— Ты все рассчитал, — усмехнулся он старику, возвращаясь на свое место с дымящейся чашкой. — С чего начнем?

— С этого фургона. Если хочешь знать, он вот-вот развалится на части.

— Похоже, ты стал еще сварливее, — проворчал Даниель. — До сих пор я этого не замечал.

— Ты никогда ничего не замечаешь, — заметил Эли.

Даниель рассмеялся, но тот демонстративно пропустил его смех мимо ушей.

— Например, не замечаешь, что Сари мучается.

Даниель обвел взглядом лагерь, пытаясь скрыть досаду, вызванную этим замечанием. В Форт-Кирни направлялись еще несколько переселенцев. Кое-кто ехал в фургонах, но большинство — верхом на лошадях или пешком. Он сделал еще один глоток кофе и только потом ответил Эли:

— Что-то не похоже.

— Ага! Я же говорил, что ты ничего не замечаешь.

Даниель бросил на Эли испепеляющий взгляд, но старик не испугался.

— Я все знаю про вас и про то, как ты с ней обошелся, — сказал он.

— Что?! — Даниель вскочил так стремительно, что чуть не расплескал кофе. — Я обошелся?

— Ну что ж, я рад, что ты признал это. — Эли допил кофе, поставил пустую чашку рядом с мисками и снял со стенки фургона ведро с колесной мазью.

— Не знаю, что она тебе сказала, — возмущенно начал Даниель, — но…

— Я больше ничего не хочу слышать, — оборвал его Эли. Он взял у Даниеля чашку и сунул ему ведро. — Тебе должно быть стыдно.

Даниель был так взбешен, что долго не мог прийти в себя. Эли методично мыл посуду, не обращая на него внимания.

Черт побери, что она наплела ему? — подумал Даниель и пошел смазывать колеса, мысленно проклиная и Сару, и старого дурака, поверившего ее словам.

Когда дошло до последнего колеса, Эли подошел к нему.

— Этого мало, — сказал он.

Даниель выпрямился так быстро, что Эли пришлось попятиться.

— Хочешь сам взяться за дело?

— Нет, этого хочешь ты, — проворчал тот.

Даниель шумно вздохнул, закончил смазывать колесо и повесил ведро на место.

— А теперь проверь тормозной рычаг, — буркнул Эли. — Похоже, он расшатался.

— Что она тебе сказала? — не выдержал Даниель.

— Кто? — спросил Эли и перешел к другой стороне фургона, чтобы осмотреть тормозной башмак заднего колеса.

Даниель заскрежетал зубами и отправился следом.

— Что тебе рассказала Сара?

— Достаточно много. А теперь залезь под днище и проверь, цел ли рычаг.

Даниель нырнул под фургон и попытался сосредоточиться на тормозном рычаге. Неужели Сара думает, что он будет молча терпеть упреки старика? Он обещал молчать, но, если она будет лгать, ему придется защищаться.

Он нашел отвинтившийся шуруп и закрутил его; все остальное было в порядке. Когда он вылезал из-под фургона, Эли стоял неподалеку и следил за ним. Даниель сел, оперся спиной о колесо и в свою очередь уставился на старика.

— Она сидела в тюрьме, — заявил тот.

— Она так и сказала? — с подозрением уточнил Даниель.

— Значит, я прав?

— Итак, она ничего тебе не сказала, — усмехнулся Даниель. — Это просто твои догадки.

— Но это не все, о чем я догадался, — заметил тот. — Вы кое-что значили друг для друга прежде, верно? Держу пари, ты собирался жениться на ней.

Мужчины долго смотрели друг на друга, прежде чем Даниель сказал:

— Эли, ты можешь строить любые догадки, но держи их при себе. Я пообещал Саре молчать о ее прошлом, и никакая хитрость не поможет тебе выведать это.

— Выходит, я прав? Сари мало говорит, не любит сидеть внутри фургона и подпрыгивает при каждом шорохе не хуже кузнечика. Кроме того, она знает тебя и боится, в этом я убежден. Отсюда я сделал вывод, что она сидела в тюрьме и тебе об этом известно. Я прав? — Убедившись, что выражение лица собеседника не изменилось, Эли на минуту задумался, а потом медленно кивнул. — Прав. И ты, скорее всего, как-то связан с тем, что ее осудили. Не из-за тебя ли она села в тюрьму? Не из-за твоих ли слов? Я уверен, что ты чем-то обидел эту девушку. — Даниель вскочил, и Эли посмотрел на него снизу вверх. — Это было убийство? Может быть, она убила твою жену? Или собственного мужа?

