В следующий миг ее захлестнула невероятная вонь. Из ящиков, горой высившихся вдоль стен, раздался свист истекающих гнилостных газов. Мгновенно истлевшие фрукты лопались зловонными пузырями. Вокруг нее исходили паром, сплющивались, скукоживались противоестественные корнеплоды, которые наконец оказались подвержены действию неумолимых законов природы. Сузанна раскашлялась, подавилась рвотой, вскочила на ноги и обернулась к неровной шеренге шинелей «Иерихонской команды»: их ткань распадалась на нити, бледнела и растворялась на глазах, обращаясь в пыль, как оно и должно было случиться десятилетия тому назад. Сузанна фыркнула от удовольствия. Впрочем, до момента подлинного триумфа еще далеко. Какой-то глубоко запрятанный инстинкт говорил ей, что испытывать гордость в подобной ситуации опасно, такое потворство собственным слабостям может быть даже гибельно. Прижимая к груди находку, Сузанна пошла на выход.

Снаружи стоял Дюваль, тот самый фермер, который, судя по всему, даже спал с ружьем. Он поджидал свою непрошеную гостью. Нарушение границ его участка никогда не проходило незамеченным, это Сузанна поняла еще во время первого визита. На сей раз, впрочем, ружье оказалось непереломленным. Дождевая вода лилась с полей его шляпы; губы вытянулись в узкую полоску под щеткой усов. Капли стекали и с ружейного дула; из обоих стволов курился дымок. Рядом со своей машиной Сузанна увидела микроавтобус. Трепыхнулось сердце, когда она узнала нанесенную на борт надпись, золотую вязь «Мартенс и Дегрю». Она обошла черный автомобиль спереди. Внутри находились двое мужчин в светло-коричневых комбинезонах. В лобовом стекле, напротив сидящих, имелись два отверстия.

Мертвы. На груди каждого расцветало пятно, оставшееся после дуплета, полученного в упор.

Сузанна посмотрела себе под ноги. Окинула взглядом небо.

— У вас что, всегда так дождливо?

Дюваль пожал плечами.

— Зато для овощей полезно.

Сузанна кивнула. Оказавшись рядом со смертью, чуть ли не столкнувшись с ней лицом к лицу, у нее никак не получалось улыбнуться.

— Должен признать, что вы, мадам, отличаетесь неимоверной отвагой. Вы очень решительны. И сумели наконец снять проклятие.

— То есть вы тоже пытались?

— Отец. Но у него ничего не вышло. Только сам погиб.

Она показала в сторону микроавтобуса.

— А как быть с ними?

— Скормлю свиньям, — ответил он. — Мое преступление. Мой грех, не ваш, и разбираться с ним я буду сам. А они этого заслужили.

Стало быть, он уже начал подыскивать оправдания…

— Что ж, спасибо вам, Пьер, — сказала она. — Спасибо, что спасли мне жизнь.

Он подарил ей долгий, внимательный взгляд.

— Это самое меньшее, что я мог для вас сделать.

Сузанна обернулась к амбару. Здание до сих пор производило странное впечатление, однако сейчас оно казалось просто архитектурным курьезом, а вовсе не угрозой.

—  Bonne chance! [12]— крикнул Дюваль вслед отъезжающей машине.

Лезвие, заботливо уложенное в бархатный мешочек, лежало на соседнем сиденье. Делоне умолял ее ни за что не класть реликвию в багажник. Легко выполнимая просьба. Сузанна и не собиралась легкомысленно или бесцеремонно обращаться с артефактом, ради обретения которого пришлось подвергнуться столь тяжелому испытанию. Да он просто не позволил бы этого сделать: от металла исходила столь же явная эманация его священной природы, как если бы его держали перед этим в горниле или на лютом морозе.

