— Занимается спелеологией.

— Чем?

— Спелеологией. Лазает по пещерам. Изучает подземный мир. В основном в Англии и в Уэльсе, но и за границей тоже.

— Это, — прошептал я, — как-то не по-гангстерски.

Мы лежали на гигантском круглом столе в одной из комнат апартаментов под куполом. Под самым куполом, действительно на самом верху отеля. Стол мы приспособили несколько поудобнее, взяв простыни и подушки из спальни и протащив их через две гостиные. В круглой комнате было множество узких, высоких окон, через которые можно было видеть мост Ватерлоо, частично Олдвич и даже Друри-лейн. Если бы нам вздумалось встать на стол, то открылся бы видна часть Стрэнда. Двенадцать чрезвычайно строгих стульев, более подходящих для какого-нибудь офиса, были расставлены вокруг огромного стола. По правде сказать, даже вся та мягкая амуниция, которую мы на него навалили, не могла сделать его вполне удобным. Кровать подошла бы гораздо больше, но Сели захотелось именно так, и здесь, и никак иначе.

— Мобильные телефоны в пещерах не работают, — произнесла она после долгого молчания.

Я задумался над ее словами. И задумался крепко.

— Может, он еще и подводным плаванием занимается?

— Да.

Я снова погрузился в размышления.

— Зачем ему понадобилась такая отговорка?

— Не знаю. Поэтому я думаю, что это, может, и не отговорка.

Мы помолчали. Затем Сели прильнула ко мне и обняла. Ей еще не удалось нагреть воздух в апартаментах до привычной для нее температуры, и она, видимо, замерзла. Я лежал рядом с ней, понемножку потел и размышлял над тем, что сказал Крейг. Ну, насчет любви.

Прошло еще какое-то время, и, уткнувшись в мое плечо, Сели прошептала:

— Так, значит, у тебя есть номер моего мобильного?

Я прикрыл глаза. Никогда мне не было так чертовски приятно держать ее в объятиях.

— Да, — пришлось мне сознаться.

Сели ничего не ответила, но немного спустя я почувствовал, как она легонько кивнула, после чего произнесла:

— Ты был осторожен. Я это ценю. Теперь понимаю, отчего ты тревожился. Я тронута. Но пожалуйста, надо еще осторожней. Номер записан в памяти твоего телефона?

— Теперь я знаю его наизусть.

— Тогда удали.

— Хорошо.

— Спасибо.

— А та девушка, она показалась тебе очень красивой?

— Очень привлекательная. Яркая такая блондинка.

Сели умолкла. Затем проговорила:

— Я ревную. Знаю, что не должна, но все равно.

— Прости.

— И ты меня.

— Ну а я испытываю ревность к твоему мужу.

— А ведь, между прочим, иногда получается, что последним, с кем я спала, оказываешься ты.

Я задумался.

— Не знаю, — сказал я наконец, — какое из двух обстоятельств можно назвать более странным: то, что это меня действительно приободрило, или то, что мы можем цепляться за подобные соломинки. Ведь дело не в сексе, Сели. На самом деле ревную я к тому, что он проводит с тобой больше времени, чем я. Ведь вы можете вести нечто вроде нормальной семейной жизни.

— Она не очень нормальна. Его часто нет дома.

— Да, но вы можете переходить улицу, держась за руки.

Последовала еще одна пауза.

— Он никогда не брал меня за руку.

— Итак, мистер Макнатт, вы сознаетесь, что ударили женщину?

— Да, хотя это произошло исключительно в порядке самообороны.

— Понятно.

— Черт! — вырвалось у меня.

Как я и предполагал, никаких результатов не последовало. Хорошо хоть, против меня не выдвинули официальных обвинений, а так копы ничего и не думали предпринимать. Во всяком случае, ни о чем подобном они не сообщили. Они даже не могли проверить пиджак Фила на предмет следов ре-гипнола: подруга, иногда навещавшая моею приятеля, сочла, что пиджак, упакованный в полиэтиленовый пакет, предназначается для химчистки, и отнесла его туда.

Ну и плевать. Я выполнил свою часть договора и доложил обо всем происшедшем в полицию, как и полагается добропорядочному гражданину.

— Может, э-э-э, ну, типа, слить эту информацию в прессу? Да?