Что этот проклятый старик успел прочесть на моем лице? — задумался Даниель. Он нарочно задавал мне самые дурацкие вопросы, пытаясь выведать хотя бы крупицы правды, и отчасти преуспел в этом. Однако более чем скверно, если он будет считать Сару убийцей.

— Она попала в тюрьму за грабеж, — тихо сказал он. — Но советую тебе молчать об этом, Эли. Ради ее же блага.

Эрнест так торопился к своему фургону, что едва не падал. Пруденс должна знать об этом! — твердил себе он.

Он только что разговаривал с Ривером по указанию Пруденс, которая велела ему пожаловаться на то, что вчера лагерь разбили очень поздно. Перед встречей с Ривером Эрнест попытался снова завести себя, вспоминая, какой усталой и измученной выглядела его бедная сестра, вынужденная готовить ужин в темноте.

Подойдя к фургону Эли, он услышал, что старик разговаривает с Ривером, и решил не прерывать их. Когда старик упомянул имя Сары, Эрнест невольно навострил уши. Услышав последнюю фразу Ривера, он зажал себе рот рукой, чтобы не охнуть, и поспешил прочь, то и дело оглядываясь. Добравшись до своего фургона, он хриплым шепотом окликнул сестру:

— Пруденс!

— Я здесь, — послышалось из фургона.

Пруденс лежала на кровати, пытаясь отдохнуть. Когда Эрнест забрался внутрь, она даже не сняла с глаз влажную тряпку.

— Что ты ему сказал?

— У меня вообще не было возможности поговорить с ним, — начал Эрнест, задыхаясь от волнения.

Пруденс сняла тряпку и возмущенно уставилась на него.

— Этот малый, Ривер, разговаривал с Эли, и…

— И ты вернулся, чтобы подождать, пока они закончат? — прервала его сестра.

Увидев ее суровое лицо, Эрнест смешался.

— Не совсем так. Слышала бы ты, о чем они говорили!

Пруденс заинтересовалась. Она приподнялась, оперлась на локоть и приготовилась слушать.

— Оказывается, Сара сидела в тюрьме! — торжественно заявил Эрнест.

Сестра молча смотрела на него, и, не дождавшись ее реакции, он сник. Однако, дав ему время помучиться, она спросила:

— Какая еще Сара?

Эрнест был заметно разочарован. Такая важная новость заслуживала большего внимания. Но он напомнил себе, что бедная сестра была слишком занята.

— Это молодая женщина, которая едет вместе с Эли, Ривером и мальчишкой Райсом.

Пруденс прищурилась.

— Значит, женщина, которая едет в их фургоне, сидела в тюрьме? — Она снова легла и положила тряпку на глаза. — Тебе послышалось.

— Нет! — яростно прошептал Эрнест, наклонившись к ней. — Я слышал каждое слово. Эли сказал, что Сара сидела в тюрьме, а Ривер велел ему помалкивать об этом. А Сарой зовут женщину, которая едет с ними.

Пруденс опять сняла тряпку и задумчиво уставилась на парусиновый тент.

— Не знаю я никакой Сары. Как она выглядит?

— Это молодая женщина. На вид ей лет двадцать с небольшим. Маленькая, с красивыми каштановыми волосами и большими карими глазами. Она иногда ходит к Уильямсам… ну, тем, у которых много детей.

— А она… — попыталась прервать его Пруденс, но он был слишком увлечен.

— Очень тихая, почти не улыбается, а когда все-таки улыбнется, это… это…

— Эрнест! — прикрикнула на него сестра.

Он тут же пришел в себя. Ее грозное лицо заставило его стушеваться.

Убедившись, что брат внимательно слушает ее, Пруденс спросила:

— А как, по-твоему, в ее поведении нет никаких странностей?

Эрнест на мгновение задумался. Он часто следил за Сарой, но та никогда не замечала его. Она была не слишком общительна, и до сих пор это не казалось ему недостатком.

— Ну… — Он запнулся. — Теперь она действительно кажется мне немного странноватой.

— Слушай, преступникам не следует ехать в одном караване с порядочными людьми, — заявила Пруденс громко, словно уже споря с кем-то, и вдруг спросила: — А Ривер сказал, за что она попала в тюрьму?