— Что ты обо всем этом думаешь? — нетерпеливо начала юная леди.
— О чем конкретно? — поинтересовался Чарльз. — Граф весьма приятный джентльмен, неглуп и умеет славно пошутить. Похоже, мисс Лауэй это оценила.
— А как ты находишь мисс Вильерс? — спросила Вирджиния, не желая огорчать его и огорчаться сама упоминанием о возможном сближении Синтии и его светлости.
— В жизни не видел более красивой и благородной леди! Прости, Джинни, — с восторгом ответил джентльмен.
— Я и не думала обижаться, — рассмеялась девушка. — Я и сама готова признать, что леди Анна очаровательна, но она брюнетка. Неужели ты находишь ее красивее Синтии?
— Не знаю… мисс Синтия так холодна и высокомерна, в ней нет той пленительной простоты манер, что отличает леди Анну.
— Синтия не дочь графа, — возразила Вирджиния. — Учитывая характер ее отца, от нее трудно ожидать чего-то другого. Но как быстро ты позабыл ее! Еще сегодня утром мне казалось, ты в нее влюблен! А о Милли Фэвел уже и вовсе не вспоминаешь.
— Ты ошибаешься, — тут же приуныл Чарльз. — Как бы ни была прекрасна мисс Вильерс, я все еще без ума от Синтии. Но сегодня ее отец успел шепотом пригрозить мне держаться подальше от его дочери, поскольку я совершенно не подходящая для нее партия. Он возмечтал выдать ее за Кларендона.
— И тебя это останавливает? Не ожидала, что тебя так легко запугать, — разочарованно заметила Вирджиния.
— Конечно, нет, хотя, если я попрошу ее руки и мне откажут — это будет тягостный момент. Что до мисс Фэвел… напротив, я успел соскучиться по ней, но не знаю, как и показаться ей на глаза после того, как ты выставила меня скопищем всяческих пороков. Нет-нет, я не упрекаю тебя, ты сделала это по доброте душевной и с моего ведома, но как теперь быть?
— Ох, Чарльз, я не знаю, не знаю… Я думала написать Милли письмо и все объяснить, но тогда надо признаться, что ты ее любишь, и дороги назад для тебя уже не будет. Если она поверит, тебе придется сделать ей предложение. А ты так ничего и не решил.
— Ты права, я совсем запутался, — джентльмен уныло теребил кисти на диванной подушке.
— Смотри, как бы леди Анна не подумала, что ты за ней ухаживаешь. Еще не хватало тебе объяснений с ее братом! — предупредила Вирджиния.
— Думаешь, она может вообразить себе это? — испугался Чарльз.
— Ты почти весь вечер не отходил от нее, что она могла подумать? Да и все остальные тоже. Ты видел, какие злобные взгляды бросала на тебя Синтия.
— Видел, боюсь, это и подвигло меня уделять так много внимания мисс Вильерс. Надеюсь, она поняла это совершенно правильно, леди Анна — чрезвычайно разумная девушка и, в отличие от девиц из Хемсли, не принимает естественный интерес к новой гостье и восхищение ее красотой за далеко идущие ухаживания.
— Как знать, Чарльз. Она, безусловно, привыкла к поклонению и, возможно, стала немного более тщеславной, чем следует.
— Не суди по себе, Вирджиния! — уколол Чарльз. — Она ведь до сих пор не замужем, значит, ее поклонники не так уж настойчивы.
— Возможно, она помолвлена. Или не нашла еще человека, которого смогла бы полюбить всем сердцем. Не думаю, что у нее есть нужда искать себе выгодную партию, а брат не станет торопить ее. И потом, ей всего двадцать один год, и лишь недавно она сняла траур по отцу…
— Ты права, она могла затянуть помолвку, выходить замуж в трауре — немыслимо для такой леди, как она. А теперь я, пожалуй, пойду отдыхать. Завтра я обещал попробовать сделать набросок этой чертовой лошади Саттерфилда, он, видишь ли, желает повесить у себя над камином ее портрет.
— Не смей так выражаться при леди! — шутливо возмутилась Вирджиния.
— При леди я и не посмел бы, но ты моя сестра и лучший друг. Я иногда даже забываю, что ты — леди, — хихикнул Чарльз и едва успел увернуться от летящей в него подушки.
— Негодяй! Можешь себе представить, что я напишу про тебя Милли Фэвел! И потом, я дала слово Элизе прийти к ним завтра и помириться с Синтией. Если ты вместо лошади Джона' Саттерфилда поклянешься нарисовать мой портрет, чтоб я была на нем красивее леди Анны, — обещаю замолвить за тебя словечко мисс Лауэй.
