— Ты меня балуешь, — ответил я после того, как она запрыгнула на кровать и села, изящно сложив по-турецки ноги, обтянутые чулками, и взялась за вилку. Жестами я указал и на тарелки, и на нее саму, — Это… это верх того, о чем только может мечтать мужчина!
— Хорошо, — отозвалась она, — По крайней мере, тут никаких жалоб.
— Может, однажды ты позволила бы мне заплатить за одну из таких супружеских встреч? Или даже свозить тебя куда-нибудь на уик-энд?
Она поспешно замотала головой.
— Нет, так лучше. — Она положила вилку, — Все наши встречи должны оставаться вне рамок обычной жизни, Кеннет. Только так мы можем выйти сухими из воды. Меньше риска попасться кому-то на глаза. Меньше опасности. Если наши встречи происходят за пределами нормального нашего существования, то они меньше связаны с тем, о чем приходится говорить с другими людьми. Они походят на сон, правда? Тем лучше: меньше вероятность, что кто-то из нас нечаянно проболтается. Понимаешь?
— Да, конечно. Не обращай внимания: просто остаточные явления старомодной мужской гордости, желания за все платить самому. Ничего страшного. Мне даже нравится иногда быть на содержании.
— Мне самой бы хотелось, чтоб ты меня куда-нибудь сводил, — улыбнулась Селия, видимо представив себе, как это случится, — Я бы сидела с тобой в кафе и смотрела на прохожих. Да, это было бы здорово: сходить куда-то пообедать, посидеть у Темзы на открытой террасе, при солнечном свете. А потом ты повел бы меня в театр, в кино или на танцы. Или посидеть с тобой на пляже под пальмой. Или просто перейти улицу, взявшись за руки. Иногда я ловлю себя на том, что мечтаю о таких вещах, когда мне плохо, — Селия отвела взгляд и вообще отвернулась, — Но затем я думаю ют о чем. О том, как мы встретимся в следующий раз. И все становится хорошо.
Я опять поймал ее взгляд, но не знал, что сказать.
Селия улыбнулась мне и подмигнула:
— Ешь, а то остынет.
В отеле «Лейнсборо» мы несколько часов провели в похожей на пещеру ванной, экспериментируя со всевозможными лосьонами и кремами. Моя подруга вылила целый флакон «Шанели № 5» в пенку для тела, и я благоухал три дня.
— Чем ты занимаешься, Селия?
— Что ты имеешь в виду?
— Как ты проводишь время? Что собой представляет твоя жизнь?
— Не думаю, что тебе следует об этом рассказывать. Все, что происходит с нами двоими, должно быть отделено от нашей повседневной жизни, разве не помнишь?
— Помню, но ничего страшного не случится, если ты расскажешь, на что похожи твои обычные дни.
— Занимаюсь тем, чем и полагается заниматься женам богатых людей. Хожу по магазинам и ресторанам.
— Подруги?
— Их не так много, и они разные для разных занятий. Одни для магазинов и ресторанов, другие для фитнес-клуба, третьи для катания на коньках.
— Ты занимаешься и этим?
— Немного. Но получается не очень. Есть еще сколько-то подруг, оставшихся со времен, когда я была моделью, вышедших замуж или оставивших работу и живущих с богатыми любовниками. В основном вижусь с теми двумя, которые живут в Лондоне. Езжу в Париж, где встречаюсь с тамошними подругами и одним из братьев. Теперь, когда туда ходит поезд, это совсем просто.
— Часто бываешь в Париже?
— Несколько раз в год. Иногда отправляюсь туда вместе с Джоном. Но обычно он путешествует один. Его вечно где-то носит: то Европа, то Южная Америка. В Париж я наведываюсь чаще, чем куда-то еще. Джон не любит, чтобы я ночевала не дома, если хорошо не знает людей, у которых я останавливаюсь. В Париже я ночую у брата, так что все в порядке, ведь тот работает на Джона и живет в квартире, принадлежащей фирме, которой владеет мой муж.
— Чем твой брат занимается?
Селия взглянула на меня. Это был один из тех редких случаев, когда она показалась мне слегка рассерженной.
— Он не делает ничего плохого, — ответила она резко.
— Да ладно, — проговорил я и поднял руки, словно сдаваясь, — А есть у тебя хоть кто-то из по-настоящему близких друзей?
Селия отвела взгляд.
— У большинства женщин моего возраста есть дети, это нас разделяет, — Она пожала плечами, — Каждый день я провожу уйму времени у телефона, звоню родным на Мартинику. А иногда они приезжают меня навестить, — Селия помолчала и прибавила: — Хотя и не так часто, как мне бы хотелось.