Сузанна была убеждена в том, что тварь, которая некогда являлась человеком по имени Гарри Сполдинг, держалась за жизнь хваткой, чья сила то возрастала, то убывала. Самоубийство в Манхэттене в 1929 году было попыткой проверить заявку на бессмертие. В ту пору эта особь — нет, уже не человек — была очень могучей. Впрочем, дьяволом, как это утверждала Джейн Бойт, его тоже назвать нельзя, хотя дьявол и принял участие со своей стороны сделки. За осквернение святыни в амбаре тварь приобрела нечто вроде неуязвимости, чья черная мантия в 1917 году распространилась и на остальных членов «Иерихонской команды». В определенной степени их лидер сохранил гарантию личной безопасности и после войны, однако Сузанна полагала, что к этому времени эффект стал ослабевать. Несмотря на кулаки-кувалды, у Майкла Коллинза не получилось нанести Гарри Сполдингу серьезных увечий в гостинице «Шелбурн», хотя дуло револьвера Боланда, уткнувшееся Сполдингу под челюсть, заставило того призадуматься.

Затем, уже в Саутпорте, он устроил вторую богохульственную церемонию. На сей раз жертвоприношение, а вместе с ней и степень осквернения носили более масштабный характер. Джейн сама стала свидетелем превращения Сполдинга в нечто более сатанинское. Его сила возросла. Изменился даже внешний облик.

Но нет более требовательного и безжалостного партнера, чем дьявол. В конечном итоге пришлось принести в жертву всех членов «Иерихонской команды» до последнего. Таковой оказалась судьба братьев Уолтроу, а также Габби Тенча, который за игорными столами катался на везучей волне Сполдинга, пока его бывшего командира не призвали погасить долг. Все они были невольниками Сполдинга. А тот являлся рабом сатаны. Когда сатана поймет, что богохульные поднесения больше не работают, что принятые обязательства не выполняются, Сполдинг вновь станет человеком, другими словами, потеряет способность обманывать смерть. Сейчас, однако, он был силен. Да, его сила сохранится до тех пор, пока дьявол не узнает, что из расходного счета Гарри Сполдинга нельзя больше извлечь ни крохи.

Такова была логика Сузанны. Ее разумное обоснование, выработанное за рулем прокатного автомобиля по дороге в Кале сквозь французский дождь. Она рассмеялась. Когда на соседнем сиденье лежит сверток с реликвией, когда ноздри до сих пор щекочет запах крови убийц, присланных от «Мартенса и Дегрю», она не нашла ничего лучше, чем рассмеяться. Потому что иначе придется просто разрыдаться. Ее логика принадлежала миру кошмаров, и сам кошмар еще далеко не кончился.

Вернувшись к Нортумберленду и Делоне, Сузанна все же расплакалась, передавая находку.

— Монсеньор, отчего эта вещь столь важна?

— Сим копьем умертвили Иисуса.

Это она знала. Помнила историю. Римляне распяли Христа, и пока он висел на кресте, изнывая в долгой агонии, один из римских солдат взял копье и пронзил им его бок, жестоким актом милосердия источив последнюю каплю жизни. Однако христиане не верили в милосердие убийства. По смерти Иисуса этот римлян, коего звали сотник Лонгин, раскаялся и сам принял христианство. Однако этот факт Сузанна не считала значительным.

— Прободение копьем ознаменовало собой последний момент жертвы Господней, который отдал собственного сына на заклание во имя человека, — сказал Делоне. — Это единственный физический артефакт, который дошел до нас от Искупителя. Лезвие пронзило его плоть, было омыто кровью Христовой.

— Да, но разве не имеется гвоздей от того распятия? А как же деревянные фрагменты, которые сохранились от истинного креста?

Делоне улыбнулся. Покачал головой.

— Средневековые фальшивки, — сказал он. — Подделки, состряпанные ради обогащения нечистоплотных людей за счет тех, кто отчаянно нуждается в вере. Но вот это… — Он поцеловал металл.

В чем бы ни заключалась подлинная причина значимости этого копья, Сузанна не питала никаких сомнений относительно его власти. Имелись и другие реликвии, претендующие на роль Копья Лонгина. Например, в музее Кракова. Еще одно копье Гитлер перевез в Германию из Австрии после аншлюса Вслед за падением Берлина генерал Паттон предпринял все усилия, чтобы его найти. Однако истинной реликвией было вот это лезвие. Доказательством служил сам факт чрезмерно длительного существования Сполдинга вкупе с его пагубным влиянием. Она вспомнила про ту вещь, которую нашла в коробке Джейн и вчера ночью спрятала в гостевой комнате семинарии.

— Монсеньор, я прошу вас освятить вот это.

Он нахмурился.