Сузанна бросила пистолет на песок. Вытащила Мартина из полосы прибоя. Когда его глаза распахнулись, в них уже читалась работа мысли. Сразу после выстрелов туман начал рассеиваться куда быстрее, однако на пляже не обнаружилось трупа: лишь лохмотья да кости, которые уже тонули в песке, пока бурные волны уносили в море остатки истлевшей ткани.
— Бери отца, Мартин, — скомандовала Сузанна. — Мы возвращаемся домой.
Мартин опасливо пощупал ввалившуюся после удара скулу. На лице читалась мука. Он силился обуздать боль, но повреждения оказались очень серьезными. Когда он заговорил, голос его прозвучал невнятно, слова давались с трудом.
— Отец знал, что Сполдинг придет за яхтой…
— Тсс!
— Вчера на краткий миг он пришел в сознание и…
— Мартин, молчи!
— Он надеялся, что Сполдинг еще вернется. Не знаю, он, наверное, считал его кем-то вроде Джея Гэтсби…
— Тебе нельзя разговаривать.
— Но я должен это сказать…
Она кивнула. Несмотря на боль, Мартин спешил изложить ей нечто важное.
— Отец думал, что Сполдинг поделится с ним секретом общения с мертвыми. Он так и не сумел оставить прошлое прошлому. Не простил себе потерю жены. И дочери. Он так и не оставил надежду…
— Его все равно постигло бы разочарование.
— То есть?
— Я про общение с мертвыми.
Мартин внимательно взглянул на нее.
— А ведь он думал, что ты Джейн Бойт.
— Да, я с ней познакомилась.
— И какая она?
— Отважная и красивая.
— Я тоже вроде бы знаю одну такую женщину.
Мартин улыбнулся. Выглядел он ужасно. Челюсть вздулась, скула раздроблена. Одного зуба недоставало, кровь, струившаяся из носа, капала на грудь с подбородка. Слова он произносил невнятно, как пьяный.
— Как твоя рука?
— Ну… Уже заживает.
В воде под ногами Сузанны сверкнул какой-то отблеск, и она подумала было, что встает солнце. Впрочем, обернувшись, она поняла, что свет исходит вовсе не с востока. Нет, это не рассвет. Еще слишком рано. Огонь свечей, зажженных на борту «Темного эха», превратился в могучее пламя. В воздухе растекся запах керосина. Сейчас яхта пылала от носа до кормы, напоминая плавучий погребальный костер, подхваченный волной, — оранжевый, неистово пылающий шар, означающий окончательную гибель судна.
«Самое время», — подумала Сузанна.
Никто не проронит и слезинки. Жаль только, рядом нет людей, заслуживших стать свидетелем этого радостного события. Ах, если б только это могли видеть Фрэнк Хадли и Джек Питерсен. И Патрик Бойт, Бернард Ходж и монсеньор Делоне. Да и тот мужественный и малоразговорчивый фермер по фамилии Дюваль. И капитан Штрауб, шкипер гордой и запущенной «Андромеды». И конечно же, Магнус Станнард. Погруженный в лечебный сон на берегу, отец Мартина пропустил все драматические события. Имелись, впрочем, и другие люди — давно умершие, — которым наверняка понравилось бы это зрелище. А вообще-то, пришло Сузанне в голову, они, наверное, все же следили за происходящим, не будучи скованными теми ограничениями, что распространяются на живых людей. Она, однако, уже махнула рукой на привидения. И искренне надеялась, что они, в свою очередь, забыли про нее.
Сузанна шагнула к Мартину и обняла его, не обращая внимания на кровь и грязь.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— И слава богу, — ответил он.
— Забирай отца, Мартин. Подними его ласково и осторожно. Мы все возвращаемся домой.
ЭПИЛОГ
Я едва не лишился руки. Некоторое время все висело на волоске. По счастью, хирург был опытным, настойчивым и сумел ее спасти. По сравнению с тем случаем, когда я впервые получил рану, физиотерапия оказалась намного более мучительным и тоскливым процессом Впрочем, мышцы оправились, пересаженная кожа прижилась, и я в конце концов выздоровел. Рука уже никогда не сможет наносить удары с прежней силой и скоростью, однако я питал искреннюю надежду, что мои боксерские дни закончились и про них можно забыть.
Ситуация с отцом выглядела более сложной. Вплоть до начала вояжа я и понятия не имел, до какой степени его подсекла скорбь. Дух его был сломлен с первых минут путешествия. Мне думается, уход от дел дал ему время задуматься о тех людях, которых он любил, ценил в своей жизни, а затем потерял. Последний по счету отцовский брак распался. Чичестер оказался лишь поверхностной вещью, развлечением, которое на самом деле его ничуть не отвлекло от внутренней боли и одиночества. Он все поставил на яхту, надеясь, что она даст ему не просто вызов, но и новый путь в жизни. Все поставил на нее. И разумеется, проиграл.
Я надеялся, что возвращение к бизнесу, пусть и частичное, повлияет на него благотворно. Или, скажем, он мог бы посвятить себя благотворительности. Отец всегда был щедр к нуждающимся. Он мог бы принять на себя более яркую роль, продвигая достойное во всех отношениях дело.
Как гласит поговорка, «добродетель сама себе награда». На деле все получилось иначе, потому как он нашел себе новое жизненное призвание. Он до сих пор время от времени предается «чичестерству» в ходе своих распутных поездок в Бат, Эдинбург или тот же Чичестер. По крайней мере, мне так кажется. Его горничная, отправляя костюмы в чистку, постоянно находит в карманах корешки железнодорожных билетов первого класса. С другой стороны, подобное времяпрепровождение уже не имеет для него былой важности.
Вскоре будет два года с того дня, когда нас с Сузанной обручил монсеньор Делоне. Свадьбу сыграли, как только залечилась моя рука, а лицо перестало напоминать отбивную. Сузанна понесла почти сразу. Нашего сына зовут Майкл. Мне нравится это имя. Я вообще люблю имена простые, традиционные. А Сузанна, покончив с привидениями, все же считает, что кое-какие долги заслуживают особого к себе отношения.
Магнус Станнард — дедушка. Эту роль он принял на себя со всей присущей ему энергией и бесконечной радостью. Внук стал, по сути дела, причиной его окончательного выздоровления.
Делоне оказался прав, предсказав такое развитие событий… о, целую жизнь тому назад. Да, было бы преувеличением заявить, что нет худа без добра. Но ведь мы пережили нечто на редкость жуткое и вынесли из него кое-что получше простого добра. Что еще нужно человеку? Мы исполнены подлинной и бессмертной надежды. В своей жизни мы все стремимся вырваться из темноты на свет.