(Потом, когда она ушла в ванную, я обратил внимание на ее лежащую на стуле сумочку; та оказалась раскрыта, и в ней я увидел мобильный телефон в небольшом футляре из коричневой кожи — его зеленый огонек медленно помигивал. Обычно, когда мы оставались вдвоем, Селия телефон отключала. Наверное, это и был тот самый, звонки с которого мой мобильник квалифицировал как анонимные. Какое-то время я наблюдал, как зеленый огонек пульсирует в его маленьком полупроводниковом сердце.
Пока я на него глядел, он казался мне все более и более тусклым. Потом оказалось, что он лучше виден, если смотреть краем глаза, то есть боковым зрением.
Усилием воли преодолев кое-какие остатки гордости, не говоря уже о неких принципах, я перекатился на другой бок, протянул руку и вытащил эту изящную «Нокию». Мой предпоследний мобильник был похожей модели, разве что немного потолще, и я знал, как добраться до собственного номера такой трубки. Записав номер на лежавшем на тумбочке листке бумаги с названием отеля, я сунул его в карман пиджака, после чего положил телефон обратно в сумочку прежде, чем Селия успела вернуться. Это на всякий случай, объяснил я самому себе. Вдруг понадобится о чем-то ее предупредить — например, о какой-нибудь террористической угрозе, наподобие той, о которой я недавно узнал от ребят, работающих с новостями, однако не смог ничего передать в эфир, потому что такое сообщение вызвало бы массовую панику… Ну да, на случай чего-нибудь в этом роде.)
На встречу в отеле «Беркли» Селия принесла наркотики, и у нас оказалось достаточно времени как на сумасшедший секс под кокаином, так и на медленную, укуренную любовь.
— Вот уж не думал, что ты покуриваешь!
— Mais non! ft!Ни-ни! — хихикнула Селия и закашлялась.
Немного позже, распластавшись на кровати в полном улете, я лежал, не в силах пошевелиться, с ватной головой, с руками и ногами, неподвижно застывшими там, куда упали после того, как мы разжали объятия, и наблюдал, как медленно движется солнечный зайчик, желтое пятнышко, след лучика, случайно проникшего через занавешенные шторы сквозь щелочку наверху, в самом центре, где они неплотно сходились, — он полз по белым простыням к левому локтю Селии. Уже в полусне я все никак не мог оторваться от этой лужицы расплавленного золота, в то время как Селия с улыбкой погружалась в тихую, безмятежную дрему. Наконец эта клякса света размером с куриное яйцо, перемещаясь осторожно, незаметно, как стрелки часов, по ее кофейной коже, взобралась на предплечье, и там как бы проявились шрамы, словно разбрызганные поверх темных вен, проходящих от плеча к локтевой впадине.
Эти шрамики походили не то на капли дождя, не то на только что выпавшие снежинки; их было много, и там, где легли эти белесые веснушки с рваными краешками, ее гладкая золотисто-коричневая кожа слегка морщила.
Голова Селии была откинута на подушку и повернута в профиль; я глядел на ее лицо, на игравшую на губах блаженную улыбку, обращенную в никуда, а затем снова взглянул на темную руку. Я думал о ее жизни в Париже, о Мерриэле и о той беде, в которую она там попала и из которой он ее тогда вытащил. И я дал себе зарок, что стану молчать как рыба, разве только Селия заговорит об этом сама.
Там, под этим пятнышком света, под ее кожей, кровь пульсировала медленно, мощно, и я представил себе, как эта кровь, немного согретая упавшим на руку лучиком, течет по всему телу, в то время как Селия смотрит во тьму, словно потеряв сознание и ослепнув, отдавшись воспоминаниям об усиленных химией пароксизмах любви.
Несколько раз я пытался следить за ней — чтобы узнать, где она живет, или хотя бы выяснить, что она делает после того, как мы расстаемся. В отеле «Лэндмарк» имелся бар, откуда хорошо просматривалась стойка регистрации. Я примостился там в уголке и притворился, будто читаю. Еще в спальне я заглянул в ее сумочку, чтобы узнать, какой парик она захватила с собой в тот день, и подсмотрел, какая верхняя одежда висит в шкафу. Это оказался серый костюм, аккуратно повешенный на плечики рядом с какими-то пакетами от «Харви Никс». В баре я просидел долго, но ее так и не увидел, хотя глядел в оба. Не знаю — может, у нее имелся не один парик, а может, я невзначай на какой-то миг опустил глаза, и в этот момент она прошмыгнула мимо, — видимо, оплатив счет заранее, или уж не знаю, что там еще; я провел в баре полтора часа, потягивая виски и похрустывая рисовыми крекерами, пока мочевой пузырь не заставил меня покинуть наблюдательный пост.
