Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сон. Кошмар. Худший из всех, мною виденных, новый рекорд глубины сточного колодца людских страхов и ужасов. Наверное, я все еще сплю, и сердце мое только что было близко к тому, чтобы остановиться от перенесенного мной потрясения. Надо просыпаться. Давно пора.

На подгибающихся ногах я проковылял в ванную, включил холодную воду, плеснул ее налицо, похлопал себя по щекам и уставился в зеркало, из которого на меня смотрела белая физиономия объятого ужасом человека, неспособного проснуться по той простой причине, что его кошмар есть самый худший из всех кошмаров, он зовется реальностью и заканчивается смертью, а не пробуждением. Физиономия человека, погубившего единственную во всем мире женщину, которую любил, которую обрек на страшную, медленную, мучительную и бесславную смерть, потому что напился и повел себя как последний дурак, потому что не удосужился подумать, прежде чем сделать, потому что ему, эгоисту, видите ли, взбрецдило поговорить с ней, потому что ему взбрело в голову, будто оставить на ее автоответчике тупое, похабное сообщение будет забавно и сексуально, потому что он оказался не в силах разглядеть чертов дисплей и увидеть, что на нем высветился совсем другой номер, номер стационарного телефона, потому что не смог уловить разницу между стандартным ответом, записанным на мобильнике, и просьбой оставить сообщение на домашнем автоответчике.

Почему на нем оказался ее голос? Какого черта хозяин дома, этот хрен, не мог записать туда свой? Зачем этот мерзавец Мерриэл заставил жену записать то сообщение, никчемный гребаный мудила?

Тут мой взгляд упал на полочку над раковиной. Телефон лежал там. Я схватил его. Но видимо, накануне я забыл его выключить, потому что аккумулятор разрядился.

Я заорал на него. Никаких слов, только крик. Кричи, идиот, подумал я. Практикуйся на будущее, потому что очень скоро тебе, видимо, только этим и придется заниматься. Ты закричишь, когда увидишь два стула, расставленных на длину ног; закричишь, когда увидишь блондинистого верзилу, улыбающегося, глядя на тебя, и слегка подпрыгивающего на месте; закричишь, когда тебя свяжут; закричишь, когда они вынут ножи, или клещи, или паяльную лампу. Да, покричать сейчас очень кстати. Может, крик сумеет каким-то странным образом активизировать телефон, вернув к жизни его аккумулятор. Ведь надо же все-таки проверить, нужно, чтоб этот бесполезный серебристый кусок дерьма включился и заработал, чтоб я хоть смог кликнуть функцию «Последние вызовы», просмотреть их и убедиться, что вот, пожалуйста, никакой Селии я не звонил (хотя у меня в ушах до сих пор звучит ее голос, и я помню, как сидел в темноте на палубе и слушал этот прекрасный голос); нет, я наверняка звонил кому-то другому. По совершенно другому номеру.

Сели. Нужно позвонить ей. Я выскочил из ванной, вставил мобильник в зарядное устройство на столе в гостиной и снял трубку установленного на моей барже стационарного телефона.

Никакого гудка. Господи! Мне перерезали телефонную линию! Они мне… наконец зазвучал зуммер. Я засомневался. А правильно ли я поступаю? Да, разумеется. Лучше проверить, пусть это настолько же глупо, как то, что я сделал прошлым вечером, но все равно это правильное решение. Определенно правильное. Я набрал номер ее мобильника, который помнил наизусть.

О, прошу, будь на месте, пожалуйста, пусть твой телефон окажется включенным. Хотя нет, лучше не будь там, окажись где-то в другом месте, а не в своем доме, в каком угодно другом — там, где ты сможешь убежать, спрятаться, скрыться от него.

О, милостивый Иисусе Христе, ответь, Сели, ответь. Прошу, пожалуйста, ответь.

— Алло?

О господи. Наконец-то!

— Привет, Селия. Это я, Кен. Кеннет. Кен Ногг.

Обоже, мне предстояло сказать ей… предстояло признаться, что я имбецил, даун, что я подверг ее самой жуткой опасности, а все из-за того, что налакался и пропил последние мозги.

— Да?

— Слушай, я сделал нечто совсем глупое, то есть невероятно глупое. Тебе нужно сматываться, бежать.

— Да, — сказала она спокойным голосом, — Я в Шотландии, — Ее голос, похоже, звучал на фоне работающего автомобильного двигателя.

— В Шотландии?! — заскулил я.

