Саймон согласился. Он ушел за двумя оставшимися на обеденном столе бутылочками и тут же вернулся назад.

— В одной — растертый в порошок имбирь, — объяснил он, указывая на склянку в правой руке. — Это обыкновенное противорвотное средство.

— А что в другой? Похоже, какая-то гадость, угадала?

— Бледная поганка.

— Мой бывший муж был страстным грибником. Я знаю, что это.

— Некоторые еще называют его ангелом-разрушителем.

— Вот и еще одна волнующая воскресная ночь в Пиктоу! — сказала Тамара, присаживаясь на край матраса и ежась от холода.

Она смотрела на Саймона провалившимися глазами, в которых застыла боль. Внезапно он ощутил тревогу, но не мог понять, что его задело в этой фразе. Словно тучка заслонила солнце.

— Давайте начнем, — попросила Тамара.

Саймон сел рядом и дал ей белладонну. Женщина поморщилась от горького вкуса, а он стал смешивать порошок из бледной поганки с остатками чая. Тамара вдруг схватила его за запястье и зарыдала. Саймой обнял ее, страстно желая, чтобы все поскорее закончилось и он оказался вдали от этой любви к жизни и агонии при уходе из мира живых.

— Я никогда не молилась, — сквозь слезы призналась она. — Всегда была атеисткой. Что будет, если ты отдашь меня своему Богу? Вряд ли он обрадуется моему появлению.

— Ты можешь вернуться в лоно веры, когда почувствуешь себя готовой к этому, Тамара, даже сейчас еще не поздно!

Тамара отпустила его руку и приняла такую дозу белладонны, что вскоре отключится. Забрав бутылку со смертельным порошком из бледной поганки, она прошла на кухню и налила в стакан немного горячей воды, оставшейся в чайнике.

— Сколько положить? — спросила она Саймона.

— Достаточно одной гранулы.

Тамара взяла две и растворила в воде. Потом за руку отвела его в ванную комнату, где достала шприц и набрала в него полученную жидкость.

— Что ж, хватит валять дурака, пора браться за дело! — сказала она, когда они снова вернулись в спальню.

Саймон затянул жгут на ее руке, и Тамара профессиональным движением мгновенно нашла вену на внутренней части локтевого сгиба и ввела в нее иглу. Оба смотрели, как белесая, словно молоко, жидкость поступает в руку.

— Вы обещали, что обнимете меня. Хочу, чтобы и вы разделись.

— Тамара…

— Вам ведь больше не придется выслушивать мои глупые просьбы! — Она дотянулась до верхней пуговицы на рубашке, но он отпрянул.

— Идите в постель, — приказал Саймон, и она, сняв покрывало, покорно легла.

Саймон, разделся. В постели она обвила его руками и ногами.

— Скажи, скоро подействует?

— Через считанные минуты.

— Выключи лампу!

Они молча лежали в темноте. Саймон прислушался к ее дыханию и неожиданно вспомнил, что его неожиданно смутило десять минут назад.

— Сегодня не ночь с субботы на воскресенье, — прошептал он Тамаре.

— Ты приехал сюда вчера, Саймон, и пролежал без сознания больше суток, потому что был на грани смерти.

Он рванулся, чтобы сесть, но Тамара удержала его.

— Я еще жива. — И чуть позже повторила: — Еще жива.

Через десять секунд она лежала мертвая в его объятиях, и была ночь с воскресенья на понедельник, которая разрушила его планы.

Саймон злился на свою рассеянность. Не одеваясь, он перенес холодеющее тело Тамары вниз по ступеням в ту комнату, где провалялся без сознания двадцать четыре часа. За это время он собирался поставить точку в своем долгом путешествии. Завтра к полудню нужно быть в Тринити-Бей и отметить завершение миссии.

Саймон следовал своим правилам, но, вместо того чтобы сосредоточиться на великой миссии, снова потерял сознание и очнулся на полу. Рассчитывать силы становилось все труднее.