Предложение высказала Нина Бойсерт, главный пиарщик «М аут корпорейшн» и советник сэра Джейми по особым вопросам, что бы там эта херня ни означала. Во всяком случае, я обратил внимание, что выговор у нее не столь великосветский, как у Рейни; вернее, прошу прощения, у лже-Рейни. У моей нынешней собеседницы «да» звучало больше похоже на «дук».

Но смысл от этого не менялся.

Мы все уставились на нее. Разговор происходил в ее офисе, даже побольше, чем у Дебби, старшего менеджера нашей радиостанции. Потолок не такой высокий, зато просторнее и вширь, и вглубь, много воздуха и приятный вид на Сохо-сквер. Присутствовали Дебби, Фил и главное светило корпорации по юридической части Гай Булен.

— Однако полиция настоятельно рекомендовала этого не делать, — вставил Булен.

Замечание касалось темы, закрытой, казалось бы, всего пару минут назад. Для юриста Булен выглядел каким-то уж чересчур суровым и прямолинейным; он был примерно моего возраста, высокий, подтянутый, с обветренным лицом. Крепыш, одним словом. Вид у него был, будто, попав при восхождении на гору на полпути в дождь и туман, он, мужественно сверяясь со стрелкой компаса, ведет за собой группу беспомощных ребятишек, отправившихся в поход для закалки характера. Выговор, однако, мягкий: так произносят слова в сельской местности где-нибудь неподалеку от Лондона.

— Дык, э-э-э, типа, у них своя работа, а у нас своя, верно? Мы должны поступать так, как лучше для блага корпорации.

В деловом костюме Нина выглядела просто классно: удлиненное лицо, не лишенное элегантности, отличные зубы и шелковистая кожа, коротко остриженные черные волосы. Наши охотники за головами заарканили ее для «Мауг кор-порейшн», когда она работала в одной всемирно известной фирме, занимающейся управленческим консалтингом. И при том ей еще не исполнилось тридцати.

— Можно вас звать просто Нина? — спросил я с улыбкой.

— Угу, дык, конечно.

Тогда я перестал улыбаться и перешел к делу:

— Миз Бойсерт, моя жизнь, возможно, в опасности. После того, что вы сейчас сказали, у меня сложилось впечатление, будто вы не вполне отдаете себе в этом отчет. Я прошу помощи у коллег по работе и у фирмы, на которую работаю. Так что немедленно…

Именно это «немедленно» заставило моего приятеля и режиссера кинуться на амбразуру. Вообще-то я намеревался продолжить: «…кончай, гребаная ты сука, вякать о своей корпорации; ну ее к чертовой матери вместе с держателями акций и сэром Джейми в придачу; ведь это меня умыкнули посреди ночи в дебри Ист-Энда и собирались хер знает что со мной там сделать, так что давайте поступать так, как лучше для моего блага…» Но я сдержался и высказался значительно короче и, полагаю, вежливее, хотя в обращении к собеседнице по фамилии прозвучало, возможно, несколько больше сарказма, чем это было необходимо.

— Думаю, Фил прав, — отозвался Булен на слова Фила (которые я пропустил мимо ушей, продолжая испепелять взглядом миз Благо Корпорации). — Это юридический вопрос, и тут нам не следует перечить полиции.

— Угу, э-э-э, но я, типа, все-таки, думаю: как же насчет паблисити? Я хочу сказать, эго же сенсация, дык? Я так и вижу первую полосу газеты «Стэндард» с заголовком «Дилжей в аду: жизнь висит на волоске». Ну и фотография, разумеется. Что-нибудь в этом роде, угу? Это грандиозно! Такое нельзя упускать, задарма тебе, что и за деньги не купишь.

Повисло неловкое молчание.

— Вы это на полном серьезе, черт вас дери? — проговорил я.

— Послушай, Кен! — быстро воскликнул Фил, вскакивая с места и хлопая меня по плечу, — Тебе сильно досталось за последние пару дней. Так что тебе лучше пойти отдохнуть. Я тут сам за всем прослежу. Давай встретимся в «Ветви» примерно через полчасика. Лады?

И он принялся подавать мне знаки, поднимая и опуская брови. Гай Булен слегка кивнул, и на его лице изобразилось нечто среднее между улыбкой и гримасой. Дебби уставилась в пол.

— Какая чудесная мысль! — Я встал и окинул взглядом их всех, — Прошу меня извинить.