— Подаришь портрет графу Кларендону?
Проницательность Чарльза смутила юную леди.
— Нет, миссис Фэвел — пусть швыряет в него гнилые сливы из своего сада! — отрезала Вирджиния, бросила в Чарльза еще одну подушку и выскочила из комнаты под хохот молодого человека.
В своей спальне она присела за туалетный столик и принялась разглядывать отражение в зеркале. Сейчас она совсем не походила на легкую, жизнерадостную девушку, порхающую, подобно ба бочке, от цветка к цветку, из одних гостей и другие, от одной забавы к следующей. Лицо по бледнело, глаза казались грустными, вокруг них появились тени усталости, лаже пышные локоны повисли вдоль щек, подобно унылым ветвям речной ивы.
Неужели в тот же миг, когда она встретила единственного человека, которого способна по любить всерьез, она его и потеряет? Даже если Синтия не сможет или не пожелает понравиться ему, Роберт Вильерс не задержится надолго и Хемсли, продаст свой ненужный дом и вернется вЛондон или свое поместье в Кенте. Наверняка у него есть невеста или леди, привлекающая его симпатии, — у джентльмена в двадцать пять лет просто не может не быть нежной привязанности.
— Зачем, зачем я приехала сюда? — воскликнула Вирджиния, яростно выдергивая из волос шпильки. — С самого начала все пошло не так, как надо. Сначала сумятица вокруг этого злосчастного бала, потом я рассорилась с Милли и Синтией, а теперь еще и Вильерсы! Даже если уж Чарльз заметил, что я чуть не влюбилась в графа Кларендона, значит, и остальные тоже скоро это увидят! Я еще гордилась своей наблюдательностью и умением сразу же распознать чью-либо симпатию друг к другу, в то время как сама умею сохранять бесстрастный вид! Как бы не так, я ничем не отличаюсь от безмозглых девиц вроде Фрэнни Боуман или нашей Хелен. Едва они только завидят подходящего кавалера, как на их лицах появляется глупая восторженная улыбка, и все начинают над ними потешаться. Неужели и я стану объектом насмешек?
Вирджиния чувствовала, что все больше и больше убеждает себя, как она несчастна, но ничего не могла с собой поделать, все обиды последних дней казались ей ничтожными по сравнению с тем, что случилось теперь. Вместо того чтобы лечь в постель, она проплакала два часа кряду, сидя в Кресле у потухшего камина, пока не замерзла настолько, что босые ноги онемели. Тогда она, морщась от боли, сползла с кресла и на ощупь двинулись к кровати, так как опухшие от слез глаза почти ничего не видели.
Утром Вирджиния отказалась спускаться к завтраку, и служанка принесла ей чашку чая в постель. Следом за прислугой явилась встревоженная Маргарет.
— Дорогая, ты не заболела? Ты выглядишь не очень-то хорошо, — заботливая сестра прикоснулась губами ко лбу Вирджинии, проверяя, нет ли жара.
— Нет, я долго не могла заснуть, а теперь мне не хочется вставать с постели, — тихо ответила Вирджиния.
— Что ж, отдохни немного, но не залеживайся слишком долго, молодым девицам не стоит предаваться лени, иначе лень победит их.
Маргарет снабдила свою нотацию улыбкой и направилась вниз, ожидать визитеров.
Ее сестра еще некоторое время раздумывала, стоит ли вообще выходить из дому сегодня, не лучше ли и вправду сказаться больной — уж очень не хотелось представать перед очами Синтии Лауэй в роли робкой просительницы. Но она обещала Элизе, значит, следовало сделать над собой усилие.
Вчерашние мрачные мысли при свете дня не стали более радужными, и Вирджиния попыталась отогнать воспоминания о ярких глазах и живой улыбке Роберта Вильерса, но это удалось ей лишь на полчаса, нужные для того, чтобы выйти на улицу и добраться до дома мистера Лауэя. Напротив высился особняк покойной леди Кастл-Стоун, а в нем, вероятнее всего, находился молодой граф со своей сестрой, если только они не ушли с визитами к новым знакомым.
Вирджиния бросила тоскливый взгляд на особняк и повернулась к нему спиной. Через минуту она уже звонила у дверей мистера Лауэя. Ликси, служанка Элизы, попросила ее обождать, пока она доложит о гостье мисс Синтии, но тут же вернулась и с выражением легкого недоумения на веснушчатом лице смущенно, как бы извиняясь, сообщила, что мисс Лауэй нет дома.