Но вообще-то в этом имелась и положительная сторона. Чем дальше от Лондона, тем лучше. Если только она не была там вместе с ним, а он не собирался прослушать из того места, где находился, какие новые сообщения появились на автоответчике в его лондонском доме.

Ох, ну и дерьмо.

— Вас почти не слышно, — солгала она. — Перезвоню, когда выберемся из ущелья и сигнал… Ну да, так и знала, сигнал пропал. Знаешь, — услышал я, как она сказала кому-то рядом с ней, — это был необыч…

И ее телефон отключился. Я взял в руку мобильник в надежде, что он достаточно подзарядился. Рано.

Я сел, меня била дрожь. Сели жива. Она в Шотландии. Теперь она предупреждена и перезвонит, когда рядом с ней не будет того, с кем она едет в автомобиле.

Если мои опасения оправдаются и я действительно натворил то, чего теперь так страшусь, — а так, наверно, и было, ибо я отчетливо запомнил ее голос на автоответчике и даже несколько записанных на нем слов, — то что я смогу сделать? Я взглянул на часы. Мой массивный «брейтлинг» говорил, что сейчас пол-одиннадцатого. Вот дерьмо. Надо было вернуть эго чудовище, подумал я, и снова носить мои элегантные «Спун»… черт, и о чем я только думаю? Ну их к черту, эти часы, к черту все мысли о них и обо всем, кроме того дерьмового, убийственного, смертельно опасного положения, в которое я поставил себя и Селию. Думай же. Может, это Мерриэл едет с ней. Может быть, чем черт не шутит, они уехали на все выходные. Это дает мне полтора дня, чтобы попытаться что-нибудь сделать.

Как мне поступить? Сжечь их дом? Инсценировать кражу со взломом? Предположим, у них есть горничная, дворецкий или кто-то еще в том же духе (но если так, то к чему им автоответчик?), тогда я попытаюсь представиться… ну, даже не знаю кем. Газовщиком? Или копом? Долбаным свидетелем Иеговы?

А можно ли как-то получить доступ к кассете или чипу, что там у них в телефоне, не проникая в дом? Может, позвонить снова и оставить настолько длинное сообщение, что автоответчик сотрет предыдущее, чтобы его записать? Нет. Ни один из автоответчиков, с которыми я сталкивался, так бы не сделал. Ни один инженер не стал бы такой создавать. Ну, ни один с мозгами; тот, у кого, как у меня, вместо них дерьмо, стал бы.

Сжечь этот гребаный дом. Бросить в окно бензиновую бомбу, залить через прорезь почтового ящика жидкость для разжигания угля, а когда приедут пожарные — вызвать их самому, даже заранее, но ни в коем случае не полицию, — подождать, пока они взламывают дверь, и войти вместе с ними под видом полицейского — в штатском, из спецподразделения, или в форме, взятой в ателье проката маскарадных костюмов.

Только, пожалуйста, пусть лучше ничего все-таки не произошло. Пусть лучше все окажется ярким примером той хре-ни, которую, кажется, называют синдромом ложной памяти. Я вообразил себе голос Селии, записанный на автоответчик. Что, если на самом деле вчера я слышал не ее голос? Мог же я ввести неправильный номер, ошибиться, когда переписывал его с визитки Мерриэла, перепутав одну из цифр, и он в таком виде хранился в телефонной памяти, и в первый же раз, когда решил им воспользоваться, я попал в какой-то чужой дом, где живет женщина, чей телефон отличается от телефона Мерриэлов на одну цифру, так что я оставил свое похабное и оскорбительное сообщение совершенно чужим людям. О Боже, так и должно было произойти. Сделай, чтоб так и было.

Но если так не было, если я действительно сделал то, что сделал, то как мне поступить?

Меня мутило. Меня действительно чуть не вытошнило. Голова кружилась, я ничего не видел по сторонам, только перед собой. В ушах жутко шумело. Я встал и, ковыляя, поплелся в туалет.

Спустя минут десять — несмотря на то что я все еще ощущал рвотные позывы, горло саднило, во рту, хоть я его тщательно прополоскал, ощущался мерзкий привкус, а зубы казались клейкими, как бывает после их контакта с желудочным соком, — я снова присел за стол в гостиной проверить, не реанимировался ли мобильник. Мое лицо, отражение которого я увидел в зеркале, было по-прежнему белым. Руки тряслись; чтобы нажать нужные кнопки, пришлось положить телефон на колени. От собственной неловкости и от ощущения безнадежности своего положения я заплакал.

82
{"b":"147600","o":1}