Он уложил Тамару на кровать, стоявшую в подвале. Ее тело оказалось легким словно пушинка — тело женщины, которая совсем недавно прижималась к нему, удерживало в объятиях, разговаривало и молило о помощи. Саймон оделся и пошел к машине, вынул из-под заднего сиденья разделочный нож и вытащил из пропитавшегося мерзким запахом холодильника жестяную чашу с жидкостью, которую вез через всю страну. Вернувшись в дом, он откинул голову Тамары назад и влил в нее кровь брата и кровь Виктора Уэнте из Ойена, кровь Элизабет Райтмейер из Норвей-Хауса в Манитобе и Роберта Фортума, убитого в Хинтоне. Делия Чандлер из Порт-Дандаса и отец Прайс тоже благословили покойную своей кровью. А теперь и доктор Тамара Лоуренс присоединилась к их приходу!

Саймон не смог разрубить ее тело на части. Они провели вместе слишком много времени, Всему виной его слабость, и этого не вынести! Встав на колени у кровати, на которой лежала Тамара, Саймон поднес изогнутый клинок разделочного ножа к лицу и увидел отблеск света на остром лезвии. С гневным воплем он поднял нож и со всей силы вонзил в нижнюю фалангу большого пальца правой руки. Двумя резкими взмахами Саймон отрубил свой палец, и тот, словно зажив собственной жизнью, отлетел в сторону и, подпрыгнув, упал на пол. От дикой боли потемнело в глазах, странник закричал и прижался к холодному животу Тамары. Теперь их тела разделяла изуродованная рука Саймона.

Утро четверга началось с кричащего заголовка в газете «Вестмьюир рекорд», которую держал в руке застывший на пороге Реймонд Грин. «В округе свирепствует маньяк!» В такие минуты начинаешь верить, что ад действительно существует.

— Я решил, что лучше сам покажу тебе статью, — сообщил Рей.

Хейзел застыла у открытой двери, не отрывая взгляда от газеты.

— Черт возьми, они понимают, что творят? — наконец выдавила она.

— Кто и что творит? — поинтересовалась, спускаясь по лестнице, Эмили.

— Ваша честь! — с серьезным видом поприветствовал ее Грин, слегка поклонившись. — «Рекорд» решила провести журналистское расследование!

— Подумать только! — рассердилась Хейзел. — Сегодня в участке кто-то получит хорошенькую взбучку!

— Рей, для тебя я миссис Микаллеф. — Старушка направилась на кухню. — Или Эмили, если хочешь. Давайте выпьем по чашечке кофе.

Хейзел, не отрывая глаз от газеты, прошла по коридору за заместителем.

— А я-то решила, что удачно отделалась от Сазерленда! — пробормотала она себе под нос.

Грин в ответ промолчал.

В газете только и писали, что об убийствах Делии Чандлер и Майкла Алмера. Источник информации не указывался, тем не менее все факты, касающиеся расследования, оказались точными. А вот сделанные журналистами выводы могли доставить много неприятностей.

— Рей, послушай только! Они решили, что Усыпитель убивает свои жертвы из-за наркотиков!

— Я уже прочел. У кого, как не у смертельно больных, легко найти наркотики: все обезболивающие и снотворные средства часто вызывают галлюцинации.

Хейзел опустилась на кухонную табуретку и схватилась за голову. В газете опубликовали фотографии домов, где жили жертвы, а кто-то даже умудрился сфотографировать Алмера в момент загрузки тела в фургон.

— Я думала, Майкла Алмера вынесли через заднюю дверь.

— Босс, машину для перевозки трупов нелегко замаскировать под фургон с мороженым. Кто-то специально следил за ней. Должен сказать, ребята подготовились на славу.

Хейзел склонилась над статьей на второй странице. Фотография коробки из-под ее мобильного телефона в мусорной корзине сопровождалась громким заголовком: «Второе убийство! Шеф полиции уже в двадцать первом веке!» И чуть ниже: «У вас возникли вопросы? Позвоните ей по номеру…»

Теперь ее номер известен всем читателям в округе! Хейзел в раздражении швырнула газету через стол.

— Великолепно! Теперь журналюги добрались до наших кабинетов! Господи, а я-то считала, что они должны писать только о конкурсах огородников — например «Кто вырастил самую большую тыкву?».

Эмили поставила на стол две чашки растворимого кофе и сказала:

— Хейзел, не понимаю, что здесь удивительного?

— А разве это нормально?