Саймон ехал по извилистой дороге через прибрежные города и домики на холмах, похожие на редкие зубы во рту старика. Наконец он увидел указатель на Пиктоу. Проехав через весь город, странник оказался на другом конце, где начинается лес. Позади осталась площадка для игры в гольф, и Саймон повернул направо, по направлению к гавани. Над деревьями висели огромные клубы белого дыма от бумажного завода на берегу, который через трубы выбрасывал в воздух ядовитые отходы. Пахло серой и солью. Наконец Саймон увидел дом Тамары, который она описывала в письмах, и съехал на обочину.

Саймон очнулся на чем-то твердом, опутанный веревками, словно Гулливер. Глаза не хотели открываться. На чем он лежит: на досках или на соломе? Он крепко зажмурил глаза, а потом с трудом их открыл. Первое, что Саймон увидел, был оштукатуренный потолок с узором из деревянных планок. По лицу пробегал холодный ветерок, а его самого накрыли тяжелым шерстяным одеялом, которое давило на тело и не давало пошевельнуться. Губы пересохли. Он поднял руку, чтобы вытереть их, и тут услышал глухой скрип переплетенных друг с другом трубок, которые почему-то потянулись за рукой. Ему что-то вливали. Саймон осторожно повернул голову и увидел металлическую стойку, на которой висело два флакона: один с бесцветной жидкостью, а другой — с кровью. Не может быть! Переливание крови! Как можно спасать чью-то жизнь кровью неизвестных людей? Неслыханное кощунство! Саймону удалось чуть приподнять плечи и голову, и тогда он увидел, что вовсе не тяжелое одеяло мешает двигаться, а ремни, перекинутые через голени и туловище, которые кто-то туго затянул и прикрепил к кровати.

На больницу не похоже! Скорее всего это чей-то дом. Он не в комнате, а, судя по всему, в подвале. Освещение совсем тусклое, лишь справа из-под двери пробивался яркий свет. Саймон подал голос, и дверь сразу же открылась. На пороге стояла незнакомка, в одной руке она держала сигарету, а в другой — его пистолет. В помещении было достаточно тепло, но тоненькая словно былинка женщина куталась в теплый свитер, дополнительно набросив на плечи толстую бордовую шаль.

— Вы очень опасный человек, Саймон, верно? — обратилась она к больному.

— Где я?

— Вы приехали вовремя. Я видела в окно, как вы подошли к багажнику, открыли его и упали словно подкошенный. Вы лежали полумертвый возле собственного автомобиля с саквояжем в руках, а в нем оказалось полно занимательных вещиц. — Она кивнула на пистолет: — Вот как раз одна из них. А еще я нашла интересный набор в виде топорика и молотка. Думаю, топор не дает осечек.

Незнакомка прошла в помещение и села у ног больного. Она передвигалась с трудом, а когда садилась, послышался хруст суставов.

— Вы Тамара, — догадался Саймон.

— Лучше зовите меня «доктор Лоуренс». Возможно, я наживу себе неприятности из-за того, что делаю, но их и так выше крыши, поэтому терять нечего. В любом случае смерть уравнивает всех, не так ли?

— Почему я связан?

Она потянула один из ремней, проверяя его надежность.

— Кто знает, что бы вы со мной сделали, не свяжи я вас вовремя.

— Вы меня боитесь?

— Нисколько не боялась, пока не нашла ваш медицинский саквояж. И тут я стала размышлять, на что в действительности согласилась.

Саймон снова завозился на кровати, пока ему не удалось принять почти сидячее положение. Он чувствовал, как натянулись ремни на груди, больно сжимая ребра.

— Вам не следовало курить, Тамара.

Та рассмеялась, не скрывая удивления:

— Знаю, знаю, курить вредно. Послушайте, скажите наконец, что вы хотели со мной делать.

— Я собирался вас убить, и вы это знали. Для этого вы и пригласили меня сюда.

Тамара пододвинулась поближе, чтобы видеть его лицо. От сигаретного дыма ее глубоко посаженные глаза казались совсем далекими, как будто их прикрыли вуалью. Саймон пришел к выводу, что по мере продвижения на восток его подопечные находятся все ближе и ближе к смертельной грани. Вот и сейчас он приехал вовремя.

— Я просила милосердия. Или по крайней мере мне так казалось. Что за гадость в вашей сумке?

