Моих стихов. Желанье убедить
В том, что по виду вовсе невозможно,
73 Заставило меня ему внушить
Совет, мне самому невыносимый.
Кто ты – ему ты должен объяснить,
76 Чтоб на земле, раскаяньем томимый,
Он о тебе не в силах был забыть…
И в памяти сберег неутомимой…»
79 И дерево ответило: «Хранить
Не буду я упорного молчанья.
Речь добрая твоя не может возбудить
82 Сомнения. Прошу у вас вниманья.
Я тот, кому был дорог Фредерик
{71}:
Его души все тайны, все желанья,
85 Как книгу, я читать всегда привык.
Монарха сердце было мне открыто,
Мне одному, и в мире каждый миг
88 Я охранял то сердце, так что свита
Его рабов в глубь царственной души
Проникнуть не могла, была забыта
91 И заговор затеяла в тиши.
А между тем все силы, все здоровье
Я потерял, не зная сна в ночи:
94 Готов отдать был Фредерику кровь я,
Но был силен наложницы разврат.
Она, змея порока и злословья,
97 Она, зараза цесарских палат,
Она, монархов язва моровая,
На мне остановила злобный взгляд
100 И, завистью и бешенством пылая,
Умела страсти многих возбудить
Против меня, и Август сам, сгорая
103 Досадою, свой лик отворотить
От верного товарища решился,
Успел в печальный траур обратить
106 Все почести, которыми гордился
Я некогда… В душе моей тогда
Проснулся гнев и умысел родился —
109 Искать забвенья в смерти от стыда.
И – праведник неправедное дело
Я выполнить решился в те года.
112 Но, слушайте, клянусь теперь я смело,
Что я царю ни в чем не изменял
И верность сохранил к нему всецело:
115 Я кесаря до смерти обожал:
Он стоит и любви, и уваженья…
Пусть тот из вас, кому я жалок стал,
118 Пусть тот из вас, кого ждет возвращенье
В живущий мир, там честь мою спасет
И восстановит истинное мненье
121 О грешнике, которого гнетет
И клевета, и ненависть людская».
Затем сказал Вергилий в свой черед,
124 Речь мудрую ко мне лишь обращая:
«Знай – времени не должен ты терять:
Ему свои вопросы поверяя,
127 Расспрашивай – он станет отвечать».
И молвил я: «Прошу тебя – спроси ты
Его о том, что было бы узнать
130 Полезно мне – ведь от тебя не скрыты
Все помыслы мои – во мне самом
Теперь все чувства горестью убиты,
133 Лишь состраданье в сердце есть моем».
Тогда сказал поэт: «Твое желанье
Исполнит он. Мы просим лишь о том,
136 Чтоб ты сказал, как высшее созданье,
Как человек мог обратиться вдруг
В ствол дерева? Ужель для наказанья
139 Такого нет конца?» Вздохнув от тяжких мук,
Мне, словно вздохом, дерево сказало,
В стенанья обращая каждый звук:
142 «В той повести ужасного немало:
Знай – всякий раз, когда, покинув грудь,
Душа самоубийцы вылетала,
145 Тогда в седьмой круг Ада страшный путь
Указывает Минос ей. Тогда-то,
Нигде в пути не смея отдохнуть,
148 В лес этот попадает без возврата
Дух грешника; кругом в лесу – темно.
Рок, не щадящий злобы и разврата,
151 Несет его, бросает, как зерно,
И он росток пускает, как растенье;
Растенье это вырасти должно
154 И, наконец, не ведая гниенья,
Преобразится в дерево. Потом
На нем все листья в диком исступленье
157 Жрут гарпии и язвами кругом
Все дерево до корня покрывают.
И никогда, пока мы здесь растем,
160 Нас муки ни на миг не оставляют.
Мы носимся, чтоб плоть свою найти,
Но в тело нас опять не облекают:
163 Что раз не сберегли мы на пути,
Того не получить нам в настоящем.
Плоть потеряв, не жить нам во плоти.
166 Мы наши трупы в этот лес притащим,
И каждый труп повесим мы тогда
На дереве, где с ужасом палящим
169 Томится дух наш: худшего стыда
Не знаем мы…» Стояли, ожидая
Дальнейшей речи, мы; вдруг – новая беда;
172 Шум страшный услыхал в лесу тогда я.
Как дикий вепрь, спасаясь от собак,
Бежит порой, деревья вкруг ломая,
175 С ужасным, хриплым воем, точно так
Две тени впереди нас быстро мчались.
Истерзан каждый призрак был и наг,
178 Пред ними ветви хрупкие ломались.
Та тень, что быстро мчалась впереди:
«Эй, смерть, сюда!» – вопила, и старалась
181 Другая тень, что мчалась назади,
Не отставать и громко восклицала
На всем бегу: «О, Лано
{72}, погоди!
184 Я за тобой той быстроты не знала
В сражении при Топпо». И потом
Как бы в изнеможении упала
187 Она, бежать не в силах, под кустом.
А по лесу за этими тенями,
Раскрывши пасти с черным языком,
190 Псы жадные неслись меж деревами.
В несчастного, что под кустом упал,
Они впились с неистовством зубами,
193 И страшную он участь испытал:
Разорван был собаками он в клочья.
И за руку меня мой спутник взял
196 (Едва мог тайный трепет превозмочь я),
И подошел к тому кусту со мной.
И куст заговорил: «О, чем помочь я
199 Тебе мог, Сант-Андреа
{73}? И зачем
За мною ты решился укрываться?
Я ль виноват, что пренебрег ты всем,
202 Чтоб жизнию преступной наслаждаться?»
Учитель мой сказал ему затем:
«Кто ты, уставший кровью обливаться
205 Из вечных ран? О чем страдаешь ты?»
Он отвечал: «О, души! Посмотрите:
Ужасным истязаньем все листы
208 Оборваны на мне. Их соберите
Вокруг меня. Я в городе рожден, —
Не скрою я, когда вы знать хотите, —
211 Известном вам; переродился он,
Им позабыт был гордый покровитель
{74}.
За что навек, изменой возмущен,
214 Для города неутомимый мститель
Останется опасным, и давно
Его руки боится каждый житель.
217 О, если б на мосту через Арно
Не видели его изображенья,
То все для граждан было б решено.
220 И, созидая град свой, разрушенье
Пришлось бы им увидеть в страшный час
На пепелище, полном запустенья,
223 Оставленном Аттилою для нас.
Тогда бы целый город развалился,
Когда бы Марс мечом своим потряс…
226 Я в собственном приюте удавился!»