— Лекарства.

— С каких пор в меры по исцелению входит рукопашный бой? — Тамара надсадно закашляла.

— Освободите меня, Тамара.

— Мне казалось, это ваша работа.

— Тамара, я прошу вас!

— На вас нет трусов, — сообщила она. — У вас торчит катетер. Не хочу, чтобы вы мочились в мою кровать из ротанга.

Саймон снова лег на спину, чтобы снять напряжение с поясницы, и опять посмотрел на трубочки, вставленные в вены. Через одну из них в организм поступала светлая жидкость, а через другую — кровь.

— Кажется, вы сомневаетесь, — произнес Саймон.

Он услышал, как Тамара встала, вышла из комнаты, но вскоре вернулась, поставила сумку Саймона на пол у изголовья кровати и открыла.

— Расскажите, что здесь есть, — попросила Тамара. — Это наперстянка?

— Я не заслужил подобного обращения ни одним своим поступком.

— Так это точно наперстянка?

— Да, для моего сердца.

— И не только вашего, полагаю. Это ж бомба замедленного действия! — Она бросила пузырек обратно в сумку, и тот, обо что-то ударившись, жалобно звякнул. Тамара вынула другую склянку, на этот раз с порошком. — А это еще что?

Саймон повернулся, чтобы получше разглядеть.

— Гриб.

— Грибочек? Интересно, для чего?

— Он усыпляет и обезболивает.

— Сколько ж надо такого порошка, чтобы убить человека?

— Совсем немного. Послушайте…

— Нет, это ты меня послушай, чертов извращенец! — Она подняла саквояж и швырнула в угол подвала. Саймон услышал, как в сумке что-то разбилось. — Я-то думала, ты какой-нибудь шаман! А ты оказался безумным маньяком. Боюсь даже представить, сколько людей попалось на твои…

— Тамара! — перебил ее Саймон громогласным голосом, эхо которого прокатилось по комнате. — Если вы желаете рассуждать о зле, которое якобы я воплощаю, продолжайте в том же духе. Вы ведь понимаете, что я не представляю угрозы в нынешнем состоянии. Коли я приехал, может быть, вы доверитесь мне и позволите помочь?

— Помочь? Да у меня нет ни одной здоровой клетки, все поражено раком! Впрочем, меня и самой уже нет! Я не человек, а огромная ходячая опухоль с лицом! Чем здесь поможешь?

— Нельзя убивать людей, даже если заранее получаешь их согласие, — сказал Саймон. — Ведь убийство — это тяжкое преступление. А следовательно, я совершаю преступления, и потому лучше скрывать свои цели. Я приношу безболезненную смерть во имя великой цели, Тамара, а потом, если считаю нужным, делаю так, чтобы никто не узнал правды. Я не оставляю следов, исполняю только то, что задумал, и то, о чем вы просите сами.

Она горько рассмеялась:

— Вы со всеми жертвами проводите душеспасительные беседы?

— Никто меня об этом еще не просил. А вы, став невольным свидетелем моей слабости, почему-то решили, что я могу вас оскорбить. Вы меня сами пригласили, Тамара. Пригласили для того, чтобы приобщиться к великой цели. Почему же вас удивляет выбор моих инструментов? Либо вы присоединяетесь к нам, либо нет! Только, что бы ни предпочли вы, все равно умрете, а я предлагаю выбор!

— Выбор смерти.

— Нет, нечто совсем другое! Осмысленный выбор!

На минуту Тамара замолчала, а Саймон лежал и сосредоточенно смотрел на потолок. Ему очень хотелось выдернуть все иглы из рук, но в первую очередь необходимо вернуть доверие женщины. Заменить ее некем. Осталась только она, а после нее Карл Смоутс в Тринити-Бей, а там и конец долгому пути.

— Давайте я сама все расскажу, — вымолвила наконец Тамара. — Вы приезжаете в дома, предлагаете людям безболезненную эвтаназию, а потом измываетесь над мертвыми телами. Так?

— Иногда, — признался он. — Я бы не сдержал обещания, данного всем страждущим, если меня в чем-то заподозрят или поймают на лжи. Разве это лучше?

Тамара на минуту задумалась. Саймон видел, что злость и неверие возвращают ее к тому состоянию, в котором она впервые к нему обратилась. Тамара снова принадлежит